Сергей Лексутов - Ефрейтор Икс
Лаук приостановился, крикнул:
– Слезай, курортник!
Павел не спеша, натянул трусы, обмундирование, сунул ноги в сапоги и, повесив коробку телефона на плечо слез с кабины. Друзья уже расселись на станине. Никанор, прищурившись, обвел взглядом расположение, сказал:
– Какая красота…
– Чего тут красивого? – недовольным тоном пробурчал Павел. – Если бы колючки не было…
– Дурак ты… – лениво обронил Никанор. – Командиры наши тоже дураки. Да если всю эту красоту выкашивать, а сено толкать гражданским… Коров многие в поселке держат. Вокруг покосов мало; поля да леса, и шахтные провалы.
– Хаджа, а ты почему не на кухне? – спохватился Павел.
– Разжаловали из поваров в электромеханики. Из весеннего призыва Прищепу назначили.
– Что теперь, на ДЭС(е) будешь дежурить?
– Придется… – Хаджа равнодушно пожал плечами, медленно обводя взглядом просторы.
Говорил Хаджа без акцента, только мягко подхрипывал на "г" и "к". Он сидел на станине подбоченившись, выпятив мощный живот и изломив бровь, глядел в даль. На вид ну никак не добрейшей души человек, а предводитель банды басмачей. Ему бы больше пошла не пилотка, а чалма. Павел проследил за направлением его взгляда и увидел фигуру человека, ныряющую среди волн, бегущих по траве. По стати и размашистости движений, Павел узнал Могучего. За спиной у него угадывался большой рюкзак. Повернувшись в сторону казармы, Павел вгляделся в вышку. На ней торчала только фигурка патрульного. С некоторых пор у замполита появилась привычка, залезать на вышку и подолгу рассматривать в ТЗК расположение. Павел сам не раз глядел в ТЗК, через него даже кратеры на Луне можно было разглядеть, не то что бегущего из самоволки солдата. Кузьменко с Задорожним уже взобрались на горку. Павел спросил равнодушно:
– Что, хохлы перевод получили?
– Ну, и перевод, и просто настал момэнт такой… – проговорил Хаджа, поводя своим крючковатым носом, будто принюхиваясь, не доносит ли ветер запах пожарищ.
Как радушный хозяин, Павел спустился в капонир, достал стаканы, поставил чайник. Когда выбрался наверх, друзья уже расстелили в любимой выемке плащ-палатку, Могучий выставлял на нее банки с огурцами, помидорами. Волоча за собой телефонный провод, Павел прошел к плащ-палатке, поставил стаканы, подключил телефон. Хаджа аккуратно резал на газете неизменное сало.
Лаук как всегда спросил серьезно:
– Хаджа, а что скажет Аллах?
– Ничего не скажет. Он же не видит. Я сейчас нахожусь на территории Христа, а он сало есть не запрещает.
Павел откинулся на крутой склон горки, трава приятно щекотала шею, уши, склонялась над лицом. В памяти всплыло странное название этой травы – костер… Хорошо! Водку пить не хотелось, посидеть бы просто так, попить чайку, поговорить о том, о сем. Как всегда, обнаружив такое веселье в своих владениях, пришел Котофеич. Хаджа выбрал кусочек сала, в котором было побольше мяса, протянул коту. Но тот вдруг коротко шипнул и угрожающе поднял лапу, прижав уши. Хаджа отдернул руку, проговорил укоризненно:
– Ты чего это дерешься, звэр?
Павел спросил:
– Хаджа, давно хочу тебя спросить, почему тебя так Котофеич не любит?
– Почему, почему… А я знаю?
Никанор принялся разливать, Хаджа сказал:
– Котофеичу не наливай, он уже под газом, только что на меня кидался… Салага, успел в самоволку сбегать…
Могучий взял стакан. Посмеиваясь, Никанор сказал:
– Салагам, вообще-то, не положено…
Лаук раздраженно проворчал:
– Хватит, Никанор. Салага, салага… Все мы тут салаги. Надо делом заниматься, а мы тут х…ем груши околачиваем. Из тридцати человек настоящей службой в роте занято меньше десяти. Все остальные – свинари да поломойки, – похоже, он тоже затосковал по дому.
Могучий предупредительно, с широкой улыбкой подал стакан Павлу. Взяв стакан, Павел спросил:
– Слушай, Могучий, почему тебе всегда весело?
– А чего тосковать? – он улыбнулся еще шире, глядя на солнце сквозь стакан. – Сегодня не идти на дежурство, пробежался до поселка, до дембеля год и четыре месяца. Все отлично. Тебе тосковать, еще меньше причин. Через четыре месяца ты дома будешь.
– Слушайте, мужики, а почему в нашей роте, и правда, нет дедовщины? – вдруг спросил Кузьменко.
– Процент раздолбаев ниже среднего, – засмеялся Павел, и опрокинул стакан в рот.
– Один Черкасов, – как всегда посмеиваясь, добавил Никанор. – Но один человек дедовские порядки не наладит.
– Вы уедете, начнется и дедовщина, – проговорил Могучий, задыхаясь и занюхивая водку рукавом. – Газмагомаев, Волошин, кое-кто еще из того призыва помаленьку корешатся. – Могучий вдруг расчувствовался: – Вы – люди. Я тоже думал, старики, старики… А приехал в роту, у меня глаз выпал. В учебке меня здорово дрючили. А здесь, ни от кого, ничего плохого не видел…
Павел внимательно посмотрел на Могучего, который запихивал в рот целиком огурец.
– Могучий, а почему это ты еще не выпив, уже окосел?
– А я две кружки пива выпил, – безмятежно признался тот.
– Ну-ну… Смотри, замполит почует – на губу запечатает.
– В этом бардаке трудно оставаться человеком, – вдруг заметил Лаук.
– Человеком вообще трудно быть, – добавил Могучий, тяжело сопнув носом.
– Аминь, – заключил Павел и проглотил водку. Прожевав кусок хлеба с салом, Павел спросил: – Послушай, Могучий, а почему тебя в десант не взяли?
– А по блату… У меня отец с военкомом кореша. А мать меня все маленьким считает, вот и упросила отца, чтобы определил, куда полегче. Тут, и правда, халява…
После второй бутылки их окутал туман. Все говорили, не слушая друг друга. Никанор с Хаджой сидели в обнимку и чего-то рычали друг другу. Вдруг Павел поймал на себе трезвый, холодный, изучающий взгляд Кузьменко. Резко дернув головой, будто сбрасывая хмель, Павел посмотрел в его глаза, жестко, пытливо. Заюлив взглядом, Кузьменко торопливо взял кусок сала, затолкал в рот. Неожиданно Павлу пришла на ум мысль, что он уже два раза успел побывать в увольнении. Единственные, кто ходил в увольнительные, это он, да каптер Гамаюнов. Но Павел тут же сморщился; не может быть, мелко, ничтожно… Хотя, грозился же он убить первого попавшегося гражданского, ради того только, чтобы на десять дней в отпуск съездить.
Павла обвевал теплый ветерок, в губах пульсировал жар. Тяжело поднявшись, он сказал:
– Чайник вскипел. Пойду чайку заварю…
От чая хмель немножко выветрился, зато навалилась истомная тяжесть. Помаленьку разговоры стихли, все повалились в траву. Как всегда некстати протрещал зуммер телефона. Взяв трубку, Павел проговорил:
– Пээрвэ на связи…
В трубке голос замполита:
![Сергей Лексутов - Ефрейтор Икс [СИ]](/uploads/posts/books/99839/99839.jpg)
