Эр-три (СИ) - Гельт Адель

С учетом того, что рабочего блока вычислителя не было видно тоже, оснащение и снабжение простого таможенника вызывало восхищение: прибор, целиком убранный в эфирный план, был штукой удобной, полезной и куда более дорогой, чем новейшая клавиатура.

Беседа прошла легко и просто: затруднение вызвал только один вопрос.

- Otchestvo? - спросил меня таможенный майор, не обнаружив, очевидно, требуемого в моих документах.

- Что, извините? - не понял я.

Мне сообщили, что в советских документах обязательно должно быть Otchestvo, производное от имени отца. Своего рода третье имя, оно замыкало магическую триаду личных данных: в России все было устроено так, что эти данные надо было обязательно собирать, хранить и обрабатывать особым образом, и на этот счет даже имелся специальный закон.

Все это мне, конечно, приветливый майор и поведал, а я решил разъяснить ситуацию.

- Видите ли, господин майор, мое последнее имя, которое Амлетссон… Так вот, я родом из Исландии, что Вам, конечно, прекрасно видно в моем досье. В Исландии я родился и вырос, и Лодур Амлетссон — это, на самом деле, Лодур, сын Амлета. Если пользоваться вашей терминологией, то Амлетссон — это сразу и фамилия, и otchestvo, и иногда из-за этого возникает путаница. - Я скосил взгляд туда, где немногим ранее проявлялся морок дежурного ассистента: еще пара яблок бы точно не помешала, но пока мне их никто предлагать не торопился, поэтому пришлось продолжить объяснение.

- Так вот, в моем случае будет правильным написать Lodur Amletovich Amletov, если я правильно понял структуру принятой в Союзе именной триады.

В итоге решили, что отчество, ввиду его отсутствия, иностранцу можно не использовать, а в графу «уважительная форма обращения» лучше всего вписать просто имя и фамилию: получалось почти так, как принято у местных.

Из зала делегаций на совсем уже советскую территорию вела другая дверь, куда меньшая и совсем непрозрачная. Попрощавшись с майором и выйдя из зала, я нос к носу столкнулся с девушкой Анной: рядом с ней попарно левитировали оба моих чемодана, саквояж и портплед. Скорость получения моего багажа поражала, восхищала и снова заставляла задуматься о том, в каком же, все-таки, звании пребывает моя северная чичероне, но думать об этом не хотелось совершенно, а хотелось, наоборот, есть. Даже жрать, если вы понимаете, о чем я.

- Анна, знаете, у меня есть небольшая физиологическая проблема. Я…

- Уборная расположена справа, в десяти шагах. Мужская отмечена треугольником, направленным углом вниз! - в очередной раз покраснев, сообщила мне девушка Анна Стогова.

- Вы превратно меня поняли. Я очень боюсь полетов, летел двое суток, и совершенно не хотелось есть. Теперь я на земле, мне не страшно, и есть очень хочется. Я зверски голоден, извините!

- А! Такого рода проблема решается легко и очень быстро! Здесь, в здании, три неплохих ресторана, и они работают уже в рамках аркудинской модели, так что там не требуют платы. - девушка глянула на меня гордо и значительно, и вновь зарделась. - Вы ведь, наверное, слышали про реформы Дмитрия Аркудина?

Слышать-то я, конечно, слышал, но относился к слухам предвзято. Огромная страна, полтора года назад внезапно и полностью отказавшаяся от денег в расчетах между гражданами, оставив таковые только для промышленности и внешней экономики… Верилось в такое с трудом, подвох ожидался незамедлительно, и, как мне казалось, суть этого подвоха я понял.

- Я ведь не коммунист и даже не гражданин Союза, Анна! Скорее всего, ваши государственные льготы на меня не действуют, меня просто откажутся обслуживать!

- Все значительно проще, профессор. Вам ведь уже выдали bressport? - уточнила девушка.

- Конечно! Господин майор был страшно любезен и быстр! - я извлек из-под сорочки брелок, висящий на тонкой цепочке рядом с нательным крестом. - Вот он!

