Джим Батчер - История Призрака
— Я не хочу вас увечить, — произнес он. — Я хочу вам помочь. Ваше колено сильно повреждено. Вы не сможете больше ходить, если не попадете сейчас в больницу. Я вас отвезу.
— Чего тебе надо? — прорычал Аристид.
— Священника. Фица. Этих ребят. — Он легонько похлопал свинцовой трубой по руке. — И, поверьте, я не собираюсь торговаться.
— Вот! — гаркнул я. — Так его, Баттерс!
Некоторое время Аристид внимательно смотрел на Баттерса. Потом обмяк и застонал.
Ох, блин...
— Ваша взяла, — буркнул чернокнижник. — Только... прошу... помогите.
— Вытяните ногу, — скомандовал Баттерс, не глядя на него. — Лягге, расслабьтесь и держите ногу прямо.
Аристид пошевелил ногой и застонал, на этот раз громче.
Этот звук заставил Баттерса вздрогнуть; в глазах его возникла мука. До меня вдруг дошло, почему он зарабатывает на жизнь вскрытием покойников, а не лечением живых людей.
Баттерс не переносил вида людских мучений.
Вот, значит, что он имел в виду, когда говорил, что он не настоящий доктор. Ну да, общение с живым пациентом куда хлопотнее, чем извлечение и описание органов при вскрытии. Мертвый человек — всего лишь груда костей и плоти. А главное, мертвому не больно.
Наверное, настоящему врачу необходима некая профессиональная отстраненность, которая идет на пользу и ему, и пациентам, а у Баттерса... ну не было у него такой, и все тут. Коротышка просто не мог не сопереживать хоть как-то тем, с кем ему приходилось работать. Вот он и нашел себе нишу, в которой мог заниматься медициной, не общаясь при этом с живыми пациентами.
Аристид тоже это заметил. Возможно, он не понимал, в чем тут дело, но уязвимое место нащупал и беззастенчиво на него надавил.
— Нет, — выдохнул я. — Баттерс, не надо!
— Черт, — пробормотал Баттерс сквозь зубы и склонился над лежащим. — Не шевелитесь. Вы только хуже себе сделаете. — Он пытался сохранять некоторую дистанцию, но невозможно не подойти к человеку, помогая ему. Тот продолжал стонать. Баттерс чуть кивнул сам себе и склонился ниже, чтобы помочь Аристиду выпрямить ногу.
Я увидел, как глаза у Аристида сощурились в предвкушении наслаждения.
— Черт! — выпалил я. — Баттерс, прочь! — Я исчез, возник прямо за спиной у Баттерса и сунул руки ему в грудь, пытаясь оттолкнуть от лежащего.
Я даже не пошевелил его — мои бесплотные руки прошли насквозь, однако он все же ощутил что-то и начал отодвигаться.
Но слишком поздно.
Левая рука Аристида стремительно метнулась и врезалась Баттерсу в подбородок. Если бы тот не дернулся в последний момент, удар пришелся бы ему чуть ниже уха и с учетом силы запросто сломал бы шею. Даже так голова у Баттерса дернулась вбок, словно при автомобильном столкновении; он обмяк и бесформенной грудой повалился на пол.
Я готов был визжать от досады. Вместо этого я скомандовал своему мозгу постараться и придумать что-нибудь.
К моему величайшему удивлению, у него это получилось.
Я взмыл под потолок и огляделся по сторонам. Вот. Я обнаружил Фица, подбиравшегося на четвереньках к одному из выходов, стараясь держаться так, чтобы между ним и Аристидом была груда хлама.
— Фиц! — взревел я, исчез и возник у него перед носом. — Фиц, ты должен вернуться.
— Заткнись! — прошипел он отчаянным шепотом. Глаза его побелели от ужаса. — Заткнись. Не могу я. Оставь меня в покое!
— Ты должен, — настаивал я. — Фортхилл здесь, он тяжело ранен. Над ним ангел смерти стоит, мать твою. Ему нужно помочь.
Фиц не ответил. Он продолжал ползти, всхлипывая на ходу. Похоже, в голове у него не осталось ни одной мысли, кроме той, как бы оказаться подальше от Аристида.
— Фиц! — не сдавался я. — Фиц, ты должен что-то сделать. Только ты один можешь.
— Копы, — прохрипел он. — Я позову копов. Они все сделают. — Он поднялся и, пригнувшись, бросился к двери.
— Баттерс и Дэниел могут не дождаться, — возразил я. — Копов поблизости нет — нам повезет, если за полчаса хоть один патруль найдем. И все трое к этому времени погибнут. Твоему боссу свидетели не нужны.
— Вы чародей, — буркнул Фиц. — Вот сами и сделайте что-нибудь. Призраки ведь могут вселяться в людей и все такое, правда? Вот залезьте в Аристида и заставьте его с крыши сигануть, только и всего.
Я помолчал, лихорадочно размышляя.
— Послушай, — сказал я наконец, — я в этом призрачном бизнесе новичок. Но знаю, что это не получится. Даже самый вредный призрак с двухсотлетним опытом — знаю я одного такого — не может вселиться в того, кто этого не хочет. Аристид не хочет точно. Меня как букашку по ветровому стеклу размажет, если я попробую.
— Господи...
— Хочешь, я мог бы, наверное, вселиться в тебя. Не думаю, чтобы у тебя получилось использовать все мои силы, и тебе все равно будет грозить опасность, но по крайней мере тебе не придется принимать решения.
Фиц поежился:
— Нет.
— Тоже верно, — согласился я. — Ощущение чертовски дикое. — Я помолчал секунду. — И потом... неправильно это.
— Неправильно? — не понял Фиц.
— Лишая человека воли, ты лишаешь его всего, что в нем есть. Личности. Делать это с кем-то хуже, чем убивать: убивая, ты по крайней мере не заставляешь мучиться дальше.
— Ну и что? — выпалил Фиц. — Этот тип — зверь. Кого волнует, что с ним случится? Он заслужил.
— Зло остается злом, даже если творится с самыми благими намерениями, — тихо произнес я. — Я это по опыту знаю. И это дорого мне обошлось. Легко творить добро, когда это тебе ничего не стоит. Сложнее, когда ты приперт к стене.
Слушая меня, Фиц все решительнее мотал головой и шага не сбавлял.
— Я все равно ничего не смогу сделать. Я задницу свою спасаю, и все.
Я сдержался и даже не зарычал. Время менять тактику.
— Ты не все продумал, парень, — сказал я по возможности ровным голосом. — Ты знаешь Аристида. Ведь знаешь?
— А моя-то задница здесь при чем?
— Только при том, — хмыкнул я, — что ты бросаешь своих друзей на верную смерть.
— Чего?
— Он разозлился как никогда. Он ослаб. Как думаешь, много ли у него времени уйдет на то, чтобы заменить всю твою команду?
Фиц наконец остановился.
— Они видели его слабость. Блин, возможно, он останется калекой до конца дней. Как думаешь, что он сделает с детьми, которые собственными глазами видели его поражение? Окровавленного, поверженного?
Фиц низко опустил голову.
— Блин-тарарам, парень. Ты только-только начал думать сам за себя, и его это так напугало, что он послал тебя на верную смерть. И что, ты думаешь, он сделает с Зеро?
Фиц не ответил.
— Вот ты сейчас убежишь, — тихо продолжал я, — и проведешь всю жизнь в бегах. Ты сейчас на распутье. Вот здесь и сейчас решается вся твоя жизнь. Здесь. Сейчас. Сию минуту.
