Джозеф Финдер - Дьявольская сила
Медная дверца ящика распахнулась с еле слышным щелчком. Молли запустила руку внутрь. На миг у меня перехватило дыхание. Я внимательно смотрел на жену.
— Ну что там? Пусто? — не выдержал я.
Помолчав немного, Молли удовлетворенно кивнула головой. Я с облегчением сделал выдох. Из темной глубины ящика-сейфа она извлекла узкий серый конверт длиной примерно девять дюймов и шириной дюйма четыре. С недоуменным видом она надорвала серый конверт и вытащила из него содержимое: листок бумаги с напечатанным на машинке текстом, пожелтевший обрывок делового конверта и маленькую черно-белую глянцевитую фотографию. А спустя секунду-другую я услышал, как она шумно и резко задышала.
— О-о, Боже милостивый, — повторяла она, — Боже ты мой.
56Я взглянул на фотографию, столь сильно ошеломившую Молли. Фото как фото — обычный любительский снимок из семейного альбома, размер три на четыре дюйма, края обрезаны в виде зубчиков, как это делалось в 50-х годах, на обороте твердое коричневое пятно от засохшего клея. На ней долговязый, атлетически сложенный симпатичный мужчина стоит бок о бок с темноволосой, черноглазой молодой красивой женщиной, а впереди них в объектив шаловливо улыбается маленькая девчушка-сорванец лет трех-четырех с бесенятами в лукавых глазах, ее темные волосы аккуратно спускаются челкой на лоб, а с боков перевязаны лентой и свободно торчат в стороны.
Все трое стоят на истертых деревянных ступеньках большого бревенчатого дома или пристройки, смотря как глядеть. Дом старый, полуразвалившийся, но очень удобный для летнего отдыха, такие дома еще можно встретить на берегах озера Мичиган, или озера Верхнего, или в горах Адирондака, или на берегах деревенских прудов в любом регионе Америки.
Маленькая девочка — это Молли, тут даже сомнений никаких не возникает — не девчонка, а сгусток энергии, такую егозу нелегко было сфотографировать: чтобы запечатлеть ее образ, приходилось ставить выдержку 1/60 или 1/100 секунды, а то и еще меньше. Ее родители получились на снимке гордыми и самодовольными: душещипательное изображение преуспевающей семьи, такой типично американской, навевающей сентиментальные чувства.
— А я знаю это место, — заметила Молли.
— Да ну?
— Я хочу сказать, что само место я не помню, но помню, что о нем говорили. Усадьба принадлежала моей бабушке, матери моей матери, и находится она где-то в Канаде. Это ее старый дом на берегу озера.
Она замолкла и все смотрела на фотографию, видимо, припоминая всякие подробности: стул на террасе позади них; крупные неровные камни, которыми обложен фасад рубленого дома; куртку из легкой полотняной ткани и галстук-бабочку отца; простое цветастое летнее платье матери; литой мячик из каучука и бейсбольные перчатки на ступеньках позади них.
— Как странно, — промолвила Молли. — Приятно вспомнить, хотя усадьба больше нам не принадлежит, к сожалению. Мои родители продали ее, когда я была еще совсем маленькая. Больше мы туда никогда не приезжали, только вот в то лето, когда сфотографировались.
Взяв в руки обрывок конверта, я заметил на нем адрес или часть адреса, написанного тонким небрежным почерком, каким обычно пишут европейцы: Париж, 1-й округ, Лебяжья улица, дом 7, квартира 23. Что за адрес? И почему его запрятали сюда, в ящик-сейф? И к чему эта фотография? Какой-то сигнал, знак, поданный Молли ее покойным отцом… откуда угодно, но только не из могилы (извините меня за банальность).
Наконец я взял письмо, напечатанное на старой механической машинке со множеством опечаток и исправлений и адресованное почему-то: «МОИМ ЛЮБИМЫМ ЛЮБОПЫТНЫМ СНУПИКАМ!»
Я взглянул непонимающе на Молли и уж было собрался спросить, какого черта означает такое приветствие, но она опередила меня и, застенчиво улыбнувшись, пояснила:
— «Снупиками» он по-домашнему называл нас с тобой.
— Снупиками? Почему?
— По имени Снупи. Это мой любимый персонаж из мультфильма, когда я была маленькой.
— Так, значит, мы Снупики?
— Ну и… и также потому, что я любила лазить в ящик его стола, когда была маленькой. Разглядывать всякие там штучки, до которых, как считалось, мне нельзя было дотрагиваться. Все маленькие дети так делают, но если у тебя отец заведующий отделением ЦРУ в Каире, или заместитель директора по планированию, или еще какая-то важная шишка, то тебя всякий раз бранят за излишнее любопытство. Дескать, любопытной Варваре нос оторвали, ну и все такое прочее.
— Ну вот мы, оказывается, тоже любопытные Снупики, — повторил я, стараясь произнести это слово поехиднее.
— Ну-ка, не наглей, Эллисон. Слышишь меня? Не смей дразнить меня, черт побери!
Я опять стал вглядываться в письмо, плохо напечатанное на фирменной бумаге с тисненым штампом вверху «Харрисон Синклер», и начал читать вслух:
«Моим любимым любопытным Снупикам!
Когда вы начнете читать это письмо, а читать его вы будете обязательно, ибо кроме вас эти слова никто не прочтет, позвольте мне прежде всего выразить миллион раз мое восхищение вами. Ты, Молли, замечательный врач, к тому же еще стала первоклассной разведчицей, если только не считаешь избранную мной профессию низкой и не презираешь ее. Но этими словами я вовсе не намерен как-то обидеть тебя: по-своему ты, разумеется, права, если и не воспринимаешь по-хорошему профессию разведчика. В ней много такого, что вызывает протест. Но я все же не теряю надежды, что настанет день и ты также начнешь понимать и высоко ценить благородство в разведке… это произойдет совсем не из-за дочерней обязанности перед родителями, не из-за лояльности и не из-за осознания вины.
Когда у твоей матери рак перешел в последнюю стадию и стало ясно, что больше двух недель ей не протянуть, она позвала меня к себе в больничную палату — а никто не умел держаться с таким достоинством и самообладанием, как твоя мать, — и предупредила, погрозив даже в назидание пальцем, чтобы я никогда не вмешивался в твою жизнь. Она пожелала, чтобы ты никогда не шла проторенным путем, и каким бы он ни оказался, ни у кого не будет такого уравновешенного и рассудительного характера, разумного восприятия реальности, блестящих перспектив, как у нашей «дорогой Марты». Так что, надеюсь, ты поймешь, что я собираюсь поведать тебе.
По причинам, которые вскоре станут понятными, в моих бумагах, в завещании и других документах этот абонементный ящик не упоминается. Чтобы отыскать это письмо, прежде нужно найти ключик к нему, который я запрятал (иногда самый простой и в то же время самый старомодный путь оказывается наилучшим), и также побывать в подземном хранилище в Цюрихе.
