Кира Стрельникова - Агентство «Острый нюх». По следам преступлений
– Иди. За ней. Сейчас же, – ровным глухим голосом произнесла гадалка, ее взгляд сделался отсутствующим.
Рэм даже спрашивать ничего не стал, сразу рванул в коридор, сдернул с вешалки куртку и бегом сбежал с лестницы. Не было ни какого-то плана, ни даже мыслей остановиться и подумать. Все заслонил страх за Аленку и безумное, всепоглощающее желание поймать Осокина и набить ему морду. До кровавых пузырей, до свернутого носа и безобразных фингалов. И неважно, что он опасный псих, проводящий запрещенные ритуалы, он посмел угрожать безопасности его Рыси, его девочки, посмел выкрасть непостижимым образом буквально из-под его носа. И вот за это некромант точно ответит. Оказавшись за рулем машины, Рэм сжал пластик, стиснул до хруста зубы и заставил себя сделать несколько глубоких вдохов, загоняя панику и застилавшую глаза ярость подальше. Сейчас ему нужна холодная голова, потому что если амулет Алена сняла, ну или колдовство Осокина нейтрализовало его – кстати, надо будет потом у Василисы узнать, что же может уничтожить родовой ведьминский амулет, – то кулон остался на ней. И этот кулон, даже уже не исполняя защитные функции, все равно будет работать как маячок.
Помогло. Невидимая нить потянула вперед, и Рэм завел мотор, усмирив бесновавшегося внутри зверя, готового выпустить когти и бежать прямо так, по улицам, спасать свою Рысю. Нечего шокировать добропорядочных жителей, оборотни так запросто в звериной ипостаси по городу обычно не бегают. Да и на машине быстрее доберется, мало ли, куда путеводная ниточка уведет. Звонить Андрею, чтобы попросить его знакомых поторопиться с поиском Осокина, Рэм тоже не стал – терять драгоценные минуты на бесполезные разговоры он не намеревался. Кулон и так приведет его к Алене, а с ней – Рожнов очень на это надеялся – и к зарвавшемуся некроманту.
По пути, правда, позвонил Женька с приятным известием, что поймал художника, но это сейчас Рэма волновало меньше всего, тем более что Лис сообразил позвонить Сереге и вызвать его на подмогу сразу. Значит, одной проблемой меньше. Тем более ниточка привела его к узкой улочке, отходившей от Лиговского недалеко от метро и уводившей куда-то в промзону. Поскольку уже стемнело и район здесь выглядел безлюдно, Рэм припарковал машину, убедился, что случайных свидетелей бесплатного стриптиза не имеется, и, избавившись от одежды, выпустил наконец на волю зверя, жаждавшего поквитаться с обидчиком. Серебристая с черным рисунком шерсть окуталась неярким голубым сиянием абсолютного щита против любой магии, и крупный барс большими бесшумными прыжками скрылся между зданиями, безошибочно идя по следу любимой. Сейчас его чуткий нос уже улавливал обрывки тонкого запаха морозной фиалки, что только подтверждало – девушка где-то здесь, на этой территории, и с каждым прыжком барс приближался к ней.
И к некроманту, Рэм был уверен.
Заброшенный корпус
Осокин не успел поджечь непонятное нечто: деревянная дверь ангара разлетелась в щепки с жутким грохотом, и моему затуманенному от слез взору предстал здоровый серебристый барс, окутанный голубоватым сиянием. От огромного облегчения, нахлынувшего неудержимым цунами, я чуть повторно не ушла в обморок, рыдания комом застряли в горле, и я судорожно закашлялась, пытаясь справиться с волнением. Между тем Осокин, выронив от неожиданности зажигалку, уставился на незваного гостя, замерев в полуприседе. Лица его я не видела, к моему великому сожалению, зато заметила, как в холодных голубых глазах барса полыхнула чистая, незамутненная ярость. Пришло понимание: некроманту не жить. На этот раз он точно не уйдет и не спрячется. Рэм просто не даст ему уйти живым из этого ангара. И никто его не осудит, в общем-то, на Осокине висит организация убийства моей семьи и попытка провести запрещенный темный ритуал, вполне достаточно для приведения смертного приговора в действие.
– Ты-ы-ы! – провыл искаженным от ненависти голосом Осокин. – Ты прикасался к ней…
Договорить он не успел. Барс, все так же сияя голубым светом, глухо рыкнул и прыгнул вперед, легко преодолев расстояние между ними. Я успела только заметить, что в руках Осокина оказался узкий острый клинок, но даже крикнуть не смогла, горло сжал спазм. Расширенными от ужаса глазами я беспомощно смотрела, как человек и зверь сплелись в один бело-черный клубок, и кто из них рычал громче, понять было невозможно. Треск материи, и я молча возблагодарила бога, что в ангаре темно и немногочисленные свечи не позволяют видеть кровь, которая наверняка лилась в избытке – Рэм еще пребывал в образе зверя. Я не видела, сумел ли Осокин ранить барса, перед глазами все расплывалось из-за навернувшихся слез, и в какой-то момент зверь исчез, а на его месте появился человек. Попыталась проморгаться, чтобы увидеть, ранен Рэм или нет, но бросила это бесполезное занятие, в густом полумраке все равно не разглядеть толком, даже мое ночное зрение не помогало, все застилали слезы. Еще несколько минут противники молча катались по полу, пытаясь достать друг друга, я видела то одно, то другое лицо, ожесточенное, искаженное яростью и злостью – тут они в чем-то даже были похожи. А потом Рэм коротко размахнулся, вывернувшись из жесткого захвата Осокина, и с явным удовольствием смачно врезал тому в челюсть.
Со сдавленным всхлипом некромант рухнул на пол, а мой барс, мигом оседлав убийцу моих родителей, начал наносить удары с очень сосредоточенным лицом, не давая Осокину опомниться, прийти в себя и как-то заслониться. Я зажмурилась, зрелище темных капель, веером разлетавшихся из-под кулаков Рэма, вызвало прилив тошноты, в нос ударил резкий, острый запах крови, и меня замутило еще больше. Я задышала ртом, инстинктивно дернув головой, и – о, чудо! – тело совсем немного пошевелилось, начиная потихоньку отходить от странного колдовского поцелуя Осокина. Видимо, Рэм что-то услышал, потому что противные хлюпающие звуки ударов прекратились, на несколько мгновений воцарилась тишина, а потом меня обняли сильные, родные руки, и запах крови перебил знакомый запах зимних ландышей.
– Рысенька, девочка моя, как ты? – ласковый, хриплый и встревоженный шепот словно спустил невидимый крючок внутри, и, оказавшись на коленях Рэма, я беззвучно заплакала, выпуская все мутные эмоции с момента, как оказалась в этом жутком ангаре.
Слезы лились, я давилась сухими рыданиями, а Рэм бережно держал, укачивал, гладил по голове и бормотал что-то утешительное и жутко нежное, от чего плач пошел по второму кругу, но уже от облегчения и щемящего чувства в груди, от которого сердце заходилось в сумасшедшем стуке. Слабыми, но уже подчиняющимися мне пальцами я цеплялась за плечи Рэма, не обращая внимания на грязь на его коже, прижималась к теплой груди и не могла поверить, что все закончилось, за моим прошлым дверь окончательно закрыта. Мне было даже все равно, жив Осокин или нет. В данный конкретный момент значение имел только Рэм, его теплые руки и успокаивающий голос.