Загадки дядиной квартиры (СИ) - Калинин Александр Владимирович
В этот момент Вова не упустил возможности ехидно упрекнуть меня, мол — «А ты Саня, не хотел ехать. Мужик этот, конечно, странноватый, но зато смотри сколько информации мы от него получили!» — я же просто отмахнулся рукой.
Через минуту Гуревич вернулся, держа в руках стакан воды, после чего, задав самому себе вопрос — «Ну так… на чем я остановился??» — и мгновенно дав самому себе же ответ — «Ах да, остров…» — продолжил свой рассказ — «Ну вот… поначалу все вроде шло хорошо, мы разгрузили всю провизию и прикинули на сколько нам примерно хватит содержимого и рассчитали на всех пайки, чтобы максимально растянуть содержимое. Затем Феликс распорядился выложить на берегу из камней надпись «SOS». Да и вроде бы все шло замечательно, еды хватало, что-то вроде шалашей мы себе соорудили и ждали прибытия помощи, но через два дня пребывания на острове начались странности…». Гуревич на секунду прервался и провел рукой по лбу — «Один из матросов заявил, что нам всем надо утопиться. Все выжившие были, мягко говоря, шокированы. Вроде бы нормальный разумный человек, но как какой-то фанатик, вполне искренне и ярко уверял нас, людей, чудом переживших кораблекрушение, что жить нам не стоит, а стоит утопиться. Естественно, никто его позицию не разделил. Ну а тот, недолго думая, махнул рукой и предупредив, что мы еще пожалеем, если не пойдем с ним, отправился топиться. Покончить с собой ему не дали. Трое матросов сразу же подбежали к безумцу, схватили его и привязали к дереву. Сумасшедший орал и вырывался, умолял отпустить его, грозился божьей карой. Все были в замешательстве. Как это, адекватный человек и вдруг слетел с катушек. Мы начали обдумывать этот вопрос и составлять различные теории, о том, как так получилось, но все предположения разбивались. Жан предположил, что в почве острова содержится какое-то вещество, испускающее галлюциногенные пары, но Феликс указал возразил, мол, если бы это было так, крыша бы поехала у всех, а не только у одного матроса и поехала бы не спустя два дня пребывания на острове, а в течение пары часов после нашей здесь высадки. Эльза сказала, что, возможно, матрос съел какую-то местную ягоду и отравился, но расспросы сумасшедшего опровергли данную гипотезу, да и никаких ягод мы на острове не обнаружили. В дальнейшем было выдвинуто много различных предположений, но все они, одно за другим, разбивались о факты и противоречия. По умам выживших пополз страх. Единственными, кто в сложившейся ситуации успокаивали людей были снова Феликс Мартинес и твой дядя».
Вова вдруг прервал Гуревича вопросом — «А как так получилось, что матрос сошел с ума??» — Егор Михайлович прервался и, прикусив губу, ответил — «Я… я до сих пор не знаю… Об этом знал Павел и как-то раз хотел рассказать мне, но я не захотел узнавать…» — Вова тут же задал новый вопрос — «Почему??» — на что вскоре получил ответ — «Меньше знаешь — крепче спишь» — Тут же Вова задал еще один вопрос с еще большим интересом, чем предыдущий: «Но как же так, неужели вы, человек переживший такое, да еще и ученый- исследователь, не захотели узнать, что же с вами тогда приключилось??» — Гуревич немного задумался и вскоре, разведя руками, ответил — «Если честно — мне до сих пор интересно, но я не хочу узнавать подробности, ибо в счастливом неведении жить спокойней. Паша интересовался, и где он сейчас?? Неизвестно где. А я спокойно сижу в своем уютном домике и получаю хорошую пенсию за десятилетия работы на музей…» — Я перебил Гуревича вопросом — «Ладно, мы отошли от темы, что там с островом??» — Егор Михайлович повернул голову в мою сторону и сказал — «Ах да, остров, на чем я остановился…» — вспоминая, старик сморщился, два раза щелкнул пальцами и вдруг воскликнул — «Ах да, вспомнил!» — после чего, продолжил свой рассказ
— «Как матрос сошел с ума, прошел день, другой, да и вроде все было спокойно, все постепенно успокоились, но одним прекрасным утром мы обнаружили перерезанные веревки на том месте, где безумца того связали. Самого же психа на месте не было, а вместе с ним пропал еще один матрос. Видимо, тоже сошел с ума, развязав такого же ненормального, и они вместе утопились. Тут- то всех окатила паника пуще прежней. Ну и дальше, с интервалом день-два, пропадало еще по одному матросу. Все были в диком ужасе, даже Феликс, несмотря на все попытки казаться спокойным очевидно для всех, был не на шутку напуган. Происходящее не поддавалось никаким логическим объяснениям, что пугало еще сильнее. Так, одним прекрасным утром, когда большая часть матросов уже утопились, на ежедневной раздаче продовольствия мы не обнаружили Серого. Боже, как же мне было тогда горько, я был сам готов утопиться от потери лучшего друга… Паша тогда обошел пол острова, тщетно пытаясь найти среди деревьев друга, теша себя надеждой, что Серый решил пойти вглубь острова и заблудился. В тот же день со словами — «Я не хочу ждать того момента, когда меня заберет безумие» — повесился Жан… Мартинес. долго пытался его отговорить, но в конечном итоге, уставший от происходящего ужаса, профессор Де Жермен так и…» — во время своего повествования, Гуревич, сам того не замечая, залил свои щеки слезами — «…понятно… Примеру Жана последовали и оставшиеся в живых матросы. Никто, никто из них уже не видел надежды на спасение. Все, один за другим, залезали в петлю, а побледневший Феликс, все еще как-то пытался отговорить несчастных, но его речи не возымели успеха, Да и в пустом взгляде самого Ф-Феликса уже почти не читалось надежды. Осталось нас тогда четверо, я, Феликс, Эльза, ну и твой дядя… Паша, А на с-с-сле-следующий… следующий день… утопилась и Эльза. Паша все также прочесывал лесок и нашел какой-то храм. Тогда мы втроем отправились осмотреть его. На двери в храм была написана странная молитва на полумифическом языке. Мы с Пашей ее прочитали и, долго думая что делать, мы в конце концов открыли двери храма. Внутри была одна большая просторная комната, стены которой были исписаны текстами на том же языке, на котором была написана молитва, а в центре комнаты, стоял алтарь».
