Переворот.ru (СИ) - Маркеев Олег Георгиевич
«Мечта идиотов в лампасах. Идеальные солдаты: ни страха, ни сомнений, ни стыда, ни совести. Вынесут все, кроме выстрела в голову. Даже неловко такими истуканами командовать, если честно».
Единственный, кого он не ощущал, как часть себя самого, был Ибрагим.
Волна тревоги, как ночной ветерок, вдруг захолодила затылок.
Максимов рывком встал из кресла.
— Подумайте над моим предложением, Моше. Я на минутку.
У часового даже не надо было спрашивать вслух, стоило только подумать, как он молча указал на лестницу.
Максимов, перепрыгивая через ступени, полетел вниз. Краешком сознания отметил, что из зала, где содержались заложники больше не слышно заунывного пения. Там квохтали и скреблись, словно в курятник пробрался лис.
Второй часовой, охранявший вход в служебный коридор, вытянулся и в ответ на немой вопрос Максимова указал на дверь кабинета, в котором Ибрагим оборудовал свой технический пост.
Максимов с прыжка обрушил на дверь удар ноги. С треском собачка замка вылетела из паза, дверь распахнулась. В кабинете было темно, только зелёными глазками помигивали лампочки на панелях приборов. Поток хлынувшего из коридора света растёкся по полу правильным прямоугольником.
Все, что успел разглядеть: торчащие острые коленки, между ними восковые полушария задницы, спущенные на бедра армейские штаны.
Реакция была моментальной. Удар носком бутса в копчик, захват за волосы, рывок на себя, удар прикладом в основание шеи. Тонкой веточкой хрустнула переломленная ключица.
Ибрагим даже замычать не успел. Выпученные глаза закатились, из распахнутого рта полезла кровавая слюна.
Девушка, примятая его безжизненным телом, взвыла и заторможено отвела от своего горла кулак Ибрагима. В полумраке тускло блеснул клинок.
«Ну ты сука!» — Максимов перехватил кисть Ибрагима, все ещё сжимающую нож, захлестнул вокруг шеи и одним рывком сорвал дряблое тело Ибрагима с судорожно бьющейся девушки. Выбил нож из скрюченных пальцев.
Девушка заскулила, подтянула ноги, пытаясь встать.
— Тихо!
Максимов усадил её спиной к боковине стола.
Насколько успел разглядеть, Ибрагим ничего толком сделать не успел. Девушка сразу же принялась одёргивать измятую одежду. Из растрёпанной гривы, упавшей на лицо, на Максимова смотрели два бешеных глаза.
— Сволочь, сволочь, — зашипела она.
«Из российского персонала? Или стресс у олимки [99] отшиб память, вот и лепечет на родном языке?»
— Тихо, я сказал! — Максимов всё равно продолжил общаться с ней на английском.
Он встал на колено, поднял нож. Попробовал лезвие пальцем.
Девушка пискнула мышкой, поджала к носу коленки.
— Ну, без паники! Больше он тебя не тронет. Как тебя зовут?
Она сипло задышала. Жаркая волна её дыхания пробила даже ткань маски, закрывавшей лицо Максимова.
— Я спросил, как тебя зовут?
— Лиза.
— Очень хорошо, Лиза. Надеюсь, произошедшее не скажется на твоей дальнейшей жизни. Когда ты успокоишься, ты вспомнишь, что есть звери, и есть люди. Звери слов не понимают. Презирают слабых. И пресмыкаются перед сильными. Я прав? Кивни, если я прав.
Он дождался, когда копна растрёпанных вьющихся волос не сдвинется вниз и вверх. И на него опять не уставится пара горящих глаз. Только ярости в них уже не осталось. Только страх.
— Страх перед зверем не может быть сильнее жажды жизни. Есть святое правило: если зверь набросился на человека, он должен быть убит. — Максимов протянул ей нож рукоятью вперёд. — Хочешь сделать это сама?
Она отчаянно затрясла головой.
— Ну и зря.
Нож нырнул наискосок вниз и по рукоять вошёл в левый бок Ибрагима. Тело дрогнуло, напряглось и, выплюнув из лёгких воздух, обмякло, как тряпичная кукла. Последняя судорога прошла по ногам, бутсы дробно застучали по полу.
— Запомни это раз и навсегда, девочка. Зверя, посмевшего напасть, надо убить.
