Таис Сотер - Простые вещи
К счастью, в этот день Мартин был занят, чтобы увидеться со мной, и я смогла несколько успокоиться и не наделать глупостей. Зато под рукой оказался Рихтер.
Он с любопытством вертел выданную мне именную карточку.
– Маг восьмого уровня, значит? А что не десятого? Не с той ноги встала?
Мы сидели в сквере рядом с полицейским департаментом, наслаждались необычайно теплым весенним вечером и ели мороженое.
– Совершенны только боги и элементалисты. Могли бы меня и похвалить, – проворчала я. – Мастер, а как вы относитесь к Гайне?
– Мерзкий человечишка, к тому же зарвавшийся. Когда я попытался его прижать за одно преступление, меня вызвали к императору и намекнули, чтобы я не вмешивался.
– Значит, Крейн его защищает? Почему?
– Может, потому что нашему славному монарху в правительстве и верить-то особо некому, кроме него? – с иронией спросил Рихтер.
– Вы про канцлера?
Алхимик кинул на меня внимательный взгляд.
– Чего это ты заинтересовалась политикой? В министерстве тебе что-то сказали?
– Ничего такого… Мастер, а если дело дойдет до открытого противостояния между магами и ВМ, на чьей вы будете стороне?
– Мой долг служить Грейдору, а не Гайне, значит, и действовать я буду в интересах Грейдора.
Мне показалось, что Рихтер решил уйти от ответа. Но вскоре вновь заговорил.
– При всем моем уважении к Мартину, он выбрал не того союзника. Канцлер вполне достоин Гайне и столь же опасен. Гайне запачкал руки, допустив утечку боевых артефактов «Белым ястребам», но я знаю, что Тренк тоже тайно поддерживал и даже спонсировал некоторые подпольные организации, пытаясь задеть министра. Среди них были и те, кто помогал тому алертийскому шпиону. Так что канцлер частично виноват в твоем похищении. Если бы Мартин ему не доверял так и занялся этими бандами раньше, то всего этого можно было избежать. Мне не нравятся те, кто играется человеческими жизнями ради своих политических интересов. И я готов обрушить свою силу на любого, кто представляет угрозу для Грейдора. Будь то Гайне, Тренк… или Мартин Шефнер. Но то, что моя ученица станет женой Шефнера, все сильно осложняет. Особенно если он… наделает глупостей. Я должен буду его остановить, ты понимаешь это?
– Да.
– Но я ничего не смогу сделать, если от этого можешь пострадать ты, София.
Липкое сладкое мороженое текло по моим пальцам, но чистота меня заботила сейчас меньше всего.
– Если я стала для вас помехой, тогда, может быть, пришло время моему ученичеству закончиться?
– Ни в коем случае, – сердито сказал Рихтер. Он достал из кармана платок и начал вытирать мою испачканную ладонь. – Вздумала тоже! Я скорее по-тихому прибью Мартина, если он продолжит втягивать тебя в свои авантюры. Ты, конечно, расстроишься, но я подберу тебе мужа не хуже, обещаю. Тебе нравятся алхимики?
– Это вы про себя, мастер? – фыркнула я.
Рихтер так посмотрел на меня, что я смутилась.
– Простите, я не должна была шутить таким образом.
– У меня очень высокие требования, между прочим, к своей избраннице, и ты им не соответствуешь.
– И что же во мне не соответствует вашему вкусу?
– Ты хоть и миленькая, но слишком обычная, на моем фоне будешь теряться.
– Этак вы никогда никого не найдете, мастер. Рядом с вами любая будет теряться.
Алхимик сощурил на солнце свои странные глаза, улыбаясь чему-то.
– Мастер?
– Говорят, если долго смотреть на солнце, можно ослепнуть, а если не сводить глаз с луны – потерять душевный покой и даже стать безумцем. Наверное, я начал понимать значение этих слов.
– Вы сравниваете фотохимическое повреждение сетчатки с народным суеверием. Нет ни одного научного доказательства, что луна в любом ее положении как-то вредна для психики.
– Скучный ты человек, Вернер. Приземленный. И как тебя только Мартин терпит? – вздохнул алхимик. – Доедай свое мороженое и пойдем. Тебе еще отчеты за меня писать.
Работа отлично приводила мои мысли в порядок, особенно если работать приходилось под началом вредного и въедливого алхимика. Так что ко времени встречи с Мартином я уже пришла в себя. Почти.
– Выглядишь усталой. Или расстроенной.
Руки менталиста скользили по обнаженной спине, рисуя причудливые линии.
– Так напряжена. Что-то случилось, Софи?
Легкий поцелуй в плечо. Еще один у основания шеи, на который я уже не могла не отреагировать. Перевернулась и потянулась к Мартину, требуя большего. И отдавалась с такой страстью, будто жаркими, поспешными и чуть грубоватыми ласками можно стереть все сомнения.
Страсть сменилась истомой, но забыться удалось лишь на время. Почувствовав на себе взгляд мага, неохотно открыла глаза:
– М-м-м?
– Ты сегодня необычно молчалива, как будто что-то скрываешь от меня. Даже не рассказала о получении документов.
Я почему-то не хотела говорить Мартину, что разговаривала с Гайне. Да и что я ему скажу? «Министр считает, что ты, возможно, соврал мне тогда про Шварца»? А может, поинтересоваться у Мартина, не он ли скопировал мои записи о Котовском и передал их канцлеру?
Вместо этого я спросила другое:
– Расскажи мне о ГЛМ. Ты ведь знаешь что-то про этот проект?
– Почему ты о нем спрашиваешь?
– Потому что все еще не понимаю, зачем так долго нужна была министерству.
– Это в прошлом. Мою невесту никто не посмеет побеспокоить.
Бледно улыбнулась, заталкивая вглубь воспоминания об угрозе Гайне. Вот что нельзя говорить Шефнеру, чтобы не дать новый толчок конфликту.
– Расскажи, – повторила я.
Мартин сел. Лунный свет из окна падал на его плечи, серебря кожу. Почему-то сейчас он казался как никогда красивым. И чужим. Почти незнакомцем. Я отыскала в полутьме его ладонь и сжала пальцы.
– Все началось очень давно. Два юных артефактора-подмастерья, Август Вернер и Абелард Вагнер, загорелись идеей с помощью магии создать подобие жизни. Конечно, их мастер запретил даже думать над такой глупой и бесполезной идеей, и им пришлось оставить свои исследования. Когда обучение Абеларда и Августа закончилось, жизнь развела их. Один уехал в Роан после ошибки, совершенной во время экспериментов, другой стал работать на военное министерство. Но в итоге оба они вернулись к мечте юности. Только вот пошли разными путями. Вагнер, судя по всему, начал проводить эксперименты на людях и в итоге, как ты знаешь, смог добиться того, на что никто из целителей до сих пор не способен, – поставил искалеченного, не способного ходить ребенка на ноги.
– Анджея Котовского, – прошептала я.
– Да. Вагнер не исцелил тело, но исправил и усилил его, будто сломанный механизм. Твой же дед в это время решал другую задачу. Он не стал уподоблять живую плоть неживой материи, впаивая в нее чары, а наоборот, попытался из неживого сделать точное подобие живого.
