Рикэм-бо «Стерегущий берег» (СИ) - Кротков Антон Павлович
И вдруг громкоговоритель буквально взорвался от крика: «Прекратить огонь! Не стрелять! В воздухе свои! Группе живучести и пожарной команде приготовиться!».
Канонада разом смолкла. Наступила невероятная тишина, которую вскоре нарушил гул моторов приближающихся самолётов. Истребители начали садиться. Почти все они были сильно потрёпаны в недавней схватке.
Одним из первых сел Тич. Выбравшись из кабины, командир схватил сигнальные флажки и бросился лично руководить посадкой остальных. Но даже ему не удалось предотвратить катастрофу. Чей-то самолёт на пробежке врезался в надстройку мостика…
Игорь видит, как разлетаются обломки и куски тел, брызжет, подобно струям из огнемёта горящее топливо. Бегущие люди сгорают, словно спички.
Палубу затягивает едким дымом. Воздух наполнен парами керосина и смрадом палёного мяса. Но остановить посадку невозможно: в небе кружатся самолёты, у которых на исходе горючее.
Новая катастрофа не заставляет себя долго ждать: в центре палубы кружится волчком и валится за борт другой уалйдкет. Там, где он упал, поднимается гигантский фонтан воды, который накрывает большую часть палубы. Игорь с ужасом думает об оказавшемся в воде пилоте: «Успел ли он выбраться?».
Но всего через секунду новая трагедия заставляет Исмаилова забыть обо всём.
Один из истребителей приближается, едва не касаясь воды. За ним тянется дымный след. Временами самолёт начинает резко крениться и кажется, что теперь ему точно конец. Но агония продолжается…
Все уверены, что сейчас последует удар в борт авианосца. Тич взбегает на прожекторную площадку и оттуда бешено размахивает посадочными флажками. Ему удаётся привлечь к себе внимание пилота, потому что самолёт начинает выравниваться. Лётчик выпускает шасси и закрылки. Игорь замечает большую цифру восемь на фюзеляже истребителя. Это Генри Чаппел! Он всё-таки вернулся! Весь мир для Исмаилова сужается до самолёта друга.
Посадка больше напоминает падение. Одна стойка шасси подламывается при ударе о палубу. Машину юзом тащит по полосе, самолёт едва не переворачивается…
Игорь первым подбежал и вскарабкался на крыло «уайлдкэта». Стекло, за которым лётчик, разбито и забрызгано изнутри кровью. Колпак фонаря заклинило. Но подоспевает помощь и общими усилиями удаётся вскрыть кабину. Генри буквально плавает в собственной крови. Голова Чаппела безвольно свешена на грудь. Игорь перегибается через борт и отстёгивает привязные ремни и обвязки парашюта. Лётчика выволакивают наружу и осторожно кладут на носилки. Над тяжелораненым склоняется врач. Однако быстро выпрямляется. На озабоченном лице врача появляется выражение скорби. Доктор вздыхает и снимает с головы фуражку. Судовой капеллан начинает читать молитву. Чаппела больше нет.
Исмаилов чувствует, как по щекам его текут слёзы. Он ниже склоняет голову, чтобы никто этого не заметил. Но кроме капеллана рядом уже никого нет, все разошлись по своим делам. Трагедия отдельного человека мало что значит на фоне разворачивающейся грандиозной битвы. Техники спешно заправляют вернувшиеся самолёты, пополняют на них боезапас. Объявлено, что через пятнадцать минут в воздух должна подняться вторая волна самолётов.
Игорь вытащил из нагрудного кармана друга непромокаемый пакет с прощальным письмом к родителям. Точно такое же написал и он сам.
В этот момент к Исмаилову подходит лётчик с крупными резковатыми чертами. Кажется, это у него несчастный Генри был ведомым. Мужчина что-то спрашивает, но Игорь находится в таком состоянии, что плохо соображает, что ему говорят.
Мужчина хмурился и отходит. Молодой человек слышит, как он говорит Тичу:
— Я не полечу с ним.
— Почему?
— Посмотри, парень не в себе.
— У меня нет для тебя другого ведомого, Квайл.
— Послушай, Джон, с меня хватит и одного снукера* (так в британской армии называют молодых кадетов-первогодков) на сегодня. Я хочу снова увидеть свою семью. Короче, мне нужен кто-нибудь поопытней.