Девушка извлекла из кармана магический жезл, выполненный, как, кажется, принято в СССР буквально везде, в манере элегантного минимализма: жезл-концентратор выглядел как длинный и толстый карандаш, только без грифеля и стирательной резинки.

Кончик жезла, направленный куда-то мне в грудь, блеснул зеленым.

- Я отлично вижу, и официант увидит, что Вы — профессор, то есть, занимаете одиннадцатый социальный ранг, в научной службе выше Вас только обладатели двенадцатого ранга, академики. Вам положено три приема пищи в сутки в ресторанах не ниже второго ранга, и неограниченное количество таких приемов в кафе третьего ранга и ниже. - девушка поместила жезл обратно в карман, и сделала приглашающий жест. - Прошу Вас, профессор, проследовать за мной по направлению к ближайшему ресторану!

Я убрал на место брелок паспорта и двинулся за переводчицей. Багаж мой, продолжая левитировать, устремился следом. При этом, я совершенно не ощущал расхода эфирных сил: очевидно, удобное транспортное заклятье было завязано или на саму Анну, или на ее же служебный накопитель.

- Анна, один вопрос, если позволите. - Уточнил я на ходу. - У меня, хм, очень своеобразная медицинская диета. Мне совсем нельзя хлеб, и ем я, в основном, рыбу. Найдется ли что-то такое, без муки, но с рыбой, в местном меню?

- Профессор, мы с Вами в Архангельске. Хлеб здесь, конечно, тоже есть, но вот рыба — она буквально везде!

Глава 7. Ритуальные пляски

Поесть удалось замечательно, впрочем, не только поесть.

Сначала оказалось, что девушка Анна прекрасно владеет современным британским, разбавляя, впрочем, речь совершенно советскими позитивизмами. Удалось даже договориться: она не переходит на архаичный диалект, а я никому не рассказываю о том, что общаемся мы на модбритише.

Выяснилось, что выбранный девушкой Анной рыбный ресторан (хорошо, пусть не только рыбный, но и треска, и лосось там были замечательные, почти такие же вкусные, как дома), был назначен еще и местом встречи, и, видимо, именно поэтому моя провожатая выбрала не просто столик у стены, а целую отдельную кабинку на семь персон.

Вторым — сразу после меня — явился еще один иностранец. Был он опрятен и элегантен — той самой элегантностью, которая вызывает стойкое отвращение у любого нормального мужчины. Просто потому, что мужчины так не одеваются, так не следят за ногтями и бровями, так, в конце концов, не пахнут! Принюхивался я, конечно, исподтишка, а видом своим старался излучать дружелюбие и хорошее отношение: чутье подсказывало мне, что с этим господином нам еще прилично работать вместе, и ссориться с порога не стоило, особенно из-за внешнего вида.

Господин, впрочем, оказался товарищем, о чем и заявил буквально с порога.

- Моя фамилия Хьюстон, зовут меня Денис Николаевич — на отличном, хоть и немного американском, британском, заявил вновь прибывший. - Можно и просто Денис, или даже Дэн, или, если официально, то tovarisch Houston.

Протянутую руку я, конечно, пожал, девушка Анна поступила соответственно. «Точно — девушка-офицер!» - немного обрадовалась непонятно чему внутренняя паранойя. Еще она же (паранойя, а не девушка) немного подивилась удивительному несоответствию имени, фамилии, otchestvo и лощеного внешнего вида пополам со слишком хорошим для советского иностранным языком.

- Товарищ Хьюстон — америкнский коммунист, - поспешила пояснить Анна. -Родился и вырос в САСШ, семь лет назад приехал в Союз и попросил политического убежища. Прошел все проверки, получил гражданство и вступил в партию в две тысячи тридцатом. Надежный, проверенный товарищ. Ой. - до девушки вдруг стало доходить, кому и что она рассказывает.

- Вы, профессор Амлетссон, ничего такого не подумайте. Товарищ Хьюстон — в первую очередь, отменный специалист. Не профессор, но в своей отрасли и умел, и признан.

- А я ничего такого и не думаю, - я поспешил успокоить собеседницу. - Специалист так специалист, я рад, только удивился немного в самом начале. Кстати, а специалист по чему конкретно?

Обращался я к девушке, но ответил мне сам Дэн.