Красный тряпочник (СИ) - Афонин Владислав
— А ты, однако, суперзвезда, — внезапно сыронизировал Градов через «Гекату». — Вижу, как ты собираешься сходить с трапа.
— Профессор, не сейчас, — прошептал Коломин. — Правоохранительные органы весьма напряжены.
— Понял, завершай свою миссию. Градов — отбой.
— Коломин — отбой.
Щёки Ярослава чуть не коснулся бесшумный автомат «Вал», удерживаемый одним из «альфовцев». Как и все сотрудники «Альфы», он носил маску и сферообразный шлем с тепловизором и встроенной рацией. За бойцом стоял громила с пулемётом Калашникова. В отличие от товарищей, одевался спецназовец в тяжёлый бронекостюм «Богатырь-3», способный выдержать гораздо больше урона, чем стандартная военная экипировка. Рифлёную поверхность «Богатыря-3» украшали экзоскелет, трубки, дополнительные внешние конденсаторы, встроенные сканеры, энергетический ранец, светодиоды жизнеобеспечения и боевой готовности. Пулемётчика прикрывал коллега с непробиваемым щитом, который не простреливался ни свинцовыми, ни лазерными, ни плазменными патронами. На внешней поверхности защитного приспособления красовалось изображение разъярённой пантеры, оскалившей пасть. В руке, свободной от щита, «альфовец» сжимал пистолет-пулемёт. Наконец, за щитоносцем расположился командир группы, без маски и в берете. Как и оператор дрона, сидевший с переносным компьютером за лидером, он был налегке и вооружался лишь модифицированным АПС.
На груди и голове Ярослава возникло свыше десятка маленьких красных точек.
— Капитан Коломин? — поинтересовался командир группы. Когда Ярослав утвердительно кивнул, давящие на нервы красные точки исчезли с тела, а остальные спецназовцы опустили оружие. — Нам доложили, что вы нейтрализовали террористов.
— Так точно. А это вам, товарищ майор. — Ярослав протянул командиру «Альфы» широкое пластиковое ведро.
Непонимающе поморщившись, майор принял ёмкость от собеседника и осторожно заглянул внутрь. На его дне покоились аккуратно сложенные пистолеты Токарева, Нагана, Маузера, а также обрезы охотничьих ружей и винтовок Мосина.
— Хм, это больше не нам, а, скорее, следователям, — объяснил командир «Альфы». — Но огромное спасибо, что избавили от грязной работы. Хорошо, что никто из заложников и террористов не погиб.
— Могу ли я быть свободен? — спросил Коломин.
— Конечно. В аэропорт прилетел один важный человек из МВД, просил, чтобы вам доложили о его прибытии. Ему разрешили приземлиться прямо тут, на взлётной полосе. Он в чёрной «Волге», за каретами скорой помощи.
Ярослав попрощался с майором «Альфы» и передал ему координаты запертых захватчиков. Из-под самолёта появилась ещё одна группа спецназа и вместе с первой начала тактично заходить в самолёт. Другие бойцы устремились к остальным открывающимся выходам, их прикрывали товарищи, разместившиеся на крыльях. Опять пролетел Ми-8Э. За аэрокарами экстренных служб вели репортаж корреспонденты ОРТ и ВГТРК. «Альфовцы» сработали крайне оперативно: через пять минут по двум трапам стали выводить горе-террористов. Быковы и Саввины выглядели понуро и уныло смотрели под ноги, не поднимая глаз. На взрослых и шестнадцатилетнего Андрея надели наручники, младших Надю и Толю бойцы осторожно вели за руки. Толя, единственный, кто не грустил, заметил стоящего под носом Коломина и, улыбнувшись, спокойно помахал ему. Казалось, он не винил оперативника в том, что план его родственников провалился или просто не до конца смог осознать роль Ярослава в предотвращении происшествия. Немного растрогавшись, капитан помахал мальчику в ответ перед тем, как коллектив «Пермские баллады» посадили в бронированный тюремный «Икарус» с зарешечёнными окнами.
У Коломина повис камень на душе, он почувствовал укол совести.
«Ну и улетели бы они в Швецию? Пели бы там свои песни, делали программы. Они же не экстремисты и не боевики», — вдруг ощутив скепсис, Ярослав щёлкнул языком.
Далее стали выводить пассажиров. Большинство шло молча. Немало бывших заложников радостно улыбалось. К некоторым подводили врачей, например, к испытавшей истерику женщине, пережившей нервный срыв. Генерал гордо спускался с трапа, почувствовав себя вновь молодым воином. Пара людей упало на колени, один мужчина целовал покрытие полосы, будто землю обетованную. Зорин, Солодов и второй пилот вышли на площадку трапа.
— Третья попытка угона гражданского лайнера за этот месяц, — почёсывая затылок, ворчал бортинженер. — На атомном бомбардировщике было безопаснее, тьфу ты. И чего им всё не нравится? Стабильно же живём!