— Хорошо, я тебя понял, Квайл. Бери моего ведомого, а с новичком полечу я.
Глава 10
Игорь взволнованно пытался объяснить, что не хочет быть никому обузой. Тич слушал недолго.
— Послушай, сынок, — сказал он, и морщины на его лице проступили глубже и резче. — Накануне своего первого боевого вылета я страдал животом, и добряк-врач предложил освободить меня от полётов. Но я ответил, что пусть лучше обосрусь в воздухе и мне придётся убирать за собой кабину, чем останусь на земле, и всю оставшуюся жизнь буду чувствовать себя полным дерьмом.
Тич оглянулся, чтобы убедиться, что их никто не слышит, и продолжил:
— Это я к тому, что если ты ищешь повод для того, чтобы не лететь, то так и скажи об этом прямо. Обещаю, я не стану тебя принуждать. Я даже постараюсь, чтобы никто об этом не узнал. Думаю, что смогу добыть тебе какую-нибудь канцелярскую должность.
— Нет, нет, я этого не хочу! — поспешно воскликнул молодой лётчик.
Они некоторое время смотрели друг другу в глаза. Тёртый жизнью ветеран словно пытался заглянуть ему в самую душу. Растерявшемуся юнцу удалось то, что подчас не удавалось матёрым бойцам — он смог выдержать пронзительный взгляд ярко-синих глаз Тича и не отвести взгляда.
— Тогда не засирай мне мозги перед боем, сынок! — со зловещей ласковостью в голосе хрипло прорычал ас. — Иди лучше к машине, хорошенько всё проверь, и помолись своим богам, коль останется минутка.
Механик в заляпанном маслом выцветшем комбинезоне пытался успеть отмыть кабину от крови за оставшиеся до вылета минуты. Он сообщил новому лётчику, что баки заправлены керосином под завязку, боекомплект для пушек и пулемётов пополнен. Игорь поблагодарил и покосился на бурые пятна на сиденье и кровавые отпечатки на приборной доске. Оттуда же ему улыбалась девушка с фотографии, которую Генри прицепил сегодня утром — на счастье. Это была подруга Чаппела — Джейн. Механик хотел убрать фотографию, но Игорь не позволил.
Из палубных громкоговорителей раздался четкий голос командира авиационной боевой части: «Всем отойти от пропеллеров… Включить двигатели…».
Глава 11
Примерно в полумиле по течению дрейфовало что-то похожее на полузатопленное судно. Паром изменил курс и направился туда. Когда подошли ближе, в воздух взвилась стая морских птиц. В воде плавало нечто огромное и зловонное.
Это была туша огромного кашалота или кита иной породы. Капитан решил развлечь пассажиров впечатляющим зрелищем и приказал застопорить машину.
Возле борта поглазеть на диковинное зрелище собралась толпа. В голубой прозрачной толще можно было хорошо рассмотреть погибшее животное. Кит выглядел так, словно угодил под винты огромного корабля. Он напоминал огромный огрызок.
Звучали разные версии. Кто-то считал, что это работа китобоев. Просто раненый гарпуном кашалот сумел уйти на большую глубину (кашалоты способны погружаться на глубину более двух километров и оставаться под водой более полутора часов), и промысловикам пришлось обрубить канат. Позже животное издохло и всплыло на поверхность.
Кита могли убить и по ошибке. Метод эхолокации, позволяющий находить субмарины, пока ещё был не слишком надёжен. В результате очень часто глубинное бомбометание применялось военными по крупным морским животным. В прессе также писали, что экипажи некоторых кораблей и самолётов имели приказ в целях тренировки открывать огонь по обнаруженным китам.
В порту Исмаилов случайно стал свидетелем того, как какой-то человек договаривается с владельцем небольшой парусно-моторной шхуны отвезти его к месту обнаружения мёртвого кита.
— А, этот тот дохлый горбач, — понимающе кивал хозяин лодки. — Мили три в море. Сто пятьдесят долларов.
Клиент явно сильно спешил. Он подкатил на такси, и вид у него был рассеянный и одновременно решительный, как у человека, все мысли которого устремлены на одну цель. Не удивительно, что хозяин лодки это почувствовал и ломил цену.
