Зло той же меры - Теверовский Михаил Григорьевич

– Эй, чего завис, космонавт? Приехали, – вырвал меня из паутины мыслей, слегка толкнув в плечо, командир группы.

Ничего не ответив ему, я, как на многочисленных учениях, вмиг вскочил на ноги и направился на выход. Теперь мне предстояло в одиночестве переодеться в небольшой комнатке-гардеробной, после чего проникнуть через одну из сотен дверей в «Офис», где, притворяясь самым обыкновенным госслужащим, отыскать свой кабинет, убрать все вещи в личный шкаф и до самого вечера заполнять треклятые отчёты о сегодняшнем полном событий патрулировании.

Глава 4

Среда, 4 дня до…День

«Офис» представлял собой громоздкое длинное здание в двадцать четыре этажа. Внешне серое и унылое, словно выбравшееся из времён советского конструктивизма, захватившего умы архитекторов с его блёклыми невзрачными хрущёвками, которые в своё время пришли на смену как величественным сталинским высоткам, так и классицизму, рококо и – к особому сожалению – готике. Внутри него, как в самом настоящем муравейнике, проходили вереницы бесчисленных коридоров, которые наподобие кровеносной и нервной систем человеческого организма связывали ещё более многочисленные маленькие кабинетики госслужащих и распределённые по этажам столовые. У каждого работника был допуск лишь на определённый этаж. Самые элитные – последние: там располагалась администрация города. Здание «Офиса» было построено практически в самом центре города, на центральной площади имени всеми уже давно забытого, но почему-то всё ещё зиждившегося в умах неким образом народного единства и равенства Ленина. Столько раз уже происходило переосмысление Октябрьской революции и принципа социализма, менялся режим государственного устройства, даже название страны, но, как и во многих других городах, от центральной площади можно было пройти по улице Карла Маркса и выйти на Первомайскую. Интересно, такой скупой выбор в названиях от недостатка воображения или от незнания истории своей страны и непонимания причин и следствий тех или иных событий? Лично я бы чувствовал себя более свободным на площади имени Керенского… Хотя кто знает, как бы повернулась история в таком ключе, и можно ли быть уверенным в том, что и он не скатился бы к тирании в какой-то момент?

У всех госслужащих в «Офисе» одинаковая форма – серые брюки и синие пиджаки, надетые поверх белых рубашек, чёрные лакированные туфли. Я знал некоторых работников по именам, иногда обедал или ужинал с ними в столовой – в зависимости от времени патрулирования города, но понятия не имел, кто кем работает, что делает и за что отвечает. Это было первое и самое главное правило, как я всегда думал, нужное для сохранения инкогнито как раз нас, полицейских, и сотрудников других силовых структур. Никогда не знал, опять же, как у других, но в полицейском отделе весь документооборот производился только в электронном виде, хотя я часто и видел в коридорах работников, нёсшихся куда-то с кипой документов в руках. Единственное, что могло выдать нас в этом хаотично движущемся муравейнике, – это объёмные сумки со снаряжением, которые мы таскали по коридорам из кабинета в раздевалку до и обратно после патрулирования.

В небольшой комнатке размером максимум два на два метра было всё же весьма уютно. Доступ осуществлялся по карточке, потому можно было не переживать, что нечаянно или же с какими-либо намерениями зайдёт посторонний. Письменный стол во всю стену со стоящим на нём одиноким компьютером и кружкой из-под чая, облезлый потёртый тканевый стул – между прочим, с регулировками во всех плоскостях, – решётка вентиляции, врезанная в стену под самым потолком, из которой едва-едва тянул поток летом тёплого, а зимой морозного воздуха, люминесцентная лампа и дверь за спиной. Прямо у входа – металлический пузатый шкафчик для снаряжения. На дверце замок, открыть который можно было лишь при совокупности верно введённого шифра и совпадения биометрии. Несмотря на то что я выполнял лишь работу полицейского, патрулировавшего улицы, помимо необходимых мне для этого вещей в шкафу хранились различные устройства по типу взламывателя замков, жучков для слежения, взрывпакеты, опять же для дверей, целый набор различных наручников, которому позавидовал бы любой клуб БДСМ-любителей. При добавлении в снаряжение каких-то новых аксессуаров они оказывались в плотно замотанной коробке под дверью кабинета, а на служебную почту приходила презентация и видеоматериалы о том, как их использовать. Это всё было необходимо в обязательном порядке изучить и сдать обыкновенно длинный и монотонный тест. Слегка давили на психику выкрашенные, как и у всех остальных, в тёмно-коричневый однотонный цвет стены кабинета и, разумеется, едва заметный объектив камеры слежения, которая из-под самого потолка смотрела в экран монитора. И всё это – мой кабинет. Лучше уж быть здесь и сидеть в удобном мягком кресле, чем стоять посреди толпы, жаждущей выпустить тебе кишки. Потому я с удовольствием завалился в это самое кресло и, сладко потянувшись, включил компьютер. И ввёл свой табельный номер сотрудника и пароль.

