Андрей Уланов - Никакой магии
— Вы не… — в последний миг я заменила «врете» на «шутите».
— Удивлены, инспектор?
— Поражена, — ничуть не играя, призналась я, — от макушки до пяток. В первую нашу встречу вы показались мне классическим лощеным аристократом. Ваш мундир…
— Ах, мундир, — хрипло рассмеялся Аллан, — ну да, конечно. Видели бы вы, из каких обрывков, чуть ли не из ниток подобранных, собирала все это тряпье моя тетка-белошвейка. Отчасти ради нее я и… — лейтенант дернул плечом, — она вырастила меня… и она до безумия рада и горда тем, что кто-то из нашей семьи смог встать вровень с благородными.
— Судя по интонации, — задумчиво сказала я, — сами вы не испытываете к ним особого пиетета.
— И еще как! — весело подтвердил Аллан. — После всего, чему я был свидетелем… и что пережил сам… после такого сложно испытывать к этим ублюдкам иные чувства, кроме… — он вновь запнулся.
— Ненависти?
— Скорее брезгливости. Хотя, — после короткой паузы добавил О'Шиннах, — правильнее сказать: довольно сложная смесь обид и эмоций.
— Понимаю… наверное, — вздохнула я. — С таким багажом на сердце удивительно, что вы оказались в конторе полковника Карда — скорее ваше место среди тех, за кем он охотится.
На мой взгляд, объяснение здесь могло быть лишь одно и очень романтичное — но лейтенант в очередной раз удивил меня.
— О, это довольно долгая и в чем-то забавная история.
— Так расскажите, — я чуть поерзала, еще плотнее вжимаясь в чужую теплую спину, — разве мы куда-то торопимся?
«Еще как», обиженно напомнил ветер, пробарабанив по борту ледяной дробью. Все приборы наверняка были расколочены в пыль, но я отчего-то знала: нашу изломанную скорлупку несет сквозь ночь быстрее почтового экспресса! Еще одна опасность — невидимая и неощутимая, как… пары синильной кислоты. Я читала споры людских и гномских ученых о том, что произойдет с шагнувшими за стомильный рубеж, и почти все светила науки сходились во мнении: этих бедолаг ждет смерть или безумие. Может, и к лучшему, что мы летим в непроглядной тьме, без ориентиров… если угроза реальна, близка и неотвратима, лучше и не знать о ней вовсе.
— Рассказать? — повторил Аллан. — Что ж, раз вы просите… не буду скрывать, в начале карьеры я был отборным топливом для костра мятежа, хватило бы и крохотной искры. Но так уж получилось, — фыркнув, добавил он, — что в колледже мне пришлось много читать и еще больше размышлять над прочитанным. И настал день, когда я решил, что благородное происхождение само по себе не делает человека мерзавцем и подонком. Даже в «Старом Королевском» среди курсантов находились отпрыски весьма знатных фамилий, которые не брезговали подать мне руку… и назвать своим другом. Это немного сбавило градус моего радикализма, но я по-прежнему свято верил, что наша гнилая и закостеневшая система нуждается в сломе… пока не попал на войну.
Сквозь вой ветра и барабанную трескотню капель я вдруг услышала новый звук, полусвист, полушипение — и, дернув головой, скорее угадала, чем увидела, как мимо пронесся сгусток тьмы, чуть более темный и плотный, чем окутавшая нас мгла. Слишком велик для птицы, мал для корабля… который вдобавок наверняка зажег бы всевозможные огни. Но что или кого еще можно встретить в облаке бурной ночью?
— Маленькую колониальную войну, — человек то ли не заметил промелькнувшее мимо нечто, то ли не поверил своим глазам, — войнушку. Один генерал сходил в поход на орков… неудачно, затем орки сходили в ответ на оставшихся почти без всякой защиты поселенцев. Под самый занавес появился флот и показал, у кого тут самые большие игрушки. Просто маленькая война… но мне хватило с лихвой. Я вдруг понял, что те пожелтевшие страницы из библиотеки, те короткие выцветшие строчки — все было здесь, в Арании! Кровь, смерть, заросшие бурьяном поля и пустые скелеты вымерших городов. И неважно, что мы умеем строить паровых гигантов и воздушные корабли. Стоит лишь поскрести немного, и с любого из нас — человека, гнома, эльфа, да-да, мисс Грин! — вмиг слетает шелуха и под ней скалится дикарь с дубиной наперевес. И не важно, насколько справедливы были требования и благородны цели! Цена… слишком велика.
— Но если…
Я осеклась, заметив, как чернильный мрак вокруг дрогнул и поплыл, растворяясь в приливе зеленого света. Катер резко накренился вправо, словно продавливая бортом туманную муть — и мы вырвались, выпрыгнули прочь из кипящей облачной массы, словно рвущийся к заветным верховьям лосось.
— Великий Лес…
Удар был оглушителен — и совершенно беззвучен. Вообще не осталось никаких звуков, только звон в ушах и захлебывающийся грохот крови у висков. И сам воздух застыл, словно пчела в янтаре — под ясным, без единого пятнышка, небом. Мы словно угодили в колоссальный глиняный сосуд, и гончар еще не остановил круг, облачные стены продолжали вращаться с немыслимой скоростью, вытягиваясь от земли до самых звезд…
— Сердце бури, — потрясенно выдохнул Аллан. — Я… Творец… сколько я мечтал пролететь сквозь него…
Я молча кивнула — сил говорить просто не было. Только смотреть, впитывать невероятное зрелище, пытаться запомнить каждый нюанс, оттенок, все, до мельчайших деталей. И пусть это все равно, что пытаться выпить водопад — я должна, я обязана хотя бы попытаться! Эти яркие, даже ярче, чем в Лесу, и такие крупные звезды, эти облачные стены, похожие на трибуны древнего амфитеатра, эти призрачно-зеленые горные вершины внизу, ажурный виадук через пропасть и сверкающая стальная нить… две нити, они с каждой секундой становились видны все четче, словно мы приближались к ним…
…или — без «словно»?!
— Аллан! Аллан!
Два или даже три бесценных мгновения сгинули впустую, пока лейтенант выпал из восторженного ступора. Ему хватило одного взгляда, чтобы осознать опасность — выкрикнув что-то про «нисходящий поток», он рванулся к штурвалу… позабыв про меня и бушлат. Катер накренился, четвероногое и двухголовое существо попыталось уцепиться за что-нибудь, встать — слишком поздно! Мимо промелькнул сверкающий изумруд вершины, кривое и приземистое дерево, вцепившееся корнями в камни — а затем катер с размаху врезался в горный склон!
Глава 21
В которой инспектор Грин не смеется.
Больно.
Казалось, ныли даже кости, от локтя и выше. И зубы. И не осталось больше сил.
Сколько прошло уже времени? Час, два, три? Я не знала, весь мир для меня сконцентрировался в кожаном ремне на запястьях. У тюремщиков не нашлось оков, подходящих под узкую кость Перворожденных и к потолочной цепи меня подвесили на ременной стяжке. Полоска кожи была широкой, толстой… омерзительной на вкус — но я грызла ее с упорством, достойным лучших кулинарных шедевров. Пока не обвисла, плача от бессилия, боли…
