Алёна Волгина - Убийца - садовник?
Уже стемнело, когда мы, наконец, выпроводили последнего посетителя и заперли дверь. Я упала в кресло у камина, Иннелин принёс поднос с чаем. Я с интересом принюхалась к тёмной опалесцирующей жидкости — пахло мёдом, нагретым камнем, солнечным полднем.
— Специальный сбор, — сказал хокермен с наигранной улыбкой. — Поможет тебе сегодня заснуть.
— Знаешь, у меня была мечта — выучиться на врача и лечить людей, — ответила я невпопад, обхватив ладонями чашку. Наверное, мне понадобится литров пять специального альвийского чая, чтобы забыть мёртвые глаза Пенни и жуткую рану на её шее… Если такое вообще можно забыть.
— Теперь понимаю, что не смогу. Ни за что не смогу.
— Это шок, — устало произнёс Иннелин. — Пройдёт.
Я покачала головой. Нет, не быть мне первой женщиной-доктором… Хирургом уж точно.
— Если бы я пришла раньше… — прошептала я то, что мучило меня весь день, — может быть, вдвоём мы с ней смогли бы спастись от этого грабителя…
— Не было никакого «случайного грабителя», Элизабет, — отрезал хокермен. — И это не первое подобное убийство в ваших краях.
Я задумалась.
— Ты имеешь в виду тот случай в июле? Экипаж, который мы нашли на дороге…
— И это тоже. После того происшествия мы с Рэндоном и инспектором Беккером прочесали ближний лес с поисковым кристаллом. Нашли два тела. Обе женщины. Обе убиты примерно года два назад. Точно сказать уже нельзя. У обеих перерезано горло. Могу поклясться — это сделал один и тот же человек. И он где-то здесь.
— Какой-нибудь сумасшедший? — прошептала я. В голове не укладывался этот ужас. Мысли лихорадочно метались: кто?! Я знала в нашем городке всех с раннего детства, чужаков у нас не водилось, тогда кто же?
— Скорее наоборот — хладнокровный мерзавец. Здесь замешана магия. Недобрая, тёмная магия… Я её чувствую.
У меня мороз по коже прошёл. Но, думаю, на альва в вопросах, связанных с магией, можно положиться.
— Тогда почему ты подбросил полиции версию с грабителем?
— Если я заикнусь, что убийца — маг, то первым подозреваемым окажусь я сам. Как думает обыватель: альв — значит, маг. Пусть полиция проводит обычные сыскные действия, ищет кого-то, кто утром болтался неподалёку от лавки, пусть опрашивает свидетелей… Никто не сделает этого лучше них. Мы же будем искать другое.
— Магия — и убийства?… Какой-нибудь ритуал? — у меня забрезжила догадка. — Постой-ка, твой амулет! Кража амулета может иметь отношение к делу?
— Боюсь, что да, — понуро ответил Иннелин. — Элизабет, мне давно следовало с тобой поговорить. Надеюсь, и сейчас ещё не поздно. Я предполагаю, что убийца надеялся найти у нас в лавке вот это.
Он положил на прилавок две книги — два старых потрёпанных фолианта, переплетённых в кожу, с медными застёжками. Я осторожно открыла одну, перелистнула несколько ветхих страниц, испещрённых рукописной вязью. Да, очень старая книга. Чего уж там — древняя, как экскремент мамонта. Некоторые страницы были переложены листочками бумаги, на вид явно более современной. Все эти листочки были исписаны какими-то заметками. Я взяла один — и глазам не поверила. Это был почерк моего отца!
— Обе книги — трактаты по магии. Их передал мне мистер Гордон незадолго до своей смерти. Он сказал что-то вроде: некоторое знание, если прокричать его на площади, может привести за собой огромное зло. Мистер Гордон собирался отдать мне ещё какие-то книги, но после его смерти я их не нашёл. Ты хорошо помнишь своего отца? Кто-нибудь навещал его во время болезни? О чём они говорили?
У меня заныло сердце. Я не любила вспоминать о своём детстве. Мама вышла за отца против воли семьи, дед прочил ей гораздо более выгодную партию. Маму он так и не простил. Иногда я думала, чем же папа так пленил мою аристократичную мать? Он был добрым, весёлым человеком с буйными рыжими кудрями и вечно неожиданными идеями, со своей знаменитой эксцентричностью и сорочьей коллекцией книг.
— Твой отец был учёным?
— О нет! Он даже не закончил Университет. Зато многие молодые люди, вхожие к нам в дом, потом в этот Университет поступили. Папа был энтузиастом, великим популяризатором науки. Он всегда чем-то увлекался. Полгода пытался доказать какую-то математическую гипотезу. Потом вдруг занялся археологией и древними языками, изучал кельтбер, годейль, чуть не утащил маму на раскопки в Пустоши, но она вовремя сообщила, что беременна. Раскопки тут же были забыты, один он бы ни за что не поехал. Они с мамой не могли расстаться даже на неделю. Они были очень счастливы, — прошептала я, — вернее, мы втроём были очень счастливы.
— А потом случилась та эпидемия, да? Тиф…
— Незадолго до этого мы купили домик в Илсбери. Думаю, отец надеялся, что мама помирится со своими родственниками. Он видел, как тяжело она переживала разрыв. Но отношения с нами поддерживала только тётя Роуз, мамина старшая сестра. Дедушка и знать нас не хотел.
— Когда люди начали заболевать один за другим, папа всем старался помочь… Он советовал держать больного в постели, побольше поить и давать только лёгкую пищу, а лучше молоко. По его совету мы окуривали комнаты чёрным дёгтем, жевали ирный корень… Думаю, это помогло, ведь почти никто из наших не заболел… кроме самого папы. Мама пережила его всего на полгода…
И эти полгода она была только тенью себя прежней, — подумала я. — Ничего её уже не интересовало. Даже я.
— К вам приходил кто-нибудь незадолго до смерти мистера Гордона?
— Мало кто. Например, папин нотариус. Но он точно не стал бы вести беседы о колдовских ритуалах. Из всех разновидностей магии его интересовала разве что магия денег, — усмехнулась я.
— Доктор Джонс заходил, конечно же. В тот год мы не очень-то соблюдали правила вежливости насчёт визитов. Все боялись заразиться. Был ещё кто-то…
— Не спеши, Элизабет, — альв взял меня за руку, его тёмные глаза смотрели прямо в мои, притягивали, завораживали, — Ты всё вспомнишь… Тебе восемь лет, тебя не слишком интересуют дела и разговоры взрослых… Что ты видишь?
— Я сижу на кушетке в коридоре… Меня никто не замечает, все заняты. Когда папа заболел, он запретил нам входить к нему в комнату. Я по нему скучаю, поэтому подбираюсь поближе и прислушиваюсь, что он там делает. Иногда он вслух комментирует прочитанное, иногда — очень редко — у него бывают посетители. Вот опять кто-то идёт… Какая-то леди…
— Женщина? Ты уверена? — насторожился Иннелин.
— Я помню её платье… Её юбки прошелестели мимо меня — скользкий, шуршащий шёлк. Они с папой хорошо знакомы, она здоровается, он называет её по имени… да, их разговор касается магии… и книг. Она говорит: «Я надеюсь, мы скоро это уладим».
