Олег Лукьянов - На одной далёкой планете
Проклятые вопросы совсем замучили Гордия. Утомленный мозг стал пробуксовывать, подергиваться мутной пеленой. Гордий незаметно для себя погрузился в сон — тяжелый и тревожный…
Под утро в полудреме ему явилась странная мысль. Словно большая черная птица села на грудь. А что, если всемогущий Нандр вовсе не всемогущ? Он может многое, но не все. Он мог сотворить человека — великолепнейшее и сложнейшее из своих созданий, — но не может полностью управлять им, не может положить предел его своеволию.
Гордий проснулся в липком поту. В запертом наглухо салоне было душно. Сердце сильно и часто стучало. Он вышел на палубу. Стояли предрассветные сумерки, с моря дул холодный, ветерок. На западной стороне, окруженный зубчатой стеной гор, спал в синей мгле распутный город Хохотун, а на востоке за морем уже занималась утренняя заря. Дивное время суток! Горы, море, заря… все то же, что и семь веков назад! Гордий постоял, остывая на ветру и размышляя. Что-то подобное он, кажется, слышал… Ну да, почти то же самое говорили марциане. Была когда-то такая секта. Ее члены называли себя марцианами по имени бога Марция, изгнанного согласно мифу из собрания богов за сомнение во всемогуществе вседержителя Нандра. Марциане считали, что в их вере спасение от наступавшего безбожия, что лучше добровольно отдать часть, чем лишиться всего. Но официальные государственные религии подвергали марциан гонениям, причисляя их фактически к безбожникам. Признать, что Нандр не всемогущ, значило уронить авторитет верховного божества в глазах масс. Так думали ортодоксы. Нападали на марциан и Близнецы. Их лидер — черноглазый хладнокровный Оникс выступал в свое время с язвительными и остроумными речами, в которых называл марциан эклектиками, дешевыми болтунами. И ортодоксы, ненавидевшие Близнецов, предательски молчали…
Марциане оказались правы. Вот оно, последнее, неопровержимое доказательство их правоты — разрушенный храм Тимры! Ортодоксы боялись, что массы, усомнившись во всемогуществе Нандра, перестанут ему поклоняться и пошатнется мораль. Зато теперь они поклоняются людям элиты — этим гнусным карикатурам на богов!
Чем больше размышлял Гордий над открытием марциан, тем очевиднее оно ему представлялось. Да… другого объяснения молчанию Нандра нет и не может быть, и теперь надо действовать, приняв его за истину.
Восток уже пылал, охваченный утренней зарей. Над горизонтом проклюнулась желтая горбушка солнца, золотые лучи брызнули по темной воде залива, осветили верхушки гор. Наступал новый день. Зачем?
Гордий спустился в салон. Нужно было умыться, позавтракать и заняться своей внешностью. Теперь, нешуточное дело, он был еще связан клятвой, данной Тимре, и рисковать собой попусту не имел права. Где-то у них тут была жидкость для уничтожения волос…
* * *Весь день Гордий просидел на яхте, перебирая в уме различные варианты возмездия. Ничего путного, однако, на ум не приходило. Вчера ночью в порыве ослепляющей ярости он видел себя неуловимым мстителем, террористом-одиночкой, который длительное время держит в страхе всю планету.
Теперь, при отрезвляющем свете дня, Гордий понимал, что это утопия. Система сыска на новой Астре доведена до высочайшего совершенства. Если уж фиолетовые в первый раз, не имея о нем никаких сведений, ухитрились его поймать, то теперь и говорить нечего. Одна—две небольшие диверсии — вот все, на что он может рассчитывать. Нет, акция должна быть одноразовой, но такой, чтобы ее запомнили на века! Хорошо бы снести с лица планеты весь Хохотун — вот славная была бы жертва богине! Устроить землетрясение или атомный взрыв. Но как?
Под вечер, устав от бесплодных размышлений, Гордий вышел прогуляться. Он хотел только погулять по набережной, но ноги сами понесли его к отрогам гор, к долине, где стояло неопровержимое свидетельство правоты марциан. Им двигало внезапно вспыхнувшее любопытство. Хотелось узнать, действительно ли Тимра больше не улыбается или это ему вчера померещилось?
Теперь, чтобы подняться наверх, Гордий воспользовался фуникулером… «Не хватало еще позора карабкаться по склону к этой пластмассовой заднице!» — подумал он, садясь в желтый вагончик, разрисованный веселыми картинками непристойного содержания. Через несколько минут он был уже наверху — фуникулер доставил его прямо в долину.
Похабное сооружение молочно светилось в темноте, окруженное сияющим нимбом. Золотая богиня, стоявшая на своем позорном пьедестале, казалась теперь Гордию сиротой, нуждающейся в защите. Он подошел к клубу поближе, глядя вверх на освещенную статую. Тимра по-прежнему, как и столетия назад, улыбалась своей кроткой, ясной улыбкой, словно прощая своим неразумным потомкам надругательство, которое они над ней совершили. Да, действительно померещилось… Был возбужден, разгневан — вот и померещилось.
У входа в заведение опять толпились жаждущие, слышались недовольные голоса. Клуб и в самом деле был объектом массового паломничества. Из толпы вырвался гневный крик:
— Болван! Ты что, не знаешь меня? Не знаешь?
Гордий увидел маленького большеголового человека, который рвался в клуб, пытаясь преодолеть препятствие в виде рослого робота-швейцара в красной с золотом ливрее.
— Клуб только для Элиты, только для Элиты, господин, — бубнил он.
— А я кто по-твоему?
— У вас нет бриллиантового треугольника, господин.
— Плевать я хотел на треугольник! Я Уни Бастар. Ты обязан знать меня в лицо, иначе какой ты робот! Это я взорвал Лимбу! Вон она, смотри!
Он тянулся одной рукой к двери, а другой тыкал в ночное небо, где сияло маленькое, необыкновенно яркое пятно. Гордий внимательно посмотрел на небо и узнал созвездие Паука. Он вдруг сообразил, что на месте этого пятна раньше и в самом деле была Лимба Паука — самая яркая звезда небосклона. «Что за чушь? — подумал он озадаченно. — Разве можно взорвать звезду?»
Он снова обратился взглядом к богине и застыл сосредоточиваясь. В старые времена верили, что если долго смотреть на статую, то Тимра даст совет, как жить и действовать дальше. Послышится тихий, как шелест листвы, голос…
Голоса Тимры Гордий так и не услышал, зато над ухом у него раздался другой голос — раздраженный и визгливый:
— Ослы! Болваны! Тупицы!
Рядом с Гордием стоял горластый коротышка и, потрясая кулаками, изливал свое возмущение толпе у входа, которая откровенно потешалась над ним.
Гордий с брезгливой гримасой глянул на него и отвернулся, сосредоточиваясь снова. Тот, однако, успел перехватить его взгляд и усмотрел в нем насмешку над своей персоной.