Максимов встал. — Приведи себя в порядок и отправляйся к своим. Больше тебя никто не тронет.
22:37 (в.м.)
Странник
«Бойцов на посту у дверей дрючить бесполезно. Бараны баранами. Ибрагим, ясно дело, мог ими манипулировать так же, как и я. Схватил девку и протащил мимо постов, и никто даже рылом не повёл.
Кем он был: дублирующим или самостоятельным вариантом на случай моего выхода из подчинения? Могу себе представить, что бы тут творилось, перехвати Ибрагишка управление. Устроил бы тут Содом и Гоморру, [100] пополам с Саброй и Шатилой [101].
И какого хрена он на олимку полез? Башню явно сорвало от мании величия… Стоп! У него был свой канал связи, просто не мог не быть. Получается, зачесалось у него между ног строго по приказу. Да, лучше эта версия, чем банальный спермотоксикоз от нервного перенапряжения. Вывод прост, надо тушить свет и разгонять этот балаган к грёбаной бабушке. Пока не нажали кнопку дистанционного подрыва или не превратили моих бойцов в буйнопомешанных».
Он вошёл в кабинет, жестом приказал Барону оставаться в кресле. Тот все же попытался приподняться.
— Я слышал, как кричала женщина!
— Сидите спокойно! — Максимов, мимоходом, толкнул его назад в кресло. — С Лизой ничего страшного не произошло. А тот, кто решил её попугать, сам испугался до смерти. Что вы на меня вылупились? Я ясно сказал: «до смерти»!
Максимов присел на угол стола. Автомат положил на колено, стволом к двери.
— У нас каждая минута на учёте, Моше. Будем профессионалами хотя бы на пороге смерти.
— Я не могу доверять человеку, не видя его лица, — почти по слогам произнёс Барон.
«Явный прогресс! — с удовлетворением отметил Максимов. — Безвыходное положение способствует взаимопониманию».
— К сожалению, Моше, это условие невыполнимо. Но я могу предоставить гарантии моей партнёрской надежности.
Он протянул руку к фотографии в рамке, развернул её изображением к Барону. Краем глаза заметил, как на миг омертвело лицо израильтянина.
— У вас красивая дочь, Моше. Сколько ей сейчас? Шестнадцать? Уже взрослая.
— Я так и знал, что этим все кончится. — Барон не стал скрывать презрения.
— Вы меня не поняли, я не собираюсь шантажировать вас жизнью дочери. Ей уже один раз повезло, как сегодня повезло Лизе. Не стоит испытывать судьбу дважды.
Барон медленно поднял голову. Постарался сквозь тёмные стекла в глазницах маски рассмотреть глаза Максимова.
Странник
Сирия, Абу-Кемаль
май 2004 года
Городок, примостившийся к самой границе с неспокойным Ираком, накрыла звёздное покрывало ночи. От земли уже повеяло ночным холодом.
Они лежали на двойной «нейтральной полосе». Между Ираком и Сирией. И между группой моджахедов, засевшей в доме, и отрядом Сайерет Дувдеван [102], готовящимся к броску с холмов.
Максимов зябко поёжился. Лежащему рядом напарнику, казалось, ничего не брало. Ни холод, ни близость опасности, ни предельный риск, практически на грани самоубийства. Зомби, что с него возьмёшь.
Максимов второй раз отрабатывал операцию «от имени Махди», и оба раза ему в обеспечение сватали пустоглазых полуроботов. Но он никак не мог привыкнуть к тому, что полуроботы повиновались любой чётко сформулированной мысленной команде. Вернее, они моментально ловили и исполняли мысленный образ, созданный в сознании командира, безошибочно и беспрекословно, словно их годами дрессировали по методу «дедушки» Дурова [103].
На самом деле все было проще. Никакой дрессировки, если не считать обычных тренировок в бое с оружием и без него. Просто для большей эффективности в голове у «зомби» основательно покопались шаманы в белых халатах. Из их сознания «вымыли» все лишнее. Ни воспоминание, ни случайно всплывший из подсознания образ, ни надежда на будущее не могли помешать «зомби» убивать и выживать. У них были оточенные рефлексы хищных зверей и никаких тормозов: ни культуры, ни морали, ни веры, ни идеологии. Идеальные боевые машины, запрограммированные на выполнение задания. Что будет после него, что будет с ними после задания, их не интересовало.