Джим Батчер - Холодные деньки
— Лилия, — сказал я. — Она провела рукой над моей грудью, как если бы с помощью этого могла обнаружить влияние врага.
Мэб плотно сжала губы:
— Да?
— Она действительно могла это сделать?
— Конечно же нет, — сказала Мэб. — Если бы это было так просто, враг не представлял бы угрозы. Даже Привратник, с его средоточием силы, не может быть абсолютно уверен.
— Тогда почему же она думала, что это сработает? — спросил я. И сам ответил на свой вопрос:
— Потому, что Мэйв заставила её поверить, что это возможно. Мэйв должна была всего лишь соврать, и, возможно, пожертвовать парой своих пешек, чтобы всё казалось реальным. А затем Лилия просто поводила бы руками над ней, что «доказало» бы, что Мэйв вне всяких подозрений. Лили была недостаточно опытной, чтобы что-то заподозрить. После этого Лилия купилась бы на всё, что Мэйв рассказывала.
— Очевидно, — сказала Мэб слегка ехидным голосом. — А есть ли у тебя вопросы, на которые ты не можешь ответить сам?
Я сжал и расслабил челюсть несколько раз. И спросил:
— Это было тяжело? Сегодня вечером?
— Тяжело? — переспросила Мэб.
— Она ведь была вашей дочерью.
Мэб замолчала и замерла. Она оглядела землю вокруг нас, немного походила взад и вперёд, медленно, нахмурившись, как будто пытаясь вспомнить слова песни из своего детства.
В конце концов, она снова замерла и закрыла глаза.
— Даже сегодня, когда всё катилось чёрту под хвост, вы не могли причинить ей боль, — сказал я.
Мэб открыла глаза и посмотрела вниз через проём в деревьях на безбрежные воды озера Мичиган.
— Несколько лет назад вы очень разозлились. Настолько, что когда вы говорили, это вызывало кровотечение из ушей у смертных. Вот в чём была причина. Вы выяснили, что враг захватил Мэйв. И это причиняло боль. Знать, что враг добрался до неё.
— Это был нож. — ответила Мэб.
— Нож?
— Атаме Морганы, — уточнила Мэб нейтральным голосом — но её взгляд блуждал где-то далеко. — Тот, который ей вручила Красная Коллегия на маскараде Бьянки. Вот как была заражена Леанансидхе — а потом твоя крестная распространила заразу на Мэйв, до того, как я смогла должным образом определить, с чем имею дело.
— Ох, — только и ответил я. Я тоже был на той вечеринке.
Мэб резко повернулась ко мне:
— Я бы хотела упокоить павших Леди на острове, если ты не возражаешь.
— Я не возражаю, — ответил я. — Но осведомитесь и у Хранителя.
— Так и сделаю. А теперь прошу меня извинить. — Она повернулась ко мне спиной и начала удаляться.
— Вы так и не ответили на мой вопрос, — сказал я ей вслед.
Она остановилась, прямая как струна.
— Было ли вам больно убивать Мэйв?
Мэб так и не обернулась. Когда она заговорила, в её голосе появилось нечто, что я никогда не слышал до этого и не слышал никогда после — неуверенность. Уязвимость.
— Когда-то и я была смертной, — сказала она очень тихо.
И пошла дальше к телу своей дочери, пока я сердито… грустно… задумчиво смотрел ей вслед.
* * *Остаток ночи на удивление прошёл безо всяких убийств. Я сел, прислонившись спиной к наружной стене домика, чтобы присмотреть за моими «гостями» внизу, но стоило мне несколько раз моргнуть, как мои глаза намертво закрылись и не открывались, пока я не услышал щебет птицы вдали.
Кто-то поднимался на холм, хрустя камешками под ногами. Я открыл глаза и увидел Крингла. Его красный плащ и сверкающая кольчуга были покрыты чёрной сукровицей, кусок рукояти его меча попросту отсутствовал, будто его кто-то откусил, а его рот был искривлён в широкой, довольной улыбке.
— Дрезден, — сказал он спокойно.
— Крингл.
— Длинная выдалась ночка?
— Скорее денёк, — сказал я. Кто-то ночью укрыл меня старым шерстяным одеялом из военных запасов, которое лежало в пластиковом контейнере в домике. Я посмотрел на Крингла. — Повеселился?
Низкий, тёплый гул смеха вскипел в его груди:
— Весьма. Если я не принимаю участия в хорошей битве каждые несколько лет, то жизнь теряет свой вкус.
— Даже если битва разразится в Хэллоуин? — спросил я.
Он взглянул на меня, и его улыбка стала более широкой и плутоватой.
— Особенно в Хеллоуин, — согласился он. — Как нога?
Я хмыкнул и проверил. Повязка Баттерса никуда не делась, несмотря на все события этой безумной ночи. Постоянная жгучая боль ушла, и я снял повязку, чтобы удостовериться, что крошечная рана на моей ноге наконец затянулась.
— Похоже, жить буду.
— Шип боярышника, — сказал Крингл. — Отвратная штука. Этот шип горячо жжёт и не делает различий между Зимними и Летними.
Он посерьёзнел:
— У меня для тебя сообщение.
— Сообщение? — спросил я.
— Мэб забрала новых Леди с собой, — сообщил он. — Она велела передать тебе, что новую Зимнюю Леди живой и невредимой вернут в её квартиру через несколько дней, после небольшого и вежливого инструктажа. Мэб в прекрасных отношениях со свартальвами, так что не видит никаких проблем в новой… роли твоей ученицы.
— Это… хорошо, наверное, — сказал я.
— Это хорошо, — подтвердил Крингл. — Дрезден… это дело Королев. Я советую тебе не пытаться влезать во всё это.
— Я уже в это влез, — ответил я.
Крингл выпрямился, а его свирепая улыбка стала удовлетворённой:
— Да ну? Любишь жить бок о бок с опасностью, не так ли? — Он наклонился чуть ближе и понизил голос:
— Не позволяй ей превратить тебя в слугу и никогда не задевай её гордость, чародей. Я не знаю точно, что между вами произошло, но подозреваю, что если бы это кто-нибудь увидел, то она бы обратила тебя в пыль. Я такое уже видел. Её гордыня невероятна. Она ни перед кем не преклонит колена.
— Не прогнётся, — сказал я. — Что ж. Я смогу уважать её за это.
— Возможно, сможешь, — согласился Крингл. Он кивнул мне и повернулся, чтобы уйти.
— Эй, — окликнул я его.
Он любезно обернулся.
— Вся эта эпопея с Зимним Рыцарем, — сказал я. — Она сделала меня сильнее.
— Верно, — ответил он.
— Но не настолько сильным, — продолжил я. — Ты мог бы уделать меня той ночью.
— О? — улыбка Крингла исчезла — но ещё светилась в его глазах.
— И я несколько раз видел, как двигаются гоблины, — произнёс я. — Эрлкинг мог бы уклониться от того выстрела.
— Серьёзно?
— Вы хотели, чтобы я возглавил Дикую Охоту.
— Никто не может получить что-то подобное Дикой Охоте даром, Дрезден, — ответил мне Крингл. — Ты можешь только взять это силой.
— Серьёзно? — сказал я так холодно, как мог.
Это вызвало у Крингла ещё один смешок:
