Укус Милосердия (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович
— Мало ли… В общем, слушай дальше. Я перехожу к самому важному. В общем, некромант, я даже его имя помню, Либерий Арктурус, увидев, как некоторые его коллеги тупеют, сменив шило на мыло, в смысле Апатию на жажду крови, которая, внезапно, превалирует над всем в дохлом теле, решил попробовать создать свою версию вампира. Он взял очень молодую и полностью безмозглую особь того самого демона, которого совали в трупы для производства вампира первой формации, но запихал её в еле живое и еще дышащее тело тестового экспоната. А затем начал накачивать магией, чтобы не сдохло. Хлоп!…и получился вампир новой формации. Способный чувствовать, кушать, ссать, срать, заниматься любовью, даже размножаться. Правда, не советую, беременность длится лет двенадцать, так что лучше старым добрым созданием «птенца».
— То есть, мы живые? — нахмурилась Тарасова, — … или как?
Отлично шпрехает на всеобщем. Моя школа! И ежедневное трещание Шпильки.
— Относительно, — вздохнул я, выбрасывая окурок в урну, — У тебя нечеловеческое тело, аппетит к чужой кровище, а на твою душу как презерватив натянут безмозглый демон-симбионт, отпочковавшийся от моего. Солнце высушивает кровь в твоем теле, растворяя жизненную энергию. Чеснока, крестов и серебра можешь не бояться, а вот пуля в голову даже если не будет смертельной, то так перемешает тебе мозги, что после того, как всё заживет, ты станешь другой личностью. Ну и еще пару минусов — нельзя жить впроголодь, начнешь стареть, нельзя жрать каждый день до отвала, пищеварительная система намного медленнее человеческой. Плюс Апатия.
— Как Апатия⁈
— Очень слабая версия, которую легко купировать таким как мы. То есть, если ты забьешься на годик в какой-нибудь темный замок да начнешь там прокрастинировать, то, скорее всего, сдохнешь от Апатии, даже если будешь каждый день принимать ванны из крови. Вампирам нужно работать, учиться, познавать мир. Движение — жизнь! Слышала о таком?
— Ну, если судить по тебе, то проблем с Апатией у меня не будет. Бодрячок-старичок! — мне был показан язык.
— Будут, обязательно будут, — я злорадно улыбнулся, — Вот ты уже два дня не пила кровь, с жаждой справляешься хорошо. Но скоро её приступы станут острее, а между ними тебя будет накрывать…
— Апатия!! — глаза Алисы стали по пять рублей.
— Ага, эдакие качели. Очень неприятная штука. Мозги только так плавит.
— Ты за тем мне кровь не давал⁈
— Нет, Алиса Батьковна, за другим. Докурила? Идём. Нас ждут.
Морда «ждуна», изнывающего весь наш перекур у лестничного подъёма метрах в сорока вверх по улице, источала горячее желание сделать мне клизму раскаленным свинцом. Как минимум. Ничего, пусть помучается, собака страшная. Сам меня за эти три месяца достал неимоверно.
— О, это же Джарред! — увидела встречающего Тарасова, — Интересно, чего он такой злой?
— А ты думаешь, что я тебе просто так целую лекцию на улице закатил? — ухмыльнулся я, любуясь взбешенной мордой волчера.
— Выыыы… — завыл недовольный встречающий.
— Не опоздали ни на секунду, — продемонстрировал я свои немецкие наручные часы, заставляя волчера хрюкнуть и заткнуться, — Сам вышел, сам стоял, сам дурак.
— Ты видел, что я вас жду!
— И что? — проходя мимо, я похлопал представителя псовых по плечу, — Чем быстрее ты бросишь эти ваши волчьи попытки доминирования, тем больше нервов себе сохранишь, приятель.
Стоял он. Давил своим видом. Ага. Нашёл на кого.
— Если я их не продолжу, то сам себя буду считать гребаным курьером… — донеслось мне в спину нечто удивительно тихое и разумное. И грустное.
Ну не будем ему сегодня раскрывать глаза, ладно? Хорошего понемножку.
Настроение у меня сегодня было кристально дерьмовым. Несмотря на то, что три месяца прошли крайне плодотворно, Алиса выдавала сплошные успехи, а мне даже заплатили как за полноценную работу, сегодня с моим «птенцом» должно было случиться то, что в свое время в корне изменило мою жизнь, мировоззрение и характер. Пусть для любого из моего племени подобный день нечто обязательное и безопасное, но перебороть флэшбэки я не мог. Да и не хотел особо.
