Вячеслав Бакулин - Призраки и пулеметы (сборник)
Люси уже вошла внутрь. Благодаря превосходному, почти волчьему слуху Дракул я смог расслышать в грохоте экипажей и привычном лондонском шуме и звуки, доносившиеся из дома. Джонатан имел привычку держать окно открытым, и потому я отчетливо слышал голоса в его кабинете. Высокий рассерженный голос мисс Вестенра и тихий сдержанный – хозяина дома. Кажется, они спорили, и в споре раз или два уловил я свое имя.
Я был зол. Я не владел собою и, не думая о том, что поступаю недостойно и низко, решился забраться по стене и подслушать разговор недавних моих друзей. Благодаря урокам Джонатана, мне не составило труда вскарабкаться, цепляясь за выступы стены, до окон третьего этажа, где находился кабинет Харкера. Спрятавшись на соседнем балконе, я слышал все так, словно находился в комнате рядом со спорящими, и в тот миг не ощущал я ничего, кроме досады, что пропустил начало разговора.
Поэтому запишу лишь то, что успел услышать. В то время я весь обратился в слух и так старался уловить все детали разговора, что мучительный смысл слов мисс Люси достиг моего сердца позже, когда я, дождавшись, пока карета мисс Вестенра скрылась за углом, спустился по стене и отправился домой. Я не стал брать кеб, желая обдумать и пережить все услышанное. Мне, выросшему среди бескрайних пустошей и цветущих холмов моей родины, среди ее молчаливых и суровых гор, привычнее было думать, совершая длительные прогулки. Грохот Лондона, столь созвучный моему душевному смятению, гнал меня вперед по улицам. И я вновь и вновь переживал слова мисс Люси.
Она требовала, она просила, и наконец – она умоляла Харкера оградить ее от меня. Я запомнил все, что она говорила дословно. Проклятая память моего рода всегда была крепкой и скорой.
– Я сделала все, как мы договаривались, – говорила мисс Люси, и ее голос звучал как серебряный колокольчик. – Он уже у тебя на крючке. Для чего тебе я? Владислав уже пытался заговорить с Артуром. Если он встретится с Годалмингом, а меня не окажется рядом, не знаю, что может случиться. Артур тяжело переживает смерть отца, и его страдания надрывают мне сердце. Прошу тебя, Джонатан, отправь графа обратно в его замок, подальше от нас.
Говори она так со мною, я обещал бы ей все на свете, лишь бы не звучала в голосе прекрасной мисс Вестенра эта хрустальная слезная нота. Но Харкер ответил ей холодно и сухо.
– Вы выполнили свою работу и получили свое, мисс Вестенра, – проговорил он, – но я еще не получил. Владислав отказался помогать мне даже под угрозой разоблачения и позора. Он больше не считает меня другом. Но вы – другое дело. Вы прекрасны, Люси, вы обворожительны, и, если вам дорога Мина, а не только ваше собственное благосостояние, вы сумеете заставить его уступить мне.
– Как? – я услышал, как Люси, шурша юбками, принялась бродить по комнате.
– Встретьтесь с ним, убедите, что по-прежнему увлечены им, но трагедия Артура и его страдания не позволяют вам оставить жениха сейчас, в дни горя и скорби. Однако когда Артур оправится от своей потери, вы оставите его ради… любимого, – Харкер хмыкнул, облачко дыма из его трубки вытянулось струйкой, выскользнув в открытое окно. – Расскажите, как хотелось бы вам, чтобы Владислав занял место в свете и как страшен, как губителен будет скандал для вас, для него, для его чудесных сестер и вашего общего будущего. Не мне учить вас, Люси. Не я прибрал к рукам самых блестящих аристократов Лондона.
Джонатан засмеялся. И этот сухой и жестокий смех до сих пор звучит у меня в ушах.
– Сделай это ради Мины, Люси, – добавил он едва слышно. Но мисс Вестенра уже вышла, в раздражении захлопнув за собой дверь.
Я не шевельнулся, даже когда ее карета с грохотом рванула с места. Осознание того, что двое людей, которым я доверился так беспечно, использовали меня для достижения своих целей и желали использовать вновь, было мучительным. Первым моим порывом было бежать из Лондона. Бежать в Карфакс, а после – первым же паромом, дирижаблем, судном – до Буковины, домой, в Карпаты, туда, где ничто не угрожает ни моей чести, ни сердцу.
Я спустился и бросился почти бегом по улицам, вновь и вновь прокручивая в мыслях услышанный диалог, словно проворачивая нож в глубокой ране, нанесенной мне прекрасной мисс Вестенра и Джонатаном Харкером.
По пути я заглянул в один из клубов, куда по протекции некоторых друзей Джонатана был недавно принят. И там выпил достаточно, чтобы глаза начали сами собой смыкаться, а мысли, и без того спутанные, смешались окончательно.
– Повезло Холмвуду, – два джентльмена, переговаривавшиеся за моей спиной, говорили достаточно громко, чтобы я услышал знакомое имя и прислушался. В голове шумело от вина, гнева и презрения к себе, но я все же откинулся на спинку кресла, чтобы дослушать заинтересовавший меня разговор.
– Артур думал, папаша еще лет десять – пятнадцать протянет. Крепкий был старик. А наша мисс Люси десять лет ждать бы не стала.
– Весьма решительная молодая дама, – хмыкнул второй собеседник, поднося к губам сигару.
Когда я ударил его, сигара описала ровную дугу и упала на ковер, а рядом с ней впечаталось в пол лицо первого любителя светских сплетен.
Не в силах сдержать нахлынувшие чувства, определения и имени которым я и сейчас не могу отыскать, я бросался на благопристойных сплетников, пока меня не оттащили и не вывели на улицу. Прохладный воздух, запах машинного пара и грохот котлов привел меня в чувство. Отвращение к самому себе и стыд – вот то, что до сих пор чувствую я, вспоминая те минуты, когда я стоял на ступенях клуба, из которого был только что выдворен. Поддавшись мечтам, я сам не заметил того, как ступил на путь скользкий и неверный. Я опозорил свой род, предал землю, где вырос, ради того, чтобы стать частью этого страшного механизма, имя которому Лондон. И он отторг и ранил меня, как металл уязвляет живую плоть. И избрал для этого острейший из клинков – фальшивую любовь и неискреннюю дружбу.
Лицо прекрасной мисс Люси, ее пламенные кудри, выбивающиеся из-под модной шляпки, и искаженное надменной гримасой лицо моего друга Джонатана попеременно вставали перед моими глазами, пока я шел по улицам, отыскивая кеб. Несколько раз паровые наемные кареты останавливались невдалеке, и возницы, завидев меня и оценив мое модное платье и плачевное состояние, предлагали свою помощь. Но я шарахался от них и от их пышущих паром монстров. Только когда простой видавший виды кеб, запряженный унылыми пегими лошадками, остановился передо мной, я позволил вознице спрыгнуть с козел и помочь мне забраться внутрь.
Всю дорогу до Карфакса провел я в странном полусне. Были ли виной тому моя душевная рана, страдания совести или обилие выпитого в клубе спиртного, но я не могу вспомнить, о чем думал и что делал в пути.
