Александр Лонс - Завещатель
— У тебя по физике-то вроде бы пятерка была?
— А причем тут физика? — с подозрением спросила подруга.
— Да? Ну, ладно. А чего ты слушаешь?
— Это — HIM! Пора бы и запомнить.
— Хорошо, запомню, — нечестно пообещал я. — ХИМ, так ХИМ. Пожрать-то есть чего? А то с голоду сейчас рычать начну.
Хорошо вылепленная фигура — сто семьдесят сантиметров красоты, длинные стройные ноги, узкая талия, небольшая, но идеальной формы грудь. На все — про все — пятьдесят килограммов. Ее ник в Интернете был неоригинален — Black_Angel. На принадлежавшем ей интернетовском дневнике на каком-то депрессивном сайте, который она почему-то именовала «ДД» моя подруга так и не поместила ничего, кроме одного-единственного стихотворения. Я почему-то всегда думал, что это были ее стихи. Иногда, очень редко, из нее выползало что-то отдаленно похожее на поэзию.
Она обожала рассказывать о своих музыкальных увлечениях, о каких-то лидерах эстрадных групп и об их отношениях с другими неизвестными мне людьми. Кто с кем спит, кто кого трахает. Я, с умным видом, пропускал все это мимо ушей, время от времени случайным образом роняя фразы типа — «Да? Ну, надо же!» или «Чего только в мире не случается!». Мою подругу это вполне устраивало — прекрасная ложь всегда была привлекательнее некрасивой и отвратительной правды. Но людям направится, когда их обманывают. Все это банально и дано известно, но человека не переделать. Вообще-то одна из значительных трудностей в нашей жизни — слушать других людей. Особенно если на фиг не нужен тот бред, что несет собеседник. Даже если не бред, все равно, зачем мне про все про это надо знать? Или — зачем это говорят? А вот зачем. Очень немногие умеют держать в себе свои эмоции, и выброс их (эмоций) в сторону близкого человека — способ за чужой счет снять с себя тяжесть. В Америке только для этого и существуют психоаналитики. У католиков — исповедники. А моя подруга вместо исповедника использовала меня.
Несмотря на ангельское имя, теперешняя моя «гелфренда» выглядела совсем даже не по ангельски. Скорее — наоборот. Одевалась она только в черное, и сочетала кожу, черную джинсу и многочисленные железки. Черные кружева и жабо, правда, также иногда присутствовали. Туфли она органически не переносила — таскала только ботинки на толстой подошве с тупыми круглыми носами и высокой шнуровкой. Этой обуви у нее была целая батарея — на все времена года и случаи жизни. Из штанов она практически не вылезала и только в жару признавала короткую юбку — кожаную, черного цвета с неизменными шнурками и железяками. Штаны у нее тоже бывали с обязательной шнуровкой — то от колен, то того места, откуда ноги растут, а то и от пояса. Для летней погоды иногда делалась поправка на обувь — ботинки уступали место каким-то странным босоножкам, как у римских легионеров. Прическа у нее не отличалась сильным разнообразием — черные жесткие и прямые волосы до плеч не давали особого простора для фантазии визажистов, и только ее подруги — готки — все время ахали и охали, завидуя природной крепкости, блеску и цвету волос. Была в ней доля не то корейских, не то китайских генов, что придавало ее лицу несколько восточный колорит. Слегка раскосые почти черные глаза с небольшим эпикантусом, высокие скулы, коротенький вздернутый носик — все это мне нравилось необыкновенно. Косметикой она не пренебрегала, и эта ее косметика иногда повергала меня в шок. Возможно, для эстрады подобная раскраска лица и допустима, но для хождения по городу… не знаю… отстал я, наверное, от современной молодежной моды. Правда такие резкие макияжи она накладывала нечасто, а только при походах на свои готик-пати, костюмированные тематические тусовки, да на концерты «готичных» групп и певцов. К ее чести, надо сказать, что природное чувство меры не дозволяло ей перейти некую невидимую грань и впасть в откровенную вульгарность и пошлость.
Вероятно, именно восточные корни позволяли ей как-то по-особому управлять определенной мускулатурой, и наши любовные упражнения всегда доводили меня до полубессознательного состояния и сладких судорог. Она каким-то образом втягивала меня в себя, и в такие минуты я терял всякий контроль над собой.
Сегодня вечером мы должны были в очередной раз пройти весь этот древнейший ритуал, но я сам же все испортил. Когда уселся за компьютер и принялся щелкать по клавишам, она кошкой подкралась сзади и начала странный «разговор по душам».
— Слушай, Воротынцев, это ты написал?
Ее привычка называть меня по фамилии, сначала забавляла, потом раздражала, а еще потом просто привык, и стал относиться к этому с философским спокойствием. Она прижалась своим круглым упругим бедром к моему плечу, протягивая вчерашнюю распечатку.
— Я, ты же видишь… — обнял Анжелку за талию и притянул к себе, — что скажешь?
— Зачем ты это написал?
— Как это, зачем? Мне показалось, что это очень «готично». Думал, что тебе будет интересно, и ты оценишь. И потом, это моя работа в некотором роде.
— Это не готично, это… это… даже не знаю что это такое. Ты меня иногда так пугаешь.
— Я? Пугаю? Тебя? — я усадил ее себе на колени, — почему это вдруг?
— То, что ты время от времени… подожди… ты, иной раз, пишешь просто сумасшедшие вещи. Страшные жестокие и злые. Ужасные! Зачем ты это делаешь? Неужели это кому-то может нравиться?
— Это помогает мне реально жить и не сходить сума.
— А я почему должна читать все это? — не унималась моя подруга.
— Ну, знаешь! Ты же сама напросилась, — я запустил свою левую руку ей под майку, — кто ко мне приставал? «Дай почитать, дай почитать!» Вот и дал. Почитать. Ну, не сердись, иди ко мне…
— Я не сержусь. Подожди, не сейчас. Ну, не надо… не могу я… давай потом.
— Потом? Когда потом?
— Давай завтра утром, — Анжела выскользнула из объятий и слезла с моих колен, — сейчас… я устала сейчас, уже не хочу ничего. Буду спать.
— Ладно, как скажешь, — расстроился я. — Тогда еще немного попишу, вечером лучше работается.
— Хорошо, — неожиданно легко согласилась она. — А я пойду лягу. У меня голова что-то дурная какая-то. Боюсь, болеть начнет.
— Это от моего рассказа? — недоверчиво спросил я.
— Не знаю. Может быть и от твоего.
Черт, я, наверное, действительно идиот! Непонятно — чего жду от этой жизни? Логика у мужиков тоже часто хромает на обе ноги, причем в вопросах личной жизни. Говоря проще — в личных отношениях мужики бывают менее логичны, чем женщины. Но — если столь глубоко вдаваться в самоанализ, то можно себе позволить. Это как его? Экзистенциализм! Что поделаешь, конъюнктура, сэр. Это я о себе.
