Стивен Джонс - Мистика
Парень и телка в песочке валяются мягком. Что за досада: таким достается дар смерти! Только подумаю, сердце мое разрывается прямо. Первой она завизжала. Луна так ярко светила — ясно я видел, как тело под воду сползает. Но кто его тащит? Парень не стал дожидаться, вскочил и дал деру. И на ходу обмочился — в лунном свете струя засверкала. Он выл и бежал без оглядки.
Медленно вышло Оно из воды, ступая разлаписто, тяжко. Просто как в фильме плохом, мне подумалось тут же. Задние лапы в песок упирались. В передних мертвое тело. Точно, та девка — вон загорелые руки и ноги. Слюни наполнили пасть мне от жажды напрасной.
Тут и чудовище зубы свои показало. Клац — откусило лицо оно вмиг у девчонки. Как же все просто, подумалось мне, как все быстро. Клац — и уже человека не стало, лишь мертвое мясо. Мертвое мясо. Пока еще теплое мясо. Ну а затем разложение на элементы…
Топот и вопли. На шум уже мчались из клуба люди Гар Рота, стволы свои в монстра нацелив. Пушки-то пушками, только на лицах их — страх, ужас читался на лицах у них первобытный. Выстрелить, впрочем, никто не успел — чудовище их похватало, точно щенят, и вспороло от паха до шеи. Шлеп на белый песок — и алая кровь в лунных лучах побежала.
Вижу, идет Оно дальше, верней, ковыляет Оно неуклюже. Плавать привычней ему, я это сразу заметил. Лапы зеленые все, в чешуе, в перепонках. Вдруг как разинуло пасть и завыло: "Мамочка, мама, ты видишь, я у тебя молодчина!"
Ну и мамаша у этого типа, решил я. Нет, не представить ее мне себе, как ни тужься. Тут я услышал — Гар Рот матерится с террасы:
"Тальбот, так тебя так, ты куда запропал-то?"
Я потянулся, и шумно, всласть я зевнул, облизнулся, клыки выставляя. Наперерез живоглоту я вышел спокойно — голый, как был, и сказал ему:
"Эй, погоди-ка".
"Кто это там свою пасть на меня разевает? Что ты растявкался, шавка? Допросишься, я тебе пузо мигом вспорю и кишки по песку раскидаю".
"Ай, как невежливо, где твои, братец, манеры?"
"Что ж, меня Алом зовут — Великим, запомни. Ты-то кто будешь? Каких? Из какой конуры или будки? Тявкай погромче, блохастый, а то не расслышу. Впрочем, щенок, что бы ты мне сейчас ни протявкал, будешь кишки свои жрать и песочком закусишь".
"К бою готовься, — сказал я. — Ублюдок зеленый".
"К бою? — Он рыкнул. — А с кем? Кто меня вызывает?"
"Я, — отвечаю. — Я страж, охраняющий берег. Я стерегу на пороге, вот мое дело".
Нет, он не понял, чешуйчатый, лишь тупо он выкатил бельма. Что тут таить, на миг его жалко мне стало.
В это мгновенье луна из-за туч показалась. Как я завыл — она в небесах содрогнулась.
В лунных лучах чешуя его мокро блестела. Лапы свои он занес и выпустил когти. Зубы ощерил, любого клинка поострее. Кинулся, целя клыками мне в самое горло.
Что он успел? Охнуть успел удивленно. Сипло успел он сказать: "Ты что, да ведь это нечестно!" Больше он не говорил, — я оторвал ему лапу и бросил подальше. Когти скребли по песку, она дергалась — крабом, лангустом. Я не смотрел на нее — я погнал его к морю. Как он бежал! Как он несся! Как кровь из раны хлестала! Я лишь отплюнулся, в рот соленой воды набирая. Ну уж и кровь у чудовища, вони-то, вони! Мигом нырнул я за ним в беспокойные волны.
Глубже нырнул он — я не отстаю, хоть мне худо: кровь молотками в ушах, разрывается грудь и сознанье мутится. Он все быстрее гребет, я за ним неотступно. Так мы доплыли до страшного места — до нефтяного разлива. Вышка стояла тут, рухнула и затонула. Только остов ее ржавый торчал над водою. Здесь-то чудовище смерть и настигла в итоге.
Здесь Ал, наверно, родился, и здесь его логово было. Что ж, я убил его? Нет, не совсем. Он и так, издыхая, весь кровоточил, когда я загнал его в море. Я приближаться все медлил — сдавалось мне, кровь у него ядовита. Вижу — кончается. Дал ему в морду. Клычище вырвал один у него — на удачу, — зашатавшийся сильно. В это мгновенье она на меня налетела. Вихрь из когтей и клыков, и яростней бури.
Стоило ль мне удивляться? У чудища мать оказалась. Что же, ведь каждого мать на свет народила. Просто кого ни возьми — у всех своя мама имелась.
Эта явилась оплакать сынка. Отомстить мне. Что говорила? Представьте: "Ах, как же могли вы! Это жестоко, ужасно, кошмарно жестоко!" Пала на грудь ему, гладила жуткую морду, стенала. После мы с ней поболтали — искали общие темы. И нашли их.
Дальше что было над трупом? На ржавой конструкции в море? Что надо, то было. Не любопытствуйте, нечего — ведь то наше дело, и точка. Отпрыска я умертвил ее, так иль иначе. С ней я мог сделать, наверно, что пожелаю. Это и сделал. Желание было взаимно.
В волнах катались, друг друга терзали до крови. И под когтями моими ее чешуя облетала. Зубы мои ей в загривок впивались.
Трах-тибидох. Как мир стара эта песня.
Где-то под утро из волн на песок я, шатаясь, ступаю. Рот терпеливо меня поджидал до рассвета. Голову чудища я ему под ноги бросил. Белый песок налипал на раскрытые бельма.
"Вот кто покоя вам тут не давал, — объявил я, — и мертв он". Рот мне в ответ: "Что же дальше?"
"Гоните монету".
"Так на кого он работал, по-твоему? Тальбот, под кем же ходил он? Мафия, нет?" — "Он соседом вам всем приходился. Шум раздражал его, видно. "Металл", понимаю". — "Думаешь?" — "Знаю", — сказал я, на голову мертвую глядя. Звук под водой ведь в сто раз раздается сильнее. "Ладно, откуда он взялся?" Устало влезая в одежду, я прошептал: "Мясо его привлекало. С приправой из травки и с прочим". Рот понимал, что я вру, но чем ему крыть, ведь от волка правду услышать рассчитывать нечего. Где уж. Я на песок опустился, на мягкий и белый. День занимался, и небо приметно светлело. Я все смотрел и смотрел на восход и не щурился даже.
Думал о том, как и когда же я встречу конец свой. Думал о собственной смерти, о собственной смерти.
Ким Ньюман
Семь Звезд
Эпизод седьмой
ДУЭЛЬ СЕМИ ЗВЕЗД
Урожденная француженка, Женевьева Дьедонне бьша дочерью врача, жившего во времена Столетней войны. Обращенная Темный Поцелуем Жиля Шанданьяка, она стала вампиром особой породы.
Первая версия Женевьевы появилась в книгах Кима Ньюмана из серии "Вархаммер" — "Дракенфелс." (Drachenfels, 1989) и "Женевьева Неумершая" (Genevieve Undead, 1993) и в новелле "Красная жажда" (Red Thirst, 1990), все под псевдонимом Джек Йовил. Вторая — и наиболее реалистично выписанная — является действующим лицом в романах "Анно Дракула" (Anno Dracula, 1992) и "Слезный суд" (Judgement of Tears, 1998).