В центральной Управе Омниполиса, как и всегда, царила бюрократическая суета. В затхлом воздухе огромного высотного здания, как будто выпрыгнувшего из 30-ых годов Америки, деловито и бесконечно сновали опустошенные душами разумные, отдавшие жизни и разум липкому небытию бюрократии Омниполиса. Здесь фильтровался бардак одного из самых больших мегаполисов Срединных миров, чтобы сдать его приятной и понятной водичкой, которую будут попивать эльфы Магнум Мундуса, готовясь к принятию очередных решений. Впрочем, будет и обратное — их высокие резолюции, объясняющие нам, простым смертным, в какую позу теперь надо встать, чтобы жить, нередко превращаются в бесполезное дерьмо, попав в это здание.
В целом — достаточно обыденный процесс.
— Как они здесь дышат⁈ — мучительный стон волчера не мог быть песней, но хорошо ласкал мои уши.
— Задницей, — отрывисто бросил я, — и всё остальное тоже делают через неё. Идем.
— Мы к Деспоту же? — спросила Алиса, глядя, как я нажимаю кнопку самого верхнего этажа, — Так он же должен быть в подвале? Ты же говорил?
Ну вот он, момент истины, Конрад. Ты тянул сколько мог, дальше деваться некуда.
— Сначала, дорогая… — слова через силу толкнулись наружу, — … мы должны тебя… вылечить.
— В-вы-лечить, — насмешливо хрипнули сбоку, — это теперь та…
— Заткнись, Джарред, — бросил я ледяным тоном.
Можно сколько угодно раздуваться, что мы, я и она, новая формация повелителей ночи. Новый вид разумных, если вам будет угодно. Пусть слабее прочих, зато живем, дышим, чувствуем, жрём, радуемся и так далее. Только вот суть остается сутью — хотя бы раз в жизни вампир должен убить. На определенной стадии трансформации ему необходимо выпить разумного до дна, поглощая вместе с жизненной силой и кровью его знания и некоторые из оболочек души. Это надо даже не нам самим, а тому демону-презервативу, благодаря которому мы существуем. Без хотя бы одного поглощения он банально… расползётся, не выдержав контакта с однородной энергией хозяина, набирающей силу.
Алиса мне нравилась. Она восприняла новую реальность, не сразу, конечно, но гораздо лучше, чем могли бы многие на её месте. Не истерила, если не считать нескольких столкновений во тьме ночной с Шегги, не пыталась сбежать (за исключением случая первой ночной встречи с Шегги), не пыталась никого убить (за исключением второй ночной встречи с Шегги). Она мне поверила. Зубрила всеобщий, разделила со Шпилькой и Шегги обязанности по готовке и уборке, очень хорошо себя вела, когда я авансом, с ней, не знающей и десятка слов, пошёл по магазинам за шмотками. Нормально восприняла город, в котором проживает два десятка рас и целая куча полукровок. Ну как, нормально? Он привёл её в восторг…
Она мне верила, когда я обещал, что её ждет спокойное будущее, любимая работа и никаких проблем под крылышком Всеобщего правительства.
А я молчал до последнего.
— Сволочь, — всхлипнула она, прижавшись лбом к стене лифта, — Ты… сволочь.
— Ага, — только и ответил я, жалея, что здесь курить запрещено.
— А чо такова? — тут же влез волчара, — Слышь, мелкая? Ваши регулярно сосут досуха, я тебе отвечаю! Они так силы набираются, копят её, ну, всё такое. Это твой батя слабАК!
От души въехав болтливой собаке в брюхо, я тут же сунул ему свободную руку в раскрытую то ли вдохнуть, то ли укусить пасть, умело отжимая нижнюю челюсть к груди здоровяка. Затем, пока волчер, задыхаясь и испытывая немалую боль, не сообразил, как с этим жить и что делать, я неглубоко, но очень убедительно воткнул ему когти в брюхо.
— Мистер Гарру, — проникновенно обратился я к волчеру на популярный в городе манер, — Если вам так зудит под хвостом, то я, так и быть, изволю согласиться с вами на дуэль, а потом даже, как гласят традиции вашего уважаемого ублюдского вида, даже обоссу вас, побежденного, при всех свидетелях. Но если вы еще раз откроете пасть около моего «птенца»…