— Уже уходите, Ярослав Леонидович? — крикнул КВС Коломину. — Вот бы такой человек с нами летал. Или перед взлётом своими очками птичку осматривал. Происшествия свели бы к цифре ноль.
— Быть может, в будущем и появится такой специалист. Берегите себя, друзья! — попрощался Ярослав.
— И вам не хворать, товарищ капитан! Всегда летайте Ту-144Э, самыми надёжными самолётами, — сыронизировал Зорин.
Коломин беспрепятственно прошёл сквозь оцепление и пошёл искать чёрную «Волгу». Аэрокар Горьковского завода действительно стоял за «скорой помощью», за рулём виднелся силуэт достаточно знакомого персонажа. Из радио баритонил «Не думай о секундах свысока» Иосиф Кобзон. Прокашлявшись, Ярослав без особого желания направился к машине и стал заходить со стороны пассажирского места. Внезапно кто-то окликнул его из оцепления:
— Ярослав, Ярослав!
Он обернулся и увидел Светлану, сжимающую в руках шапочку бортпроводницы. Забыв про знакомого в «Волге», Коломин вернулся к стюардессе. Будто государственная граница, их отделяла полувиртуальная лента оцепления.
— Я думаю, после случившегося начальство выдаст мне внеочередной отпуск, — словно оправдываясь перед ним, сказала девушка. — Вот…
— А я боюсь, что мне и дня не дадут передохнуть, — пожал плечами Ярослав и кивнул на чёрный аэрокар. — Вон, начальство лично забирает с места происшествия. Скорее всего, меня загрузят новым делом.
— Но если всё-таки найдётся время, и вы… ты надумаешь, то узнаешь, как меня найти меня, через инфомат, — немного взгрустнула Светлана. — Моё полное имя — Шереметьева Светлана Олеговна. Знаю, тавтология немного получается — Шереметьева из «Шереметьево». Я буду здесь, в хабе.
— Хорошо, Свет. Может быть, встретимся. Мне пора идти. — Коломин собрался обратно.
— Тебе всего хорошего. Надеюсь, что ещё увидимся, — выглядящая немного покинутой, Светлана осталась провожать Ярослава взглядом.
Коломин уселся в кожаное кресло и захлопнул за собой дверь. «Волга» ожила и тронулась в путь. В салоне стало свежее. На экране ГЛОНАССа, установленного над радиопанелью, высветился безопасный и оптимальный маршрут. ГАЗ-24Л начал неспешно удаляться от окружённого экстренными службами Ту-144Э. Проплыл первый уровень громадного терминала — очередное постмодернистское творение из гигантских стёкол, железобетонных опор и стальных балок. Гордо высилась многоэтажная башня центра управления полётами, похожего, скорее, на космическую станцию «Мир», удлинённую и поставленную на бок. На бесконечном горизонте взлетали и приземлялись силуэты Ту-144Э и Ил-86Э, реже на освоение ближнего космоса романтично отправлялись ракеты «Протон». «Шереметьево» являлся настолько невообразимым по размерам, что его обитателям в противоположной части совершенно не помешал захват заложников на одном из пассажирских лайнеров — они попросту не могли знать об этом происшествии.
— Всех стюардесс успел в себя влюбить? — грубо спросил Боров, он же Боровиков Антон Владимирович, один из начальников Ярослава и глава Экспериментального отдела Министерства внутренних дел СССР.
Боровиков представлял собой очень грузного мужчину пятидесяти лет, с трудом помещающегося на водительском сиденье. Причёска по середине его головы оказывалась полностью лысой, словно выстриженной газонокосилкой. Однако из правой и левой частей головы комично торчали курчавые поседевшие скопища волос, похожие на взрывы на макаронной фабрике или искажённые головные системы потерпевших аварию ракет. Нос Борова походил на приплюснутый свиной пятак, кончик которого забавно выворачивался чуть вправо. Лицо Антона Владимировича являлось обрюзгшим и будто просевшим; взгляд его был смурным, тяжёлым, недоверчивым и недовольным. Характер у Боровикова также сложился достаточно скверным: подчинённым он спуску никогда не давал и дополнительной мотивацией занимался редко. Без повода не придирался, знал чувство меры в общении с командой, но ругал за многие мелочи. Ребёнком Боров рос болезненным и не пошёл в армию из-за проблем с гормонами и эндокринной системой. Антон Владимирович вечно страдал душевно из-за проблем с лишним весом и остальным здоровьем, поэтому часто находился на взводе. Практически не пил и не курил, желая со своим далеко не идеальным состоянием прожить подольше. Ветеран убойного отдела, прожжённый циник, повидавший за свою жизнь бесконечность человеческого падения, Боровиков отлично выполнял свою работу и безжалостно боролся с преступниками. Порой он прибегал к не вполне законным методам и технологиям, чтобы восстановить справедливость, за что мог получить нагоняй от вышестоящего руководства. Антон Владимирович был начальником плоть от плоти, развивая родное ведомство, заботясь о нём и защищая его честь. Общее дело всегда стояло у него в приоритете над частностями.