Гуревич вдруг замолчал. В доме повисла тишина, разрушенная моим вопросом — «Ну, алтарь, а что дальше??» — через несколько секунд Гуревич тихо сказал — «а дальше…» — и на несколько секунд снова замолчал, но затем вдруг, схватившись руками за лицо, истерично закричал — «а дальше, черт побери, появилось оно! оно! огромное, чешуйчатое существо, ужасное, с щупальцами, страшное, большое, огромное!!! Мы все трое побежали из храма к берегу, а в воде стояли они!!!» Вдруг Гуревич остановился, но кинув безумный взгляд сначала на меня, потом на Вову, продолжил орать: «Существа в чешуе, размером с человека! понимаете?? по пояс в воде, на берегу стоят какие-то морские твари, да еще и ржут!!! остров был проклят, чертов остров был проклят! проклят! проклят! проклят! вы думаете, я вам достанусь?? вы думаете, я стану вашим?? нет, я уж лучше повешусь!!!» Тут Вова вдруг встал с дивана, выставил руки вперед и, подбежав к Егору Михайловичу, принялся его успокаивать. «Так, Егор Михайлович, спокойно, спокойно, все хорошо, все позади, вы сейчас дома, тот остров очень далеко, не нервничайте, спокойно, все хорошо…». Старик постепенно начал приходить в себя. Вдруг Вова повернулся в мою сторону и сказал: «Саня, сгоняй на кухню, принеси стакан воды» — после чего, продолжил успокаивать Гуревича. Я же, недолго думая, поднялся с дивана и быстрым шагом отправился на кухню, где из-под крана набрал в стакан немного воды. Сразу же, как набрал воду, я быстро пошел обратно в гостиную, где отдал стакан красному от слез и крика Егору Михайловичу. Дрожащими руками он взял стакан, сделал несколько небольших глотков, после чего вытер рукой лицо и, сделав глубокий вдох, допил воду.
Некоторое время, Гуревич приходил в себя. В комнате было тихо, и только всхлипы хозяина дома сотрясали тишину. По проишествию пары минут Гуревич поднял взгляд на меня и, заикаясь, сказал — «И… и-и-извините… я… я не хотел… я не знаю, что сейчас на меня нашло…» — Вова положил руку на плечо Гуревичу и тут же ответил — «Не волнуйтесь, все нормально.» — после чего, задал ему вопрос — «Ну так, чем все закончилось??» — тут в диалог вмешался я — «Вова, не надо. Извините нас, мы, наверное, пойдем…» — однако, уже чуть более бодрым тоном меня перебил сам Гуревич — «Ничего, все хорошо. Что было дальше?? А я не помню, помню, как мы уже были на спасательном корабле под одеялом. Тут в моей памяти пробел. А и еще, Мартинес… Мартинес тоже утопился. Хоть я этого и не помню, я знаю точно, он также утопился. Паша потом еще убеждал людей в музее, что на острове нет никаких археологических ценностей. Это, насколько я помню, было несложно, а вот убедить правительство и полицию в том, что на острове все деревья покрыты грибком, выделяющим ядовитые пары, вызывающим галлюцинации, было сложнее. Но Паша был человеком умным и за годы жизни и работы во Франции завел нужных знакомых. Все смерти были признаны самоубийствами в состоянии аффекта, остров закрыли. СМИ отодвинули в сторонку и случившееся замолчали. Почти никакой информации не всплыло. Вроде бы остров еще хотели толи химикатами обработать, толи и вовсе выжечь всю растительность на нем, но как-то так получилось, что все забыли. Как же все-таки хорошо, что Паша смог толкнуть эту телегу с грибком, а то нас бы закрыли в психиатрической лечебнице или того хуже, в тюрьме. Я еще долго работал на музей, но уже почти никуда не ездил, большую часть времени в кабинете сидел, бумаги составлял. Вот такая история».
