Рикэм-бо «Стерегущий берег» (СИ) - Кротков Антон Павлович

Бородач, повернувшись к Исмаилову, ввёл его в курс дела:

— Доктор уже рассказал мисс Марини, что она получила солнечный удар, и вы привезли её сюда.

— Да, ещё раз благодарю вас за гостеприимство! И вас дорогой доктор — Клео ласково посмотрела на смутившегося пожилого врача.

— О, не стоит благодарностей, — Тич по-приятельски подмигнул ей и сделал небрежный жест рукой в пространство, символизирующее прошлое, — ведь мы с мистером Исмаиловым служили вместе.

Завязалась непринуждённая уютная болтовня. Хозяин дома был чертовски обаятелен. Ему была присуща совершенно особенная грубоватая харизма. Когда бородач улыбался, то даже въевшиеся в кожу его щёк крупинки вороха и шрамы от ожогов работали на его шарм. Ему нельзя было отказать в остроумии. Некоторые высказывания отставного пилота о политике и о бизнесе были весьма необычны, как впрочем и многое в его образе. Например, тогда как у всех в тарелках был омлет с беконом, ему принесли слегка обжаренное мясо, сочащееся кровавым бульоном.

В конце завтрака доктор авторитетно заметил, что пациентке сейчас очень не помешает хорошая прогулка.

— Ум, отличный совет, док! — прихлёбывая кофе, присоединился к доктору Тич. — Скажу вам, мисс Марини, здесь удивительный воздух! Думаю, в скором времени этот товар будет приносить отличный доход, если количество автомобилей в городах продолжит увеличиваться такими же темпами. А что, согласитесь, что неплохой бизнес — делать деньги на воздухе?

Остроумная реплика стала поводом для новых шуток.

Наконец, Клео заявила, что с удовольствием последует совету врача и немного прогуляется. Она спустилась с веранды и неторопливым шагом пошла в сторону загона с лошадьми. Мужчины же остались за столом.

— Я же говорил, лейтенант, что всё не безнадёжно, — кивая вслед итальянке, сказал Джон Тич. — Если бы я не был тому свидетелем, то никогда бы не поверил, что возможно так быстро вернуть человека из растительного состояния.

Однако доктор пояснил, нынешнее улучшение в состоянии пациентки скорей всего носит лишь временный характер, и вероятно вслед за ремиссией последует новый провал в полное беспамятство.

— Её превратили в подопытную мышь, — лишь развёл руками врач. — Если бы я хотя бы точно знал комбинации и дозировки применяемых препаратов, то, наверное, мог обещать что-то определённое. Мне же приходиться блуждать впотьмах.

— И всё-таки вы вытащили её! Пусть даже на короткое время — напомнил ему Исмаилов.

Вскоре врач ушёл, сославшись на то, что его ждут другие пациенты. Тич, казалось, только этого и ждал, чтобы продолжить беседу с Исмаиловым с глазу на глаз. Теперь он говорил с грубоватой солдатской прямотой, будто напоминая о их фронтовом товариществе:

— Ты хоть спал с ней? — «Чёрный борода» кивнул он Клео.

— Это личное — неожиданно для себя довольно резко ответил Исмаилов.

— Значит, спал, — ухмыльнулся Тич. — А то я всё сомневался в твоей искренности.

— Почему это? — запальчиво осведомился Исмаилов.

— Цинизм. Долго изучая людей, я пришёл к выводу, что людьми движет исключительно расчёт. Мой собственный расчёт давно подсказывает мне, что только глупец может идти в «лобовую атаку» на заведомо гораздо более сильного противника. Разве не так?

Игорь пожал плечами, изображая вежливый интерес.

— Но, — весело продолжал Тич, — я игрок! К тому же я отлично помню, как плавал в собственной крови, а висящий у меня на хвосте японец в «Зерро» готовился всадить в меня забойную очередь из всех своих пулемётов. Но тут неожиданно нарисовался ты, лейтенант, и выручил меня. А кодекс чести есть даже у такого расчётливого мерзавца, как я.

Тич резко наклонился к Исмаилову:

— Послушай, лейтенант, эта женщина действительно, настолько дорога тебе?

— Она — это всё, что у меня осталось в жизни, — веско произнёс Игорь. — Без неё всё теряет смысл.

