Иван Цацулин - Атомная крепость (Художник. И.Ефимов)
— Бросай оружие! Руки вверх! — приказал сержант Глыбин.
Диверсант вздрогнул и поднял руки.
— Обыщите его, — приказал Русаков сержанту и выстрелил из ракетницы.
Вертолет приземлился через полчаса. С него на поляну сошли генерал Бондаренко и полковник Харламов.
— Ну, капитан, показывайте ваш трофей. — И Бондаренко подошел к сидящему на камне диверсанту. — Так вы думаете, что это тот самый человек, которого мы искали под Красноталом?
— Да, товарищ генерал. Его зовут…
— Как? Вы успели узнать его имя? Как же его зовут?
— Абдулла Османов, — четко сказал Русаков. — Вот он перед вами собственной персоной.
Диверсант в ужасе вскочил на ноги.
Бондаренко смотрел на него тяжелым взглядом.
— Убийца моего сына… Встретились-таки, — произнес он с ненавистью и презрением.
Глава двенадцатая
Майору Ундасынову пришлось перенести тяжелый удар: Ухваткин исчез. Недавний больной одного из санаториев в Койсара, он как сквозь землю провалился. Случилось это примерно в то же время, когда был схвачен Двадцатый. Генерал Бондаренко уничтожающим взглядом смерил Ундасынова с ног до головы.
— Вы, майор, понимаете, как это называется? Связь, которую Ухваткин поддерживал с Абдуллой Османовым, вы так и не сумели обнаружить. Больше того, Ухваткину была передана вторая кассета с микропленкой, однако вы и этого не заметили. И, наконец, человек, с которого вы не спускали глаз, — исчез.
Ундасынов молчал, не зная, куда деваться от стыда.
— Переживаете? — сказал Бондаренко. — Заслуженно. Но государству нет никакого дела до наших с вами переживаний, оно требует от нас обезвредить вражеского агента, и мы должны сделать это во что бы то ни стало.
— Слушаюсь, товарищ генерал.
Бондаренко прошел к письменному столу и склонился над картой.
— Имейте в виду, майор, обыгравший вас вражеский агент сейчас далеко отсюда, в этом можно не сомневаться, в мышеловке он сидел поневоле. Но, с другой стороны, он, по-видимому, слишком опытный разведчик и не сразу отправится в Москву, к своему шефу. Вот и давайте сообразим, где он может быть. Медлить нам с вами никак нельзя.
Степь раскинулась бескрайним зеленым ковром от горизонта ло горизонта. Прошли обильные дожди, принесшие свежесть и аромат травы. Днями солнце катилось по голубому куполу величаво медленно, огромное, ласковое. По вечерам небо пылало багровыми закатами, рваные края темных туч, окаймленные лучами уже невидимого солнца, низко склонялись над потемневшей землей. С ночью снова приходил свежий звон крупных дождевых капель, и лужи не просыхали до полудня. Такой погоды в этих краях давно не было. Люди гадали — отчего бы такая перемена?
В поезде местного сообщения обращал на себя внимание нескладный детина с ружьем в чехле: он был общителен и любезен.
— Казахстан — рай для охотников, — говорил он, жестикулируя ружьем. — А охота, что может быть лучше для отдыха, для успокоения нервной системы, для восстановления и сил, и душевного равновесия.
Пассажиры вежливо поддакивали, энтузиазм охотника заражал и их. Но тот, кажется, адресовался главным образом к сидевшему напротив крепкого сложения человеку с небольшими рыжими усиками. Наконец он прямо сказал:
— Не хотите, ли составить компанию, а? Тут неподалеку есть такое озеро — чудо! Дичи — полно! А какая тишина, безлюдье, покой!
Мужчина с усиками нехотя потянулся, внимательно посмотрел на веселого охотника, подумал.
— Пожалуй, — согласился он. — Только как же я буду охотиться без ружья-то?
— Пустяки, — радостно засуетился охотник. — Вы с моим ружьишком, а я с удочками — вот они у меня, потом — наоборот. Идет?
— Идет.
Они сошли на ближайшей же станции и пошли по степи.
Солнце в зените. Озеро — в мелкой ряби ласковой, еле заметной волны. Утки лениво качаются на воде, неожиданно поднимаются в побледневшее от зноя небо, тянут в далекие камыши, густо обступившие тихие воды.
— Благодать, — сказал общительный охотник, снимая рюкзак. — Меня можете звать Василием Ивановичем. Ухваткин — моя фамилия. Между прочим, ленинградец, то есть, конечно, в прошлом.
Спутник Ухваткина молчал. Сбросив поклажу, он растянулся на берегу и как бы задремал.
— Между прочим, давайте-ка закусим, не мешает, — снова засуетился Ухваткин.
Выпили по маленькой. Закусили. Закурили. Мужчина с рыжими усиками снова растянулся отдыхать.
— Ну что ж, пора и за дело, — произнес Ухваткин, резко меняя тон разговора. — Между прочим, я сотрудник Комитета Государственной Безопасности… Долго мне пришлось гоняться за вами, гражданин Красавин.
Красавин одним прыжком вскочил на ноги, в руке его блеснул револьвер. Но на Ухваткина бурная реакция его собеседника, казалось, не произвела никакого впечатления.
— Не валяйте дурака, Красавин, — сказал он примирительно. — Я пригласил вас сюда отдыхать, вы и отдыхайте, а не прыгайте, как заяц. Я устал с вами, мой организм тоже покоя требует. Между прочим, можно и поговорить. Только на дуэль меня не вызывайте, нынче не то время. Садитесь.
Красавин, с любопытством глядя на собеседника, сел.
— Вы думаете, раз я чекист, так и враг вам? А между прочим, мне вас жалко, вы еще молоды, Красавин. — Ухваткин зевнул. — Какая жара! Придется поставить палатку… Да, так вот, на досуге тут вам придется подготовиться к допросу, честно надо будет все рассказать.
— Что именно рассказывать? — буркнул Красавин, который явно не знал, как ему следует держать себя
Ухваткин усмехнулся:
— Ну, это вы сами знаете: о ваших встречах с агентом иностранной разведки «Михаил Ивановичем»… О его заданиях… Вы же шпион. Не прыгайте, это, между прочим, факт.
— Вы хотите арестовать меня? — в голосе Красавина был ужас.
— Я уже арестовал вас, но вы, Красавин, не волнуйтесь, такова жизнь. И между прочим, вы бросьте эту мысль — пристрелить меня: весь район поставлен на ноги, чекисты знают, что мы с вами тут отдыхаем, сбежать все равно не удастся.
— Я и не собираюсь бежать, — устало произнес Красавин и отшвырнул от себя револьвер. — И запираться не стану, какую меру советский суд определит, будет правильно. Давно мне такая жизнь опостылела, да вот сил не было самому порвать.
Ухваткин подобрал револьвер Красавина.
— Слабость воли, понятно. Только вот мера наказания к вам, Красавин, между прочим, будет применена серьезная. Придется во всем сознаться, все рассказать.
— Все расскажу…
— Ну, ежели так… И как вы инженера Камзолова в поезде убили и из вагона выбросили недалеко от Фрунзе, рассказать придется.
