Андрей Рубанов - Живая земля
– Забрали Модеста, – сказал он. – В патруль. Он сидел, тебя ждал, потом зашли какие-то уроды, не местные, человек семь. Здоровые быки. Вроде не разложенцы, но… В общем, они мне сразу не понравились. В восемь утра – пиво с водкой… Подсели к Модесту, разговорились… Кто-то назвал его «мыслящим тростником»…
– Ах, черт, – сказал Денис. – Что ж ты их не предупредил? Видел же, что не местные.
– Не успел, – сокрушенно сказал Кеша. – Потом всех увезли. Четверых в больницу, остальных в участок, и Модеста тоже…
– Ладно. Давай вторую швабру, помогу.
– Не надо, сам справлюсь. Садись вон, в угол, там чисто. Кашу будешь, гречневую?
– Буду, – ответил Денис. – И чаю давай, горячего. И хлеба черного.
Глава 4
За Модеста он не волновался. Модест был богаче всех друзей и знакомых Дениса, за исключением, конечно, Глеба Студеникина, и мог без особых усилий мгновенно компенсировать пострадавшим все расходы по лечению сломанных носов, выбитых зубов и вывихнутых конечностей. А тащить зеленого человека в суд было бессмысленно, ибо нельзя приговорить к исправительным работам того, кто и так готов делать любую работу и много лет ее делает. Скромно, молча, за копейки.
Денис все же пособил Кеше с уборкой, собрал сломанную мебель и понес выбрасывать, причем по дороге за Денисом увязались двое серьезных юнцов и за пять минут, подбирая варежками сопли, ловко убедили его, что два из трех стульев можно починить. Ладно, разрешил Денис, делайте вещи, берегите сбереженное; вручил мебель в руки малолетних умников, и те ушли, возбужденные и довольные, хрустя по снегу новыми валенками.
Потом долго завтракал, обсуждая с Кешей местные сплетни, потом прилег в подсобке «Чайника» на твердую кушетку, укрылся ветхим кроличьим полуперденчиком и заснул, а проснулся только под вечер, разбуженный телефонным звонком: Студеникин напомнил, что ждет в гости.
Денис не хотел идти. Точнее, в гости хотел, тем более к Глебу, – но не хотел видеть Таню. Особенно в квартире Глеба. Теплую, домашнюю, небрежно причесанную. Сидящую в кресле Глеба, проходящую по коридору Глеба, предлагающую ему – Денису, гостю – кофе Глеба, сваренный в кофеварке Глеба и налитый в чашку Глеба. Мужчина не должен видеть, как его бывшая женщина обживает чужой дом. Особенно если это дом лучшего друга. Но в «Чайнике» пахло горячими калачами, Кеша пек их каждое воскресенье, за столами тесно сидел народ, в вязаных кофтах, свежих рубахах и простых платьях из льна и ситца, все свои, правильные, и многие грубые ладони приветственно поднялись, когда Денис, почесывая легкую со сна голову, вышел в зал, а за идеально чистыми окнами густел и уплотнялся прозрачный зимний вечер, настоящий московский, сверху рубиново-лиловый, с редкими твердыми звездами, снизу – мохнато-серый, словно разумное северное чудо-юдо гостеприимно помавало мягкими лапами: расслабься, человек; позвали в гости – иди с чистой душой, если с чистой душой позвали.
И он пошел.
Таня – пусть; в халате, с маленькими голыми ступнями в шлепанцах из козьей шерсти, хозяйкой чужого дома – пусть. Он будет невозмутим. Он будет шутить, выпивать и закусывать, он не выдаст себя даже полувзглядом.
По обычаю богемных двадцатых этажей потащил увесистый мешок еды и бытовых мелочей; ничего особенного, пять килограммов сахара и десяток пачек мыла, и то и другое – купленное за простые рубли в лавке кооператива «Все свое». Дело не в самом подарке, а в его тяжести. Поднять на девятнадцатый этаж пачку сахара – тоже труд. Конечно, Студеникин не испытывал проблем с доставкой, и дешевое мыло, скорее всего, презирал, но Денис любил и уважал традиции: зовут в гости, на верхние этажи – не бери конфеты, не бери вино, прихвати что-нибудь простое и тяжелое. Воды канистру. Или картошки полмешка.
Дверь у Глеба открывалась древним способом, как у безумного Постника: видеоглаз с инфракрасным режимом и электрический замок. Плюс еще совсем архаичное приспособление, древнерусское: засов. Стальная балка поперек, с внутренней стороны. Разумеется, Студеникину есть что беречь, мысленно констатировал Денис, без зависти, но с уважением.
– Ноги не болят? – осведомился Глеб, без усилий опуская на место массивную пластину засова.
– Нет, – сурово ответил Денис. – Что за шмотка на тебе?
– А что? – озабоченно спросил Глеб и приосанился. – Свиная кожа. Полторы тысячи простых рублей. Две недели вокруг нее ходил, с духом собирался и вот сегодня решил – не могу, надо взять. Сделать себе подарок… С барышей. Проходи давай. Одного тебя ждем.
– Разложенец, – сказал Денис, изловчившись скрыть улыбку.
– Ничего подобного, – возразил Глеб и небрежно погладил богато отделанный рукав. – Я поддерживаю отечественного производителя. Товар куплен в магазине «Все свое». Изготовлено из российских материалов по российской технологии. По-английски ‘‘tatoo-pig’’, по-русски – «свинячий партак». Патент продан в двадцать стран, автор патента уже миллионер и недавно переехал в Новую Москву. Гениальная идея. Татуировки наносятся живой свинье, потом ее забивают, а кожу выделывают. Дамские сумочки идут нарасхват. Куртки тоже. Я последнюю взял…
В первой комнате Студеникин устроил офис, во второй – склад, в третьей было интереснее: негромко звенела музыка, в медной чаше курились благовония, на стене переливалась оправленная в полированный орех увеличенная копия финального кадра трехмерного эротического видеокомикса «Эрегатор». На огромном диване попой вверх лежала, болтая ногами, немного пьяная Таня, в мягких домашних брюках и майке с надписью «Конченая сука», а в трех метрах от нее, на ковре из квазиживых водорослей отвратительного ярко-зеленого цвета, стоял вверх ногами Хоботов, приятель и доверенный помощник Глеба, хулиган, спортсмен и отчетливый разложенец. Стоял неподвижно, опираясь только на один-единственный палец, указательный, на левой руке.
Может, мне надо было тоже благовония жечь, подумал Денис. Тогда бы я ее не потерял. Свою девушку.
– Еще пять минут, – объявил Глеб, входя вслед за Денисом, и взмахом руки убавил громкость аудиосистемы. – Не помри от натуги, Хобот.
– Хоть двадцать, – небрежно сказал Хоботов.
– Студеникин, – позвала Таня. – Не мучай человека. Сам ведь так не можешь.
Глеб сдернул с плеч куртку, швырнул ее в угол – запахло новой кожей – и с сильным выдохом утвердился рядом с Хоботовым, в той же позиции.
Денис поцеловал бывшую подругу в прохладную щеку и сел рядом. Таня тут же запустила ему в ладонь проворные пальчики, но Денис, грамотно выждав несколько мгновений, как бы невзначай убрал руку.
– Хоботов проиграл спор, – сообщила Таня. – Теперь он должен простоять на одном пальце ровно полчаса.
