Анна Орлова - Любовь до гроба
– Глупости! – отрезала София безразлично. – Я никогда даже в мыслях не позволила бы себе изменить мужу. Кроме того, разве нашим дорогим соседям не стало бы об этом известно в кратчайшие сроки? Тем более я совершенно уверена, что господин Рельский самолично за мной присматривал.
Елизавета умоляюще смотрела на мать, не пытаясь вмешиваться, поскольку была научена горьким опытом. В пылу разговора ни одна из них не заметила возвращения хозяина дома, который остановился на пороге.
– Сударыня, – проговорил господин Рельский спокойно, но от его безразличного голоса матушка испуганно примолкла на полуслове, – это мой дом и мое состояние. Так что если вы намерены в дальнейшем оскорблять мою жену, вам будет лучше уехать. Не беспокойтесь, я положу вам щедрое содержание.
Госпожа Рельская достаточно знала сына, чтобы более не чинить препоны его браку, хотя, разумеется, это не добавило ей любви к будущей невестке. Но теперь она не осмеливалась демонстрировать свое пренебрежение, лишь некоторая холодность, с которой она принимала госпожу Чернову, выдавала ее недовольство…
Так что в жизни Софии все постепенно наладилось, она даже вновь стала гадать, пусть это и потребовало поначалу немалых душевных усилий. Окрестные жители вдруг дружно озаботились предсказаниями своей будущности и толпой повалили к гадалке. Надо думать, что им хотелось взглянуть на особу, которая сумела спасти свою репутацию и даже окрутила самого завидного холостяка в округе. Молодая женщина делала вид, что ее нисколько не беспокоит это жадное любопытство, тем более что открыто третировать невесту господина Рельского никто не рисковал.
Наконец уверившись в невиновности подозреваемого им дракона, а также окольными путями разузнав о некоторых пикантных подробностях, инспектор Жаров сделался задумчив. Он все чаще застывал над тарелкой, глядя в никуда и блаженно улыбаясь, и даже перестал оказывать внимание хорошеньким служанкам, чем привел супругу в некоторое замешательство.
И вот одной волшебной летней ночью, когда ветерок задумчиво шевелил легкие занавески в спальне супругов Жаровых, хозяйку дома разбудил страстный шепот мужа:
– Гортензия, о моя прекрасная Гортензия!
Госпожа Жарова подскочила на кровати, спросонья не совсем понимая, что ее разбудило. Муж услужливо ей помог, пробормотав со счастливой улыбкой:
– Гортензия, умоляю вас бежать со мной!
Стоит ли упоминать, что почтенную супругу неисправимого ловеласа звали вовсе не этим нелепым цветочным именем, столь любимым авторами душещипательных книжонок?!
Госпожа Жарова глотала слезы и успокоительные капли. Разумеется, она не была столь наивна, чтобы не замечать многочисленных интрижек мужа. Но, как говаривала ее почтенная матушка: «Слуги не в счет!» Так что она закрывала глаза на мелкие увлечения, пока речь не зашла о побеге. Значит, возлюбленной ее мужа сделалась благородная особа, и все зашло столь далеко, что инспектор предложил любимой бежать. Вот этого бедная госпожа Жарова перенести уже не могла…
Следующие несколько дней, тщательно запудрив следы слез, эта уважаемая дама предприняла расследование, достойное высокого звания жены полицейского! Были допрошены все слуги и соседи, изучена корреспонденция неверного супруга, проведена ревизия семейного бюджета… Но… никто не знал о женщине с таким именем! Более того, никто из многочисленных респондентов госпожи Жаровой даже не слышал о его новом увлечении. Это наводило на совсем уж грустные мысли. Видимо, он нашел себе зазнобу среди бродячих актерок или еще более легкомысленных особ, отсюда и псевдоним. И все бы ничего, но ведь речь шла о побеге!
В отчаянии Жарова даже обратилась к госпоже Черновой, но той достало собственных треволнений и гадалка категорически отказывалась взяться за руны.
Обманутой жене не оставалось ничего, кроме слежки…
И в первую же ночь, когда она решила бодрствовать, талантливо притворившись спящей, супруг, второпях убедившись, что жена спокойно почивает, ускользнул из супружеской спальни. Следом за беспечно насвистывающим инспектором тихонько кралась его благоверная, прихватив для солидности чугунную кочергу…
Дом спал, слуги безмятежно похрапывали в своих каморках, дети видели пятые сны, даже не подозревая о разворачивающейся драме.
Инспектор пробрался в подвал, повозившись, отпер малозаметную дверь и проскользнул в бесшумно отворившийся проход.
Разумеется, спустя пару минут госпожа Жарова проследовала за ним, торопясь застать любовников на горячем. Но зрелище, открывшееся ее глазам, было куда занимательнее всего того, что она себе навоображала! В потайной комнатке, больше похожей на старинные камеры для узников (или на чуланчик для метел), при мутном свете сальной свечи ее супруг (в халате и ночном колпаке) склонился над столом, торопливо выводя какие-то каракули на почти чистом листе. Стопка уже исписанной бумаги громоздилась рядом…
Инспектор ничего не замечал, упоенно строча очередную главу своего бессмертного творения. О, он был уверен, что новый роман станет шедевром, над разбитой судьбой нежной героини и ее счастливым спасением мужественным героем будет проливать слезы не одно поколение дам, а имя госпожи Одинцовой прогремит по всему Мидгарду. Терзаемый вдохновением господин Жаров долго боролся с самим собой, твердя, что господин Рельский не простит ему такого нахального разглашения своей частной жизни. Однако душа неумолимо требовала творить, и наконец он не выдержал и азартно принялся за работу.
Пусть мировой судья делает что хочет. Будет уже поздно – роман увидит свет, и никто не сумеет этому помешать! Впрочем, автору достало здравого смысла изменить имена действующих лиц. Он писал тайком, по ночам, в неудобной каморке, лишь бы исключить всякую возможность преждевременной огласки.
Инспектор записывал историю непростых отношений госпожи Черновой с двумя поклонниками, щедро сдабривая ее вымышленными деталями: клятвами верности, кинжалами в сердце неверному и прочими романтическими подробностями. Теперь он уже почти добрался до финала и упоенно сочинял, как раскаявшийся дракон примчался к возлюбленной и похитил ее, уверяя в своей вечной любви…
Строки сами ложились на бумагу, душа пела, сгорая в огне вдохновения, но что-то вдруг насторожило полицейского.
Он поднял голову, увидел дикий взгляд жены, вооруженной кочергой, и невольно вскрикнул. Лучше бы это были господин Рельский и господин Шеранн вместе взятые! Разъяренная женщина хуже дракона…
Процесс над господином Реинссоном наделал шуму и снял всякие подозрения с госпожи Черновой.
