Максим Тихомиров - Дело треножников
— Немногое, — ответила, поджав губы, мисс Хадсон. — Спустившись с треножника, доктор некоторое время расхаживал с совершенно потрясённым видом…
— С треножника? Я?! — моему изумлению не было предела. — Холмс, я что, был там?
С этими словами я ткнул пальцем вверх.
— Да, мой друг, — ответил Холмс. — Путь наверх по верёвочной лестнице вы преодолели с завидной энергией. Спускались, правда, гораздо медленнее, но спишем это на глубокую задумчивость и потрясение от увиденного.
— Боги! — вырвалось у меня. — Не представляю даже, что могло побудить меня на столь безрассудный поступок!
— Любопытство, я полагаю, — пожал плечами великий сыщик. — Это одна из основных страстей, что движут человечеством наряду с ленью, алчностью и вожделением. Вряд ли я ошибусь, высказав предположение, что вы захотели увидеть всё своими собственными глазами.
— Знать бы ещё, что я там увидел, — уныло отозвался я. Память не хранила никаких воспоминаний о случившемся, начиная с момента, когда мой друг начал своё восхождение на личную Джомолунгму марсианского треножника.
— Многое, уверяю вас, — сказал Шерлок Холмс. — Вполне достаточно для того, чтобы впасть в состояние некоторого возбуждения, но слишком мало для того, чтобы ваш мозг милосердно лишил вас воспоминаний об увиденном. Вы ведь не подвержены падучей, доктор?
— Нет, друг мой. И на отдалённые последствия фронтовой контузии списать подобную амнезию нельзя.
— Уверены?
— Со всей определённостью могу заявить это, — сказал я твёрдо.
Холмс кивнул. Я отдал должное деликатности моего друга, который не стал настаивать на объяснениях.
Иначе объяснять пришлось бы слишком многое — а мы уже давным-давно пришли к негласной договорённости, согласно которой старались избегать лишних вопросов касаемо прошлого. Те годы во время Великой войны, что мы провели вдали друг от друга, изменили нас настолько, что порой я задавал себе вопрос — Шерлок Холмс, плечом к плечу с которым мы столько пережили в довоенное время, и тот Холмс, которого я встретил в послевоенном, оправляющемся от немецких бомбёжек Лондоне несколько лет назад — один ли и тот же это человек?
И далеко не всегда ответ на этот вопрос устраивал меня — а порой я и вовсе не находил ответа.
Впрочем, время от времени, глядя на своё отражение в зеркале, я задаю тот же вопрос и себе самому.
И ответ мне не нравится.
— Продолжайте, сударыня, — обратился меж тем Холмс к мисс Хадсон.
— Спустившись с треножника, доктор описал несколько кругов под этим… шатром. Задавал какие-то вопросы полицейским, — тут я мог только развести руками в ответ на вопросительный взгляд моего друга, — потом подошёл к дворцовой ограде и некоторое время рассматривал разрушенную оранжерею. Сквозь брешь, проделанную треножником, продолжали выбираться триффиды. Они то и дело приближались к вам, а вы их отталкивали с крайне брезгливым видом, а они всё лезли и лезли — их вообще очень много бродит тут неприкаянными. Надеюсь, полиция и садовники скоро вернут их всех туда, где им и положено быть. Отвратительные твари!
— Не могу с вами не согласиться, — заметил Холмс. — Особенно после того, что мы увидели в капсуле треножника.
— И что же мы увидели? — заранее внутренне содрогаясь, спросил я.
— Триффидов, — ответил мой друг. — Взрослые особи, числом пять.
— Но что делать триффидам в кабине марсианского треножника?! — вскричал я, совершенно сбитый с толку. Во тьме, скрывавшей мои воспоминания о последних событиях, забрезжил просвет — и то, что смутно заворочалось в памяти, совершенно мне не понравилось.
— Похоже, они проникли туда, поднявшись по побегам красного вьюна, которым этот треножник увит, словно беседка в ботаническом саду. Произошло это уже после того, как марсианин умер — но до того, как поднялся весь этот переполох. Видимо, их привлёк запах гниения. Вы же помните, как быстро разлагаются трупы марсиан в нашей атмосфере, Ватсон?
— Практически молниеносно, — ответил я, обретая некоторую уверенность при переходе разговора на профессиональную и близкую мне тему. Как и большинству англичан, мне приходилось видеть подобное воочию на полях сражений с пришельцами из иного мира. — Наши гнилостные микроорганизмы превращают труп марсианина в лужу зловонной жижи за считанные часы.
— Всё сходится, — кивнул Холмс.
— Но что им там было делать? — наивно спросила мисс Хадсон. Я же передёрнулся, потому что уже знал ответ.
— Они питались, — лаконично ответил сыщик.
Мисс Хадсон побледнела. Потом её лицо приобрело изысканный светло-зеленоватый оттенок, столь подходящий цвету её изумительных глаз, но вряд ли являющийся свидетельством хорошего самочувствия. Она пошатнулась. Холмс бережно поддержал её под локоток и усадил на ближайший оружейный ящик. Теперь уже был черёд нашей юной суфражистки дышать аммиаком из флакона, который с радостью предоставил снисходительно ухмылявшийся Лестрейд, и с благодарностью принимать из рук Холмса горячий чай.
А я меж тем вспоминал, вспоминал, вспоминал…
* * *Воспоминания нахлынули на меня удушливой волной, безжалостно заставив меня снова пережить малоприятные события последних часов.
Я вспомнил, как проводил взглядом своего друга, с завидной лёгкостью карабкавшегося по верёвочной лестнице на головокружительную верхотуру, к сердцу инопланетной боевой машины высотой с половину башни Эйфеля. Вспомнил, как вынырнувший словно из-под земли Лестрейд притащил-таки откуда-то бинокулярный микроскоп и армейскую экспресс-лабораторию в кофре из гофрированной стали и тут же усадил меня за изучение образца семени, обнаруженного в кабине треножника.
Вспомнил, как, чувствуя себя первооткрывателем, голландцем Левенгуком, с некоторым удивлением созерцал в светлом кружочке оккуляра вялый танец просыпающихся сперматозоидов, имевших вполне обычный, земной вид и ничуть не похожих на ощетинившиеся сотнями жгутиков крупные половые клетки марсиан, которые мне, наряду с другими тканями агрессоров с Красной планеты, приходилось изучать в полевых лабораториях специальных отрядов биологической защиты во время Нашествия — в поисках чудо-оружия, способного убить существ, столь превосходивших нас в техническом аспекте.
Вспомнил, как, предположив, что семя, вероятнее всего, принадлежит человеку, провёл тест на определение группы крови по системе АВ0, предложенной доктором Ландштайном ещё четверть века назад — и без особого удивления наблюдал теперь за агглютинацией в одной из чашечек.
Сперма действительно оказалась человеческой.
