Алекс Норк - Ты сторож брату твоему
— Хм, любопытно.
— Да, зато вот я ни на что такое кирийское не похожа, сижу и лапу сосу. Скажи, не везет?
— Не везет, — согласился Гек.
— А что ты смеешься над моим несчастьем?
— Я не смеюсь, а улыбаюсь.
— Ладно, разрешаю. У тебя хорошая улыбка. — Рита кивнула в противоположный конец бассейна: — Они считают, что ты «с ученым приветом», а по-моему, ты вполне нормальный, очень симпатичный, и знаешь, немного скрытный. Я угадала?
— Не совсем. Я не немного скрытный, а очень скрытный человек. — Гек с удовольствием смотрел в большие беззаботные глаза девушки. — Ты еще не знаешь, что во мне таится!
Рита в ответ весело фыркнула и посеребрила его лучиками голубовато-серых глаз.
— Скажи-ка, а почему это Борг так криво отреагировал, когда я совершенно вскользь похвалил Ольгу за ее аккуратность? Рассказал какую-то странную историю, что Артур был ей недоволен, какие-то страсти, а подробности ему, видите ли, неизвестны.
— Ну, у них действительно что-то там произошло. Я, знаешь… мне вообще наплевать на эту куклу, пусть она чистюля, и все такое. Нет, она действительно аккуратная, хотя я не знаю, хорошо это для человека или не очень… Я как-то спускалась по лестнице в конце рабочего дня и на вашем этаже услышала, как Шацкий кричит… Наверно, он на самом деле не кричал, он всегда очень спокойно разговаривал, но я почувствовала это как что-то вроде крика. Он очень быстро выходил из лаборатории и повторял: «впредь ничего не трогать, ничего не трогать!»
— А как сама Ольга это объясняла?
— Объясняла?! Да она вообще никогда ничего не объясняет. Молчит, как библейская ослица.
* * *Поняв параллелизм в постановке экспериментов Шацкого, Гек работал уже быстрее, хотя напряжение сил было не меньшим. Однако конец всегда всему приходит. На пятый день идея Шацкого обозначилась неожиданно и ясно, очаровывая своей оригинальной простотой.
По сути дела, Шацкий замахнулся на универсальный принцип определения перспективных и уходящих гуманоидных рас. Более того, его метод позволял вводить шкалу перспективности, то есть потенциальных возможностей расы и, тем самым, давал способ оценивать то, что раньше казалось невозможным.
Умственные и психические процессы у всех гуманоидов протекают на двух уровнях головного мозга — глубинном и поверхностном. У человека — это корковая и подкорковая области, у других — то же самое или что-то вроде. Вся аналитическая работа мозга происходит в корке, его поверхностной части. Там формируются процессы интеллектуального и художественного творчества, память, связанная с личной жизнедеятельностью, и всевозможная приобретенная информация.
В подкорке, глубинной части мозга, располагается то, что связано не с жизнью данного человека, а с жизнью его расы, то общее, что было присуще многим породившим его поколениям. Здесь же находится генетический корень, соединяющий человека не только с его народом, но и с конкретной цепочкой людей, дедами и прадедами. Все, что нажито тысячелетиями эволюции, хранится тут. В том числе, все природные инстинкты, наследственные наклонности, сложные ключи к всевозможным талантам, огромные зарезервированные энергетические ресурсы мозга.
На первых стадиях эволюции человек опирается на инстинкт, аналитическая деятельность играет для него хотя и важную, но не первую роль. В процессе эволюции эта роль усиливается, замещая собой функцию инстинкта. В балансе корковых и подкорковых связей, питаемых единой энергией, происходят изменения. Часть энергии, которая раньше направлялась в подкорковую область, с тем, чтобы решить возникшую перед человеком задачу средствами инстинктов и опыта поколений, теперь направляется выше, чтобы решить ее с помощью анализа и расчета. Энергия же передается в форме биохимических реакций со своими особенностями в том и в другом случае. Поняв их, можно проследить, в какую сторону на данном этапе перераспределяется энергия, и с какой интенсивностью. Другими словами, можно понять, с какой скоростью изучаемая раса движется вперед или скатывается вниз.
И Шацкий, сопоставляя две цивилизации, сумел разработать оригинальную и очень тонкую систему методов биохимического анализа, позволяющую давать ответ на вопрос об эволюционной фазе любой гуманоидной расы.
Гек праздновал победу. За сравнительно короткий срок ему удалось пробиться сквозь толщу абсолютно новаторской идеи, сложить причудливую мозаику чужой высокопрофессиональной мысли из ее маленьких разрозненных кусочков.
Но и далось это недаром. Стоило расслабиться от радостного ощущения победы, как он почувствовал тяжесть проделанной работы, внутренние синяки от постоянных ударов о непонятное. Надо было сделать паузу.
Наверное, сейчас самое подходящее время, чтоб совместить приятное с полезным — отвлечься от работы с журналами и познакомиться с Кири-2, лучше всего завтра же туда и отправиться.
До конца рабочего дня еще оставалось минут сорок, и Гек решил подняться к Рите. Девушка не скрывает своих к нему симпатий, и ее нетрудно разговорить на любую тему.
Когда Гек вошел, Рита сидела за столиком с двумя приборами и медленно водила щупом по поверхности фонатора.
— Над чем это ты колдуешь? — спросил Гек.
— Тин говорит, что барахлит его фонатор, а я не могу найти никаких дефектов, полчаса уже бьюсь.
— А что там может испортиться в этой железке?
— Ну ты во-още! Ты даешь! Железка… А ты знаешь, что еще десять лет назад фонатор входил в десятку лучших малогабаритных технических изделий человечества? Фонатор — сложнейшая штука, огромное достижение инженерной мысли. Это тебе не анализы кирийской мочи, биолог!
— Беру свои слова назад. — Гек знал, как легко выбалтываются люди, когда начинают говорить о предметах своей профессиональной гордости, им лучше не мешать.
— То-то! На первый раз прощаю. Слушай, — Рита поудобней уселась в кресле, вполне злонамеренно, как показалось Геку, выставив свои стройные ножки, и начала вещать.
— Представь себе, что твое изображение покрыли очень мелкой гибкой сеточкой с пронумерованными клетками, а потом нарисовали обезьяну и тоже покрыли той же сеточкой. Если обезьяна не помещается, сетку можно растянуть, чтобы она ее накрывала, или наоборот — сжать. Если теперь на каждом изображении, твоем и обезьяны, отбросить клетки, которые выходят за контур фигуры, она получится как бы нарисованной из крошечных элементов. Каждая клеточка на одном изображении будет мало отличаться от своей пары на другом, но вместе они создадут две совершенно разные картины. В этом суть. Фонатор направленным излучением накрывает тебя такой сеткой и ее узелки «прилипают» к твоему телу. Все это фиксируется на первом внутреннем экране. В узелках начинают действовать импульсные уловители твоих биотоков. Они воспринимают импульсы тела, каждый в своей точке, и передают их на второй внутренний экран с изображением обезьяны, причем в строгом соответствии с нумерацией клеток, а уже оттуда импульсы фонируются, как мы это называем, в окружающую среду. Зрительный орган воспринимает образ только по фрагментам, а потом интегрирует его в целое. Вот таким способом от твоих импульсов складывается и оживает образ обезьяны. Ты идешь — она идет. Ты повернул голову — она повернула.
