Дмитрий Баюшев - Клиника Сперанского
Из подъезда выплыл старикан с клюкой и кургузой сумкой, потащился в магазин.
Новиков пристроился рядом, спросил, не знает ли тот, кто бы мог умыкнуть старенький такой маленький Опель серебристого цвета? Может, видел кого-нибудь подозрительного?
Старикан сопел и молчал в тряпочку, но едва Новиков отошел в сторону, остановился и сказал:
- Я чо тебе, реактивный? Сразу и не сообразишь. Между прочим, знаю. Поначалу вокруг машин, их тут много было, милиция крутилась, потом эвакуатор приехал. Знаешь эвакуатор?
- Знаю, - вздохнул Новиков и протянул ему пятьсот рублей, мельче не захватил.
Старик цапнул денежку, поклонился.
- Спаси тебя Бог, добрый человек. Теперь-то уж верняк до пенсии дотяну. В милицию позвони, они скажут, куда твой Опель отвезли. Это вчера вечером было, в каком часу не помню.
Улыбнувшись ему, хотя на душе кошки скребли, Новиков направился к троллейбусной остановке. У киностудии горького, он, правда, не знал, что это старое коричневое здание с большими окнами и примыкающим к нему глухим бетонным забором - знаменитая киностудия, позвонил Уханову.
- Не будем драматизировать, - успокоил его депутат. - У серых подкожные кончились, вот они и вышли на промысел. Хотите совет? Если к вам подошел милиционер, не спешите расстегивать кошелек.
- Я и не спешу, - ответил Новиков.
- Значит, увезли вчера вечером, - сказал Уханов. - Какой номер у Опеля?
- Представления не имею. Пензенский.
- Это ваш автомобиль?
- Нет.
- Как же вы рискнули ехать в столицу на чужом автомобиле? Ну, права у вас, положим, есть, а техпаспорт на машину?
- Когда есть корочки чекиста, это многое заменяет, - ответил Новиков.
- Ладно, - вздохнул Уханов. - Я перезвоню.
Через полчаса он сообщил, что всё улажено, что Опель можно забрать по такому-то адресу, одного только он не сказал, потому что не знал об этом: регистрационный номер автомобиля попал в сетевой компьютер, связанный с Главным Вычислительным Центром, куда стекались все информационные потоки страны. Одновременно диспетчером УВД был послан запрос в Пензенский филиал о принадлежности бесхозного Опеля. Сделано это было проформы ради по личной инициативе дежурившего на пульте офицера, у которого сегодня было особо противное настроение. Никто его, идиота, об этом не просил, но дурное семя упало на благодатную почву.
- О, Захаров, - воскликнул Новоселов, в руки которого попало извещение из Центра с карандашной пометкой о владельце Опеля. - А не благодетель ли это нашего козлика Андрюхи?
Помнил, помнил, охальник, как Новиков скрутил его в бараний рог. Забыть не мог, красными пятнами порой покрывался, да желваками играл.
- Тащите сюда этого Захарова. Предъявите повестку, - черканул что-то на четвертушке листа, влепил туда печать и протянул тем самым молодцам, которым в ту злополучную ночь перепало вместе с Новоселовым от Андрюхи Новикова. - Будет сопротивляться - не церемоньтесь.
Ребятишки эти, качки и каратисты, ни к какой Лубянке отношения не имели, а были новобранцами из Нижнего Ломова, где прославились тем, что по личной инициативе расправились с Глухарем и его группировкой из пяти дебилов. Надоел Глухарь Нижнему Ломову хуже горькой редьки. Меры в поборах не знал и чуть что - дубасил мирных жителей за милую душу. Подозревался в мокром деле и разбойных грабежах за пределами области, но никак не удавалось схватить его за руку. А тут два качка, два тайных осведомителя с ликеро-водочного завода, поуродовали Глухаря и его бандюг так, что четверо, в том числе Глухарь, в течение недели один за другим откинули копыта, а двое остались нетрудоспособными инвалидами.
Любому другому за подобное членовредительство грозил бы срок, а каратистов, поскольку те были тайными агентами ФСБ, сделали агентами явными, переведя в областной центр. Загрицыну бесцеремонные ребята были нужны.
Вот эти два молодца и направились к Захарову, который в этот день как на грех был дома. Впрочем, это дело не меняло, нашли бы и на работе - работал он охранником в режиме "сутки-трое".
- Захаров? Владимир Антонович? - спросил один из качков у открывшего дверь Захарова.
- Ну, и что дальше? - спросил ерепенистый Захаров, который к тому же выпил.
- Войти можно?
- Зачем?
- С вами хочет побеседовать начальник ФСБ.
- До свиданья, ребята, - сказал Захаров, поняв, что его разыгрывают.
Попытался закрыть дверь, но получил страшный удар в солнечное сплетение, бросивший его на пол.
Перешагнув через скорчившегося, хватающего ртом воздух Захарова, качки вошли в квартиру, заглянули во все три комнаты, вернулись в коридор.
Захарову было худо, всё никак не мог вздохнуть, вот уже и пена на губах появилась.
- Эй, эй, отец, - встревожился качок, который, не подумав о последствиях, распустил кулаки. - Ты это брось.
"Отцу", между прочим, было немногим за шестьдесят, просто слеп он был, как крот, а потому удара и не увидел, не подумал хоть как-то увернуться, прикрыться.
Качки положили его на спину, попытались сделать искусственное дыхание, но это не помогло. Главный "Светляк" погас.
- Следы надо стереть, - сказал один качок другому. - Нигде ничего не цапал?
- На звонке палец.
- Протри звонок и мотаем. Пусть у Макарыча голова болит...
- Эх, пеньки, пеньки, - в сердцах сказал Новоселов, узнав о случившемся. - Зачем силу-то применять? Одна из двух ниточек, и ту оборвали...
Тело Владимира Антоновича обнаружила вернувшаяся с работы жена и первым делом позвонила Кислову.
Вот это был удар, так удар.
Глава 12. Вот оно
- Это всё, что нашла секретарша Лопатина, - сказал Уханов, передав Новикову жидкую стопочку исписанных бумаг. - А это список тех, с кем он в последнее время общался. Действуйте, и помните про Опель.
- Про Захарова, - хмуро поправил Новиков, чувствуя свою вину в смерти Антоныча. Не поддайся он в тот вечер на уговоры Уханова, фиг бы кто нашел этот несчастный Опель в ухановском гараже.
- Вот именно, - сказал Уханов. - Извините. С этими делами совсем очерствели, людей не видим. Да не корите вы себя, черт возьми, вы ни в чем не виноваты.
- А кто виноват? - спросил Новиков и посмотрел ему в глаза.
- Наверное, я, - ответил Уханов. - Ну ладно, поздно уже.
Он ушел, а Новиков начал вспоминать, как пятнадцать минут назад заявившийся в гостиницу Уханов огорошил его новым известием из Пензы, и как они, пытаясь отвлечься, болтали о разной чепухе, а затем Уханов сообщил, что кабинет Лопатина до сих пор опечатан, но что бумаг в нем, как оповестил один компетентный человек, вообще нет. То есть, стоят стол, шкаф, сейф, и ни записочки в них, ни клочка бумаги, всё изъято.
