Олег Северюхин - Личный поверенный товарища Дзержинского. Книга 2. Враги
Офицер штаба начал составлять протокол допроса. Я потребовал переводчика.
– Какого переводчика желательно сеньору? – с ухмылкой спросил офицер.
– Любого, – ответил я, – кто говорит по-немецки, по-французски, по-английски и по-русски.
– Национальность сеньора? – последовал следующий вопрос.
– Немец, – мой чёткий ответ.
– Имя и фамилия?
– Дитмар фон Казен унд Либенхалле.
– Место рождения?
– Москва, Россия.
– Место жительства?
– Париж, Франция.
– Образование?
– Высшее, Петербургский технический университет.
– Последнее место работы?
– Министерство иностранных дел Российской империи, чиновник 9-го класса по особым поручениям.
– Какими языками владеете?
– Свободно владею немецким, русским, английским, французским, на уровне бытового общения – испанским.
– Должность и воинское звание?
– Мобилизованный строительный рабочий.
– Какими наградами отмечен?
– Рыцарский знак ордена Франца-Иосифа.
– Цель приезда в Испанию?
– Борьба с мировым марксизмом.
– Участие в боях?
– Не участвовал.
– Просьбы и пожелания?
– Выехать в фатерланд.
– Спасибо, сеньор, распишитесь здесь.
– На каком языке расписаться?
– Без разницы.
И я отработанным в гимназии почерком вывел: Dietmar von Kasen und Liebenhalle.
– Поздравляю, Дитмар, – сказал я сам себе, – вот и появился первый документ с твоим упоминанием. Это как свидетельство о рождении с набором нужной информации для оценки твоей личности, перспективности и дальнейшей проверки. Сколько тебе ещё придётся заполнять таких анкет и протоколов? Готовься к тому, что их будет бессчётное количество.
Глава 17
На следующий день приехал представитель немецких наблюдателей за военными действиями в Испании. Весь такой фон-барон. С первого взгляда было видно его прибалтийское происхождение. Все прибалты чувствуют себя эдакими маленькими пупками земли. Они считают, что только они являются истинными носителями арийской расы, презирая настоящих ариев, к которым, в частности, относятся и русские, и другие славяне, включая пруссов.
– Здравствуйте, господин Казен, – поздоровался он со мной по-русски с тем акцентом, который присутствует у них в русском и в немецком языках, – я барон фон Крюгер из немецкой миссии в Испании. Я слушаю вас.
– Фон Казен, – поправил я его. Если уж ты дворянин, то дворянство своё неси с честью, не позволяй никому ронять его или унижать всяким гончарам, у которых профессия заложена в их родовой фамилии, – я хотел послужить фатерланду на полях сражений с коммунизмом.
– А почему бы вам сразу не поехать в Германию и поступить там на службу? – спросил барон.
– Господин барон, что бы вы сказали немцу, который всё трудное время пересидел во Франции, а потом приехал и сказал – вот он я, любите меня, давайте мне должность и положение, потому что я немец? Вы бы первый спросили меня – а какие у вас заслуги перед Германией? Никаких. Вот, идите и заслужите себе уважительное отношение со стороны остальных немцев, – ответил я Крюгеру.
– Резонно, – сказал барон, – вы пока будете находиться под стражей. Я вас попрошу сделать подробное жизнеописание, чтобы мы могли оценить вас и найти достойное применение вашим способностям и знаниям. И не забудьте описать тот подвиг, за который вы удостоены ордена Франца-Иосифа.
– Проверка началась, – подумал я, – мне не нужно придумывать липовую легенду, моя легенда моя жизнь. Меня никто не торопит. Пустое славословие я отброшу, напишу так, чтобы компетентным органам было легче отбирать факты, которые требуют проверки, которые легче всего будут проверены и интерес к моей персоне подтвердит, что полковник Миронов своё задание выполнил, а я приступил к выполнению своего постоянного задания.
Я писал почти два дня, отрываясь только для приёма пищи. Я был помещён не в тюремную камеру, а в чистенькую комнату и питание было вполне даже сносным. Если кого-то интересует, что я написал в своём пояснении к истории своей жизни, то я адресую вас к моей первой книге «Комиссарша», где моя жизнь до этого момента изложена достаточно подробно.
Целую неделю я жил взаперти. Каждый день ко мне приходил Крюгер для уточнения тех или иных деталей в моём жизнеописании.
На исходе первой недели моего заключения ко мне заглянул человек с внешностью бухгалтера, роста примерно 170 см, спортивная фигура, короткая стрижка «бокс с чубчиком», маленькие, глубоко посаженные глаза, нацеленные в глаза собеседника.
– Это вы Казен? – резко и коротко спросил он.
– Фон Казен, – поправил я его.
– Для меня просто Казен или никак, – коротко сказал он.
– Хорошо, я просто Казен, – согласился я.
– А я просто Мюллер, – сказал он, – не из мельников, а из мусорщиков. Так что вы можете делать?
– Я могу делать всё, что нужно для Рейха, – сказал я.
– А если вам прикажут мыть полы и чистить сапоги офицерам? – спросил он.
– Если нужно для Рейха, то грязной работы не бывает, – так же коротко ответил я.
– И интеллигентность не возмутится? – спросил Мюллер, сверля меня своими ледяными глазками.
– Управляемая интеллигентность не взорвётся, – ответил я.
– А по мне, так нужно всех интеллигентов запереть в шахту и эту шахту взорвать, – сказал Мюллер.
– Можно сделать и так, – согласился я, – а затем вырастить новую интеллигенцию.
– Ну-ну, – сказал Мюллер и вышел.
– Кто это? – спросил я у Крюгера.
– Как кто? – удивился он. – Это сам любимчик Гиммлера и Гейдриха, бригадефюрер Гестапо-Мюллер.
– Надо же? – так же искренне удивился я.
Моё удивление, естественно, донеслось до Мюллера и явилось, как мне кажется, одним из элементов моей искренности и надёжности в плане того, что я не человек, засланный вражескими разведками.
Если бы я готовился к внедрению, то уж я бы знал, кто такой Мюллер и о его манере разыгрывать этакого простачка, усыпляя бдительность собеседника, чтобы потом нанести разящий удар. И то, что он был заядлым шахматистом и не гнушался посидеть в дежурке, сыграть партейку с дежурным офицером. Его неуверенная вначале игра всегда сбивала с толку партнёра, заставляла его расслабиться, как с неопытным игроком, и тут же соперник получал неожиданный мат. Не будь Мюллер в гестапо, его могло бы ожидать неплохое шахматное будущее.
Глава 18
После визита Мюллера моё узилище превратилось в моё жилище. Охрана исчезла. Я оказался в общежитии немецкой миссии. Кто и чем там занимался, не известно и вообще рекомендовалось никуда не совать свой нос, что надо, то мне скажут. Похоже, что меня куда-то уже определили с испытательным сроком.