Владимир Романовский - Полезный Груз
Проханова к тому же любила белое вино, а Чайковская вообще пила все подряд, когда предоставлялась возможность – такое у нее было свойство натуры.
Проханова помалкивала, а Чайковская сперва болтала без умолку, уча Проханову жить, и приводила примеры из собственной биографии, на протяжении которой она, по ее словам, всегда всем умела утереть нос, ибо бесхитростна и справедлива; но и она тоже вскоре сникла. Слишком много противоречивых чувств с самого утра. Импозантный сильный мужчина грубо приволок ее сюда и объяснил убедительным голосом, что давеча ее чуть не порешили, или, как говорят в Киеве, чуть не устроили ей зэтс ит, и что нужно сидеть тут, пока он не вернется, а если высунет нос свой монгольский на улицу – ее тут же пристрелят. Ей ни разу до этого не приходилось такое слышать, и Чайковская перепугалась, но не показала виду.
Теперь же Лизка, обычно внимавшая Чайковской чуть ли не с благоговением, замкнулась, отвечала односложно, желания беседовать не проявляла, и только жрала креветки, благо запас их в холодильнике оказался велик – будто кто-то недавно ограбил магазин морепродуктов, запасаясь на зиму и на всякий случай.
Чайковской хотелось курить, и она облазила все закутки гостиной в поисках табака, но так и не нашла ничего, а толстую металлическую дверь импозантный мужчина велел ей не отпирать ни под каким предлогом, иначе Чайковскую сразу обнаружат и так далее. Потом она уснула в кресле.
А проснулась от странного шума на улице и от духоты. Лизка уже стояла у окна, почесывая бедро, глядя на улицу, с боязливым выражением лица. Чайковская спросила:
– Чего там?
Лизка не ответила.
Придется самой разбираться.
На улице буйствовал огонь – везде, куда ни кинь взгляд. На пустыре напротив, в зданиях, вне зданий – казалось, горят даже камни, и даже само пространство. Пламя странного цвета – с синими и фиолетовыми отсветами. Темно-синий дым грозился полностью закрыть небо над Авдеевкой, чтобы стало не очень понятно ночь сейчас или день. Чайковская подумала вслух:
– Надо валить отсюда.
Пристрелят? Вряд ли снайперы, секретные агенты, или просто бандиты прячутся сейчас где-то среди этих жутких языков пламени непонятного цвета.
Чайковская ринулась к запертой двери. Дотронулась до засова и отдернула руку, обожженную раскаленным металлом. От металлической двери исходил жар.
Лопнуло стекло, посыпалось, Лизка отскочила от окна, и тут же лопнуло второе. Чайковская взвизгнула. И Лизка тоже взвизгнула. Но толку от визгов не было никакого.
Где-то в глубинах здания, возможно ниже уровня земли, грохнуло глухо, и здание тряхнуло. И сразу погасли сигнальные лампочки, умиротворяюще светившие по периметру потолка. Чайковская и Лизка смотрели друг на друга, и читали на лице друг дружки ужас.
Раздался еще грохот, поистине вагнеровского звучания, отчетливей и ближе, будто кто-то исполинским тараном лупил в металлическую дверь. Серия ударов длилась секунд десять, и дверь действительно распахнулась, и в помещение вошел совершенно голый мужчина с ломом в руках. Обернулся и позвал:
– Жимо!
И за голым мужчиной показался попрошайка в обветшалой одежонке и с черным не то от грязи, не то от сажи лицом. Попрошайку Чайковская помнила – давешний импозантный мужчина с ним разговаривал вчера, здесь же, в Авдеевке. А вот голого мужчину она видела впервые. Лизка открыла рот и уставилась на голого огромными глазами. Голый мужчина, отменно, кстати сказать, сложенный, атлетический, лет … ну где-то двадцати восьми … светлый шатен … член хороших размеров … сказал Лизке, будто знал ее много лет:
– Ты как, в порядке?
Лизка быстро кивнула дважды.
– Так, девушки, ну-ка, отойдите в сторону.
Он подошел к массивному холодильнику и опрокинул его на бок. После чего вставил лом в какое-то отверстие в полу и ломом в отверстии пошуровал. Запустил в отверстие пальцы. Люк открылся.
Жимо тем временем подошел поближе к девушкам, и Чайковская даже не отстранилась, хотя от него крепко пахло. Видимо гордясь знакомством с голым импозантным мужчиной, Жимо объяснил девушкам:
– Это Рюрик! Сам! Ему можно верить. В обиду не даст.
Рюрик обернулся и сделал пригласительный жест. Лизка пошла первая, Чайковская двинулась за ней, а следом обгорелый Жимо. Рюрик сказал:
– Сперва Жимо.
Лизка не обиделась нисколько, а Чайковская обижаться побоялась, поскольку не до того сейчас, лишь бы ее отсюда увели. Рюрик взял Жимо под мышки и опустил в люк, сказав напутственно:
– Там ступеньки дальше.
Жимо нащупал ногой ступеньку, уперся рукой в цементную стену люка, сказал, что он в порядке, и все-таки грохнулся, вскрикнув. После этого он снова сообщил, что он в порядке.
Голый Рюрик сказал:
– Лиза, ты первая.
И нырнул в люк.
И Чайковская опять прикусила язык, боясь, что ее не возьмут с собой, если она будет кобениться и качать дочернеминистерские права. Лизка подошла к люку, присела возле, развернулась к отверстию массивным задом, подползла на коленях, легла на пол пузом, спустила ноги, а снизу Рюрик крикнул:
– Да не бойся ты! Я тебя поймаю!
И вот Лизка исчезла в люке. Чайковская поспешила тоже встать на четвереньки. Одну ногу опустила в люк. Уперлась ладонями в пол. Стало еще страшнее. Снизу ее схватили за бедра и сказали:
– Ну же. Давай.
Последовало мягкое приземление.
Голый Рюрик сунул руку в карман крутки Жимо и вытащил оттуда фонарик. Обнаружился коридор – длинный, ведущий неизвестно куда. Рюрик возглавил шествие. Метров через двадцать остановился и сказал:
– Осторожно, здесь спуск, а дальше лаз, нужно на карачках ползти.
Лаз оказался тоннельного типа. Он совершенно не походил на роскошный, мягко освещенный, с картинами на стенах тоннель под прудом, ведущим в резиденцию Чайковской. Зато он очень походил на … что именно? Вроде бы, когда импозантный мужчина волок ее давеча … да, именно. Вроде бы сознание включилось в какой-то момент – и она увидела – круглый свод, грубо укрепленные стены по бокам, не очень ровный пол. Тоннель-лаз, ведущий из квартиры той черноволосой дылды … куда-то ведущий тайный ход. Может, ей просто показалось?
Тяжело дыша, раздирая себе колени, Чайковская следовала на четвереньках по тоннелю, видя перед собой силуэт толстой лизкиной жопы. Такие тоннели наверное копают заключенные, когда бегут из тюрьмы или из лагеря – в любую эпоху, в любой стране, хоть здесь, хоть в Южной Африке. Нехитрая, но действенная инженерия. Один копает, другой за ним укладывает откопанную землю и камни в мешок и волочит его наружу, чтобы потом улучить момент и частично распылить, частично … хмм … в клумбы, наверное … В местах заключения много клумб, и них растут астры и гвоздики. Возможно даже третий потенциальный беглец укрепляет стены и свод деревяшками … э … опалубкой. Такое ощущение, что этот тоннель, и тот, что ведет из квартиры дылды … сооружал один и тот же умник ради похожих целей. Фигня, конечно, просто такое ощущение.
