Павел Амнуэль - Что там, за дверью?
Себастьян вышел к дороге и помахал рукой.
— Слава богу! — воскликнул Форестер. — Забирайтесь в машину. Где ваша жена? И дочь?
Себастьян показал рукой.
— Побыстрее, — поторопил Форестер.
Себастьян с Элен устроились на заднем сиденье, Памела села рядом с Форестером, похоже, что никакая сила не могла заставить ее сесть с девочкой, хотя совсем недавно она держала Элен на руках, говорила с ней и вообще не проявляла беспокойства.
Выехав на шоссе, Форестер свернул влево.
— Мы едем не к вам? — удивился Себастьян.
— Ко мне, — сказал Форестер, глядя на дорогу. — Сделаем крюк, объедем Пикскил. Там на шоссе два полицейских поста — в южном направлении. Что с Элен?
— Когда она начинает волноваться, — сказал Себастьян, — что-то, видимо, смещается в частоте… Я не знаю.
— Это кошмар, — тоскливо произнесла Памела, — так невозможно жить.
— Пожалуйста, Пам, — начал Себастьян, но Форестер прервал их обоих:
— Не нужно сейчас спорить, поговорим у меня, постарайтесь сделать так, чтобы Элен поспала хотя бы час-полтора, пока мы доедем, хорошо?
— Хотела бы я видеть, как это… — начала Памела, но Себастьян мягко положил руку ей на плечо и, наклонившись вперед, прошептал:
— Тише, Пам. Она дремлет.
Элен забралась с ногами на сиденье, она пока не спала, глаза ее были приоткрыты, но видела девочка что-то свое, то ли придуманное, то ли настоящее, но, скорее всего, не спинку переднего сиденья, не окно машины, не солнце за ним, а что-то более далекое, но ей более близкое, так казалось Себастьяну, и он, конечно, мог на этот счет сильно заблуждаться — он погладил Элен по голове, девочка вздохнула, глаза ее закрылись, и она заснула, как спала обычно дома после обеда, свернувшись калачиком и прижавшись щекой к любимой игрушке.
В районе Тарритауна их обогнала полицейская машина, и Себастьян втянул голову в плечи, а уже неподалеку от университета стоял на дороге полицейский пост, но Форестер, не доезжая, свернул направо и, показав пропуск белозубому сторожу-афроамериканцу, въехал на территорию кампуса. Телефон его несколько раз звонил, но Форестер на звонки не отвечал, только смотрел на дисплей и что-то бормотал себе под нос.
На стоянке машин было немного, физик сказал «Идите за мной», и Себастьян взял Элен на руки, она не только не проснулась, но, похоже, заснула еще крепче — то ли ее укачало в дороге, то ли сказались волнения.
Форестер повел их вокруг десятиэтажного корпуса по дорожке между деревьями к стоявшим чуть в стороне ажурным домикам, которые, впрочем, только издали выглядели легкими, будто готовыми взлететь, а вблизи оказались приземистыми корпусами, воздушный вид придавали им находившиеся на крышах огромные блестящие пластины солнечных батарей.
— Сюда, — сказал Форестер, и они вошли в крайний левый дом, миновали светлый холл, где никого не было, кроме охранника, кивнувшего физику и сразу отвернувшегося к экрану маленького телевизора. Поднялись в лифте на второй этаж, хотя могли подняться по широкой лестнице, и в торце недлинного коридора Форестер открыл своим ключом белую, будто больничную, дверь. Кроме обычного замка дверь запиралась еще кодовым набором, и Форестер набрал на маленьком щитке комбинацию цифр и букв.
Внутри, как и ожидал Себастьян, оказалась физическая лаборатория, но с первого взгляда трудно было определить, в какой области физики специализировался хозяин: были здесь и обычные осциллографы, и зачехленные длинные аппараты, похожие на пушечные стволы, и большие выключенные телевизоры, и, конечно, с десяток компьютеров с плоскими экранами, и еще какие-то аппараты, стоявшие вдоль стен. Форестер провел гостей в центр помещения, где стоял большой стол с разбросанными на нем книгами, большими тетрадями и листами бумаги — чистыми и исписанными, — еще раз повторил: «Сюда» и показал Памеле на глубокое кожаное кресло, а Себастьяну, все еще державшему на руках спавшую Элен, — на маленький диванчик, стоявший у стены в таком месте, что его невозможно было увидеть со стороны входной двери, да и дверь, сидя на диванчике, тоже увидеть было невозможно, и это сразу заставило Себастьяна напрячься, хотя, по идее, сейчас-то уж он наверняка мог расслабиться и не думать — по крайней мере в течение ближайших часов — о полиции, органах опеки и миссис Бакли.
— Рассказывайте, — потребовал Форестер, и Себастьян рассказал. Подробно, не упуская деталей, с того момента, как утром в дом позвонил знакомый сержант. Физик — внимательно слушал и лишь однажды тихо выругался — когда Себастьян рассказал о предательстве Лоусона. Закончив, Себастьян попросил пить, и Форестер принес ледяной апельсиновый сок.
Холодная капля упала с донышка стакана на шею Элен, и девочка открыла глаза. Почувствовав себя на руках у отца, она улыбнулась, крепче прижалась к Себастьяну и сказала только одно слово:
— Мама?
— Здесь, родная, все хорошо, — сказал Себастьян. — Хочешь пить?
— Нет. Я хочу спать. Мне такой сон приснился…
— Какой? — вмешался Форестер. — Ты запомнила? Можешь рассказать?
Элен нахмурилась: она не знала этого дядю, она только сейчас разглядела, что находится не дома и даже не в машине, а в каком-то странном месте.
— Это Дин, — сказал Себастьян. — Мы у него в гостях. Почему бы тебе не рассказать свой сон, дорогая? Мы с мамой тоже послушаем.
— Не помню, — пробормотала Элен. — Когда проснулась — помнила. И сразу забыла.
— Ну хорошо, — Форестер встал и направился к одному из компьютеров, — не будем терять времени. Я сделаю контрольную съемку, хорошо? Басс, посадите девочку на диван и отойдите в сторону, это не займет много времени, минуту, не больше.
— Если Элен испугается… — начал Себастьян.
— Значит, мы потратим меньше времени, — прервал его Форестер.
— Вам все равно, будет ей страшно или нет, — подала голос Памела. — А если станет страшно нам? Мне?
— Пожалуйста, Пам, — поморщился Себастьян, — не нужно пугать Элен. И себя не нужно заводить. Все будет хорошо.
Он посадил девочку на диван, дал ей в руки куклу и отошел к компьютеру, у которого сидел Форестер. Пальцы физика быстро стучали по клавишам, на экране пока ничего не менялось, в кадре были диван, Элен, окно, в которое гляделось ярко-голубое небо.
— Включаю, — сказал физик. — Я сейчас делаю то, чего не мог сделать у вас дома, Басс. Съемка идет не только в видимом, но в ультрафиолетовом и в инфракрасном диапазонах. Шесть камер, каждая снимает с частотой сто девятнадцать тысяч кадров в секунду.
— Вы говорили — шестьдесят…
— Переносная камера быстрее не может, здесь стационарные. Хорошо, что сегодня…