После загрузки на экране сразу же высветилось уведомление. Чёрт возьми, я совсем забыл о поданном прошении о разрешении взять отпуск для недельного отдыха за границей – последние три года на законодательном уровне была введена необходимость указания планируемого места отдыха. Пока грузилась внутренняя почта, я чувствовал, как в груди сердце ускорило своё биение. Лиза уже как с месяц назад получила разрешение в своей адвокатской конторе, а я всё никак не решался – как раз из-за переживания, дадут или всё же не дадут разрешение. Ведь вроде как официально нам, госслужащим, отдых за границей не запрещён – поезжай на неделю-две в любую точку мира, пожалуйста. Загрузился интерфейс почты, и я нажал напряжённой рукой на непрочитанное сообщение…

«Уважаемый Артём Левинский, сообщаем Вам, что Ваш запрос на допуск за границу не одобрен. Для получения разрешения на отпуск на территории страны сформируйте новое обращение. Хорошего Вам дня!»

– Твою мать… – прошипел я сквозь зубы, откидываясь спиной на спинку кресла и сцепив руки за головой на шее, сдавливая её от разрывавшего меня изнутри гнева.

Отказ… На некоторых дежурствах мне попадались особенно болтливые напарники, которые от нечего делать ныли о том, что им такие разрешения не подтверждают. И я не верил им, был уверен, что они сами в чём-то допускали ошибку: по форме подачи, по данным, датам… да в чём угодно. А теперь вот сам сидел в кабинете, упёршись пустым взглядом в монитор, на котором было раскрыто треклятое письмо с отказом. Вот почему, в чём опасность или проблема моего выезда за границу? Я простой полицейский, моя задача – стараться поддерживать хоть какой-то порядок на улицах. А не какая-либо работа с секретными документами и государственными планами. Да даже если бы и знал какие-то серьёзные и важные секреты – ведь не собирался же я, приехав в Лондон или Нью-Йорк, да куда угодно, сразу же направиться в их службы внешней разведки и там убить пару часиков на то, чтобы потрепаться о том или ином стратегическом государственном секретике? Или предполагается, что какой-нибудь церэушник заглянет вместе со мной в бар, подойдёт ко мне со словами: «Эй, русский, расскажи-ка мне все ваши секреты!» При этом с акцентом, коверкая слова наподобие карикатурных персонажей дешёвых боевиков. Ну бред же. Кто захочет продать информацию и свою страну – найдёт способы. Даже не выезжая за границу. Почему-то предотвращению утечек данных не помог ни «железный занавес» во времена СССР, ни даже руководство Сталина.

Я провернулся на стуле, больно скользнув коленкой о стену, вновь посмотрел на экран. Моя рука зависла над мышкой – может быть, послать на авось ещё один запрос? Идентичный первому… Нет, нельзя, могут же и штраф немаленький впаять. А нам с Лизой к сентябрю собирать Наташку Артёмовну в первый класс. Ей же как раз исполнится летом шесть лет. Как же обидно… Когда-то давным-давно, в детстве, я был в Польше, когда меня ещё не отобрали у родителей… Хотелось вновь посетить очень хорошо сохранившиеся замки тевтонского ордена. Мальборк, Фромборк, Квидзын. Такие старинные, настоящие, полноценные – гуляя там, чувствуешь, словно прикасаешься к столь манящей истории тех лет. И жене с дочкой мне так хотелось показать всю эту красоту, познакомить их с жизнью там, за границей. Интересно, а каково пограничникам? Если меня не выпускают, то их и подавно – при том, что каждый день они видят орды людей, перебирающихся через погранпереходы. Рукой подать, а нельзя… Хотя хрен с ними, почему я жалею кого-то, когда сам в их же положении. Я постарался выкинуть из головы все эти горестные мысли и взяться за необходимый после патрулирования отчёт. Нужные слова не шли в голову, а работы предстояло много: всё же сегодняшний день был насыщен событиями и в том числе серьёзными происшествиями, которые необходимо отразить теперь в электронном письме начальству. Я ненавидел всю эту бумажную волокиту и отчёты, но в тот день понимал, что как можно более точное описание может спасти жизни патруля, который будет направлен в тот сектор завтра. Интересно, а что происходит сейчас с арестованными? Их будут допрашивать, как будут судить и когда? Да что со мной сегодня! Чёрт с ними. Если я хочу сегодня появиться дома не после полуночи, то обязан не думать о них, а писать.