Людмила Стрельникова - Тайна племени Бату
Вскоре двое ушли, а Константин, вытащив из кармана пиджака украденные из дома профессора листки, с подобострастной физиономией протянул их иностранцу. Тот внимательно просмотрел написанное, удовлетворенно кивнул и, достав из нагрудного кармана пачку денег, не считая, протянул посетителю. Лицо аспиранта расплылось в благодарной улыбке. Он засунул пачку в карман и, распрощавшись, удалился.
Материальное поощрение, по всей вероятности подействовало на него вдохновляюще, потому что, если до этого он приходил к дочери профессора два раза в неделю, то теперь стал наведываться каждый вечер. Придумывая всякие предлоги, чтобы выпроводить девушку из комнаты (чаще всего напрашиваясь на ужин), после её ухода он принимался усердно рыться на полках, где у Льва Борисовича Тальвина лежали папки с бумагами и его собственными трудами. Наконец, поиски увенчались успехом, в его руки попала синяя папка, внутри которой он обнаружил общую тетрадь. Пробежав глазами несколько строк, аспирант возликовал и поспешно засунул находку под ремень брюк. Надетый сверху пиджак прикрыл украденное.
В этот вечор он не стал пить кофе, а раньше обычного распрощавшись с хозяйкой, торопливо зашагал по ночной улице, то ли спеша поскорее получить деньги, то ли опасаясь долго задерживать ценные записи у себя. Но не успел он удалиться от дома профессора на триста метров, как дорогу ему преградил высокий молодой человек с решительным волевым лицом. Это был Андрей.
– Дозвольте прикурить, – попросил он.
– Не курю, – отрезал Константин, собираясь обойти молодого человека сбоку, но тот сделал шаг в сторону и снова преградил ему дорогу.
Чувствуя что-то не то, аспирант занервничал и раздраженно воскликнул:
– Ты глухой? Не курю я. Попроси у кого-нибудь другого.
– Как не курите? – наигранно удивленно произнес Андрей. – Я вижу – у вас здесь припрятана целая пачка, – и он рванул полы пиджака, вырвав из-за пояса тетрадь.
– Отдай! – Константин вцепился в неё руками, и видя, что добытое с таким трудом уплывает в чужие руки, изо всех сил ударил Андрея ногой по колену. Но боль только подстегнула его. Рванув тетрадь к себе, в ответ он отвесил такой удар, что вор отлетел в сторону и, если бы не дерево, в которое он уперся спиной, ему пришлось бы сдавать костюм в химчистку. Кто и почему отнял у него запаси, он так и не понял, потому что прежде никогда своего грабителя не видел.
Отобрав тетрадь, Андрей вернулся домой.
До приезда Тальвина оставалось две недели. После грабежа Константин продолжал навещать Огнесу как ни в чём не бывало. Каждый занимался своим делом: аспирант упорно, по мере возможности, рылся в вещах профессора; Огнеса занималась изучением литературы; Андрей следил за обоими.
В результате наблюдений ему удалось спасти профессорские рукописи, вторично, отобрав их опять по дороге у Константина. На этот раз тот понял, что встреча не случайна и что за домом Тальвина наблюдают, поэтому временно изолировался. А вскоре наступил день возвращения Льва Борисовича.
В пять часов вечера Огнеса стояла на вокзале. Четыре месяца одиночества измучили ее. Даже интересная работа без родного человека потеряла яркое свечение и не манила как обычно, а словно навязывалась.
Когда от них ушла мать, она не чувствовала себя одинокой, испытывая только обиду, обиду за себя и за отца. Сейчас же она испытала впервые настоящее одиночество, и оно показалось ей страшным, уродливым и бесчеловечным. Разве можно среди миллионов чувствовать себя одиноким? Теоретически – нет, а практически – на каждом шагу. Люди встречают тебя, здороваются, разговаривают с тобой, но ты существуешь для них только непосредственно в эти минуты контакта. А за пределом его покрываешься слоем забвенья. Возможно, её душа требовала, чтобы кто-то о ней думал, ждал; чтобы для него факт её существования был фактом непременного условия собственно счастья. Может, душа ее просто жаждала любви, и поэтому так остро чувствовалось одиночество.
Как ни странно, несмотря на то, что Константин постоянно навязывал ей свои ухаживания и часто бывал у них, он казался чужим и не разгонял пустоту вокруг нее, а дополнял, потому что именно от него Огнесе хотелось бежать, спрятаться за кого-нибудь, а прятаться было не за кого. И от этого одиночество становилось ещё ощутимей. Бывают люди, которые своим присутствием не уменьшают пустоту вокруг, а увеличивают. К таким людям и относился Константин.
Но отец возвращался в родной дом, и Огнеса чувствовала себя счастливой. Смерть отодвинулась от него на несколько лет. Сколько он еще успеет осуществить. Только дочь могла понять его радость, только она знала, что это не просто возвращение в родной город, в родной дом – это было возвращение к жизни, к любимой работе.
Поезд остановился. Из него вышел худощавый, седой мужчина с высоким лбом, прямым сильным носом, волевыми складками между бровями и необычайно выразительными живыми глазами. В руках он держал небольшой чемодан и плащ.
Огнеса бросилась к нему, обняла, прильнула к плечу.
– Истосковалась без меня, моя маленькая, – отец ласково погладил её по волосам. Он всегда в минуты нежности называл её «маленькой».
– Ещё как! – прошептала дочь, сияя улыбкой. – Папочка, ты у меня помолодел лет на пятнадцать. Оказывается, бывать в санатории очень полезно. Теперь каждый год буду посылать тебя на отдых. И не противься!
Минут через сорок отец и дочь сидели дома.
– Наконец-то в родных стенах, – радостно проговорил отец. – Как будто век здесь не был. Как я соскучился по работе.
– О работе пока нужно забыть. Я ещё посмотрю, как ты себя будешь чувствовать в домашних условиях.
– Ну что ты, дочка! Я, возможно, и выздоровел только потому, что мечтал снова приступить к любимому делу.
– Сейчас я угощу тебя домашней едой. В санатории готовят полезно, а я – вкусно.
Огнеса занялась сервировкой стола.
Отец подошел к книжным полкам и, с нежностью проведя рукой по корешкам книг, ласково проговорил:
– Ох, и соскучился по ним. В санатории разве можно найти что-нибудь для души, для сердца. Там же в библиотеках – одна любовно-приключенческая лирика. Пробовал читать одну такую книжонку – засыпаю на второй странице и, представляешь, – ничего не помню. Всех героев перепутал и так и не понял, из-за чего они страдают. Но зато во время одной экскурсии случайно в книжном ларьке достал небольшую брошюру: «Создание генератора когерентных гамма-лучей». Вот это книга! Уж здесь я отвёл душу. Читаешь и чувствуешь себя человеком, существом мыслящим. Я каждое предложение обсасывал, как ребенок петушка на палочке. Одиннадцать раз перечитывал.
– Мне кажется, мир держится не столько на науке, сколько на любви, – улыбнулась дочь.
