Андрей Ильин - Девять негритят
Пока…
В шлеме скафандра тревожно замигала лампочка, сигнализируя о том, что основной запас кислорода на исходе. Раньше космонавт тут же бы переключился на аварийный баллон, но теперь не спешил, теперь он высасывал из баллона весь воздух, до последнего глотка.
Дышать становилось все тяжелее, спазм удушья перехватывал горло.
Это был еще не конец, это была всего лишь репетиция той, будущей и скорой агонии.
— Переключаюсь на аварийный запас, — просипел русский космонавт.
В скафандр хлынул свежий, спасительный кислород.
Теперь Алексей Благов уже экономил каждое движение, потому что экономил кислород. Теперь он висел недвижимо, стараясь дышать как можно реже и поверхностней. Он играл в прятки со смертью, выгадывая секунды жизни. Он уже почти не надеялся на спасение. Но… все равно надеялся!.. Потому что надежда умирает самой последней…
Алексей Благов висел в безвоздушном пространстве, зацепившись скрюченным пальцем за скобу. Оторваться от станции и улететь в космос он не боялся, теперь он боялся совсем другого.
Таймер часов, укрепленных против его глаз, отсчитывал время. Остатка его жизни.
Двадцать семь минут.
Двадцать шесть.
Двадцать пять…
И от этого неумолимого счета волосы на его голове шевелились и вставали дыбом.
Ну почему именно он? Почему не кто-нибудь другой?! Ведь в космос уже летают десятки землян, но из всех из них судьба выбрала почему-то именно его! Одного!
Теперь, умирая здесь, на орбите, он жалел о том, что его жизнь сложилась именно так. Раньше — гордился ею. Потому что выбрал эту профессию сам и всегда, сколько себя помнил, стремился к ней.
Пятнадцать.
Четырнадцать.
Тринадцать…
Он сделал все, чтобы попасть в отряд космонавтов. Он попал туда чудом, пройдя сито медицинских и психологических отборов. Конечно, сегодня попасть в отряд космонавтов проще, чем двадцать или тридцать лет назад, но все равно нелегко. Все равно туда попадают единицы. Счастливчики.
К которым причислял себя и он.
Но лишь до сегодняшнего дня!..
Ну почему, почему все так сложилось?
Почему?..
Почему?!!
Когда в аварийном баллоне остался запас кислорода на пять минут, он вдруг очнулся и, быстро-быстро перебирая руками, «побежал» к жилому модулю. Побежал, чтобы не умирать вот так, в одиночку, в черном и безразличном космосе. Чтобы умирать, видя перед собой человеческие лица, а не эту проклятую черноту и звезды и не Землю, которая не может или не хочет ему помочь. Которая его предала!
Он не хотел умирать в одиночестве! Потому что страшнее того одиночества, в котором оказался он, представить просто невозможно.
Он добежал до иллюминатора, к которому приник, с разгона ткнувшись в него шлемом — стукнувшись стеклом о стекло. Он приник к иллюминатору и никого — совсем никого — не увидел! Потому что там, куда он добрался, никого не было — все, кого он ожидал здесь увидеть, находились далеко, находились в шлюзовых отсеках!
В последние мгновения своей жизни он больше всего хотел видеть перед собой человеческие лица и видеть на них сострадание. Но даже этой малой поблажки судьба ему не предоставила!
Даже этой!..
Он не мог никого видеть, но мог хотя бы слышать! И его могли слышать — здесь, на станции, и сотни людей там, на Земле!
Его могли слышать, и, значит, он мог что-то сказать.
— У меня осталось три… нет, уже две минуты, — почти спокойно произнес он. — Надеяться не на что… Передайте моим близким, что я думал о них. Что думаю…
Там, далеко внизу, на Земле, в Центре управления полетом, все напряженно затихли, замерли перед своими мониторами. Все обратились в слух. Почему-то какой-то растяпа не догадался сразу выключить трансляцию.
— Я не жалею, что все так получилось, — бодрясь и изображая героя, потому что понимал, что его слышат многие, произнес русский космонавт Алексей Благов. — Так лучше, чем где-нибудь в больнице…
Но ему уже не хватало воздуха, он уже вырабатывал последние литры кислорода, дыша тяжело, с натугой. И присутствие духа оставляло его вместе с последними глотками воздуха.
— Нет, я не это хотел сказать!.. — крикнул он, уже плохо контролируя себя. — Не хочется умирать! Сейчас… Ужасно не хочется… Из-за какой-то случайности…
И, судорожно всхлипнув, заплакал.
Он плакал тихо, еле слышно, и его слезы не капали, а повисали неподвижными, блестящими, кругленькими бусинками возле его глаз или, если он шевелил головой, летели, разбиваясь о стекло шлема. Он думал, что его никто не слышит, забыв, что в скафандре установлены очень чувствительные микрофоны!..
— Не хочу умирать… — повторил он. Хотя, наверное, считал, что не сказал, что лишь подумал об этом. — Не хочу-у!..
А потом все закончилось.
К сожалению, не быстро. И не легко.
Алексей Благов умирал долго и очень мучительно…
В аварийном баллоне начал истощаться кислород, но не сразу, постепенно, по глотку. Космонавту становилось труднее дышать — все труднее и труднее. Он огромными глотками жадно втягивал в легкие воздух, который не мог насытить его. Он распахивал рот, как рыба, выброшенная на сушу, он хрипел и сипел, но все равно еще жил, еще понимал, что с ним происходит.
Он умирал мучительней, чем если бы даже тонул. Если бы он тонул, он бы захлебнулся водой и довольно быстро пошел ко дну. Но он не тонул, он задыхался…
Он багровел, а потом синел.
И лишь одна, последняя, отчаянная мысль сверлила ему мозг: «Почему именно я? Вот так глупо, случайно…»
Но вдруг в последние секунды его жизни что-то произошло. Он все увидел по-другому. Все переосмыслил и все перевернул с ног на голову.
Он подумал про себя: «случайно» — и, зацепившись за слово, вдруг ясно понял, что не случайно! Нет, это не случайность, не стечение роковых обстоятельств, не несчастный случай… Потому что никакой не случай!..
Его умирающий, агонизирующий мозг заполнила главная, которая была сильнее даже страха смерти, мысль. Которую он обязательно хотел высказать, прежде чем умереть. Хотел донести до слышавших его людей.
Это не случайность — это убийство!
Его убили!..
Возможно, так ему уйти было легче, потому что ненависть — очень сильное чувство, порой даже более сильное, чем страх смерти. И умирать в ненависти легче, чем умирать в смертной тоске.
Да, его убили!
Его убил его напарник, который решил поквитаться с ним за свою жену. За рога! Это он все так подстроил, потому что обещал с ним рассчитаться!..
И — рассчитался!..
— Витька!.. Гад!.. Это же ты!.. — уже задыхаясь, уже хрипя, кричал Алексей Благов, расходуя на это самые последние глотки воздуха. — Ты меня убил! За жену!.. Сука!..