У Исмаилова из головы не шёл мрачный прогноз доктора относительно Клео. Оказывается, чтобы понять, что по-прежнему любишь человека, надо почти потерять его!

— Если я тебя правильно понял, лейтенант, ради неё ты готов на всё, даже выйти из игры?

— О какой игре идёт речь? — непонимающе посмотрел на собеседника Игорь. При этом он понизил голос, ибо Клео удалилась от них ещё недостаточно далеко.

Тич лениво повернул голову в её сторону. Но итальянка, похоже, их не слышала. Судя по посадке женской головки, её глаза сейчас смотрели в беспредельную даль. Игорю вдруг почудилось лицо Клео, которого, возможно, уже коснулось лёгкое безумие, совсем как накануне, перед тем, как она внезапно впала в транс.

— Ну хорошо… — подавленно выдавил из себя Исмаилов.

Для продолжения разговора они вошли в дом. Обстановка комнаты, которая похоже служила хозяину и спальней, и кабинетом, была спартанской. Один угол занимала широкая кровать, другой — небольшой книжный шкаф, третий — оружейная стойка с винчестерами и дробовиками. У окна примостился письменный стол, заваленный газетами и нераспечатанными конвертами. Вместо обычного стула за ним стояло кресло-качалка. Ещё тут зачем-то была поставлена узкая брезентовая раскладушка.

Горничная-мексиканка ещё не успела тут прибраться. Подушка на раскладушке хранила отпечаток головы Тича. Неожиданно Игоря осенила мысль: настоящая здесь только эта старая койка! Всё остальное — дом, веранда, загоны для лошадей — декорации.

Похоже, старый солдат с юности возил эту раскладную кровать за собой. Сбоку на ней имелись петли, благодаря которым походная раскладушка или, говоря по-морскому «банка», легко трансформировалась на корабле в некое подобие подвесного гамака. Конечно, не самая удобная постель, но на судне свои представления о комфорте. В сильный шторм важнее всего не быть выброшенным во сне из кровати.

Наверное, не так уж много было вещей, к которым Тич был привязан. Видимо, эта койка, а ещё любимое мясо с кровью составляло тот привычный образ жизни, с которым старый моряк не смог расстаться в своей новой сухопутной жизни.

Игорю даже показалось, что он видел эту койку на «Йорктауне» в 1942, когда «Чёрный борода» перешёл на их авианосец с «Лесингтона».

Но тогда возникал вопрос: «Зачем понадобился весь этот спектакль?». И единственный ответ, который сразу приходил в голову, что это ранчо вовсе не убежище, а тюрьма для них с Клео. А Тича кто-то назначил исполнять обязанности её временного коменданта.

Джон уселся в кресло-качалку.

— Конечно, я мог бы помочь тебе с машиной, как ты меня просил — доверительно сказал он. — Только ваш отъезд ничего не решит, уж поверь. Через пару часов, суток или даже через неделю, но это непременно произойдёт. Я имею в виду, что следующий приступ неизбежен, и если ничего не предпринять, то мисс Марини окончательно станет безмозглой куклой. Ведь это спецфармакология! Оружие столь же безотказное, как пулемёт браунинга.

Тич ухмыльнулся:

— Правда, некоторые мужчины мечтают именно о таком варианте любовницы. Может и тебя это тоже устроит?

— Я не дума… — начал было Игорь, но увидел по лицу бородача, что слова тут бесполезны. Он и Клео были в его руках. Тичу надо было лишь просчитать свою выгоду. Такой же взгляд был у майора Фишера, когда решалась судьба несчастного Дика. Поразительно! Между предводителем лагерного сопротивления и «старым пиратом» было много общего, они словно были сделаны из одного материала: оба волевые, жёсткие — беспощадные прагматики.

— Пойми, ни в одной клинике не смогут ей помочь — продолжал задушевным тоном давить Тич. — Эти препараты созданы в специальной лаборатории для специальных целей. Без них она не человек.

— А как же док? — скорее по инерции, чем всерьёз на что-то рассчитывая, напомнил Игорь.

Тич лишь пожал плечами, давая понять, что на этот вариант более рассчитывать не приходится.

— Говоря начистоту, лейтенант, — продолжал Джон с невозмутимой откровенностью, — у вас обоих остался очень небольшой выбор. Я бы на твоём месте перестал упорствовать и доверился дружбе, закалённой в огне боёв.