Дело о жёлтых хризантемах (СИ) - Куницына Лариса

Расследования Марка де Сегюра. 10. Дело о жёлтых хризантемах

1

Под высокими сводами небольшой базилики нежно и печально пела скрипка. Тонкие витые колонны из выщербленного временем песчаника поддерживали лёгкие своды потолка, оставляя достаточно места для света, проникавшего в высокие узкие окна, украшенные слегка поблекшими витражами. Эти старинные цветные стёкла, изображавшие сцены из жизни святой Селесты, расцвечивали расплывчатыми бликами потрескавшиеся каменные плиты пола и новое двойное надгробие, установленное в западном пределе. Это были изваяния спокойно спящих рядом супругов: молодого рыцаря в доспехах с мечом на груди и прекрасной юной дамы с длинными волнистыми волосами, рассыпавшимися по каменной подушке, на которой покоилась её голова. Её хрупкая рука лежала в его сильной ладони, пальцы были переплетены. Золотые, розовые и зелёные отсветы, падавшие из окна, озаряли мраморные лица, от чего их сон казался живым и безмятежным.

— Милая моя девочка, — прошептал маркиз де Лианкур, склонившись к лицу женской статуи, — наконец я нашёл тебя, но, увы, не могу заключить в свои объятия. Не думай, что я сержусь на тебя за то, что ты оставила меня ради Лорана, и я надеюсь, что и ты не затаила в своём сердечке обиду на своего отца, забывшего своё обещание выдать тебя за того, кого ты выберешь сама. Я искал тебя долгие годы, но так и не нашёл. Однако боги сжалились надо мной и привели ко мне твоего сына, который всё-таки вернул мне тебя. Он чудный мальчик, Марианна, и с каждым днём я люблю его всё больше и сделаю всё, чтоб привести его к величию, которого он достоин. А ты позаботься с небес о его счастье. И прости своего старого отца.

Он склонился ниже и поцеловал холодный мраморный лоб. Отступив, он кивнул юной рыжей красавице в дорогом траурном наряде, стоявшей возле надгробия с букетом белоснежных лилий. Она подошла и, положив цветы у подножия, наклонилась, чтоб коснуться губами мраморной руки, покоившейся на груди дамы, после чего обошла надгробие и так же поцеловала руку каменного рыцаря, возложенную на эфес лежавшего на его груди меча. После этого она вернулась на прежнее место и ещё какое-то время скорбно смотрела на юные и прекрасные лица Лорана и Марианны де Сегюр.

Марк стоял в стороне, не отрывая взгляда от лица своего отца. Он сам поражался искусству алкорского скульптора, изваявшего это надгробие. Оно обошлось ему недёшево, но стоило того, ведь если портретов матери в Лианкуре сохранилось достаточно, то портретов отца не было вовсе, и ему пришлось рассказывать мастеру о том, каким он ему запомнился. Он вспоминал, как нравилось ему в детстве сидеть рядом с отцом у огня, бесконечно вглядываясь в его лицо. Мастер слушал его и рисовал углём на белых листах, он показывал заказчику портрет и раз за разом исправлял его до тех пор, пока Марк, наконец, не узнал в изображённом на бумаге рыцаре своего отца. И теперь, стоя под сенью базилики, он неотрывно смотрел на него, уснувшего вечным сном, и не мог отвести взгляда. Он лишь рассеянно кивнул в ответ на лёгкое прикосновение к плечу руки своего деда и осторожный поцелуй в щёку от Мадлен. Они ушли и с ними ушёл скрипач, оставив его одного в гулкой тишине старой базилики. И, наконец, он очнулся от оцепенения и, подойдя к надгробию, произнёс:

— Отец, матушка, я всё-таки сделал то, о чём мечтал так долго. Каждый раз, вспоминая о вас, я думал о том, как счастливы вы были вместе, как хотели прожить вдвоём долгую счастливую жизнь в любви и согласии, но смерть разлучила вас так рано. И мне хотелось снова соединить вас под крышей родного дома, в нашем замке в Сегюре. Пока это Ричмонд, но вы снова вместе, теперь уже навсегда. И придёт день, когда вы займёте ваше законное место под сенью усыпальницы Сегюра как истинные барон и баронесса де Сегюр. А ведь ещё пару лет назад я не смел даже обещать вам это, поскольку не был уверен, что смогу когда-нибудь сдержать своё обещание. Но теперь всё иначе, и я со спокойным сердцем клянусь вам, что сделаю это. А теперь… — он улыбнулся и, развернувшись, присел на каменный пол и откинулся спиной на холодный мрамор, — запаситесь терпением, мои дорогие, я расскажу вам, как жил все эти годы, к чему стремился и чего достиг. Может, чем-то я и огорчу вас, но всё же думаю, что у вас есть причины гордиться вашим сыном, и не только потому, что теперь он — друг короля, богатый, знатный человек и прославленный воин. Я, как и вы, научился любить всем сердцем, хранить верность и защищать тех, кто мне дорог. Я люблю свою рыжую жену, храню верность королю и друзьям и сражаюсь мечом и кинжалом за Сен-Марко, за наше королевство, за наш народ.

Синяя мгла подступающей долгой ночи постепенно опускалась на остроконечные крыши высоких башен замка Ричмонд. В ухоженном саду затихал птичий гомон, а по двору сновали слуги, занимаясь своими повседневными делами.

Он спустился по старинным истёртым ступеням и обернулся, взглянув на красивый, украшенный каменной резьбой фасад маленькой семейной базилики. Ему было немного грустно, и всё же на душе стало легко и спокойно, словно с неё упал камень, который лежал там, в глубине его сердца так давно, что он уже привык к нему, и кажется, перестал замечать. И лишь теперь, поговорив с отцом и матушкой, он вдруг почувствовал, как освободился от давнего гнёта тоски, от вины в том, что не может исполнить свой сыновний долг, от всей этой невысказанности и ощущения своего сиротства и одиночества, от которого не могли спасти его ни друзья, ни любимая.

Он посмотрел на окна жилой части своего замка, освещённые множеством свечей. Оттуда слышались голоса и лай белого щенка волкодава, который вместе со своим маленьким хозяином носился по залам, мешая слугам, накрывавшим стол в главном зале, куда скоро съедутся на пир соседи. Наверно они терпеливо обходят его или испуганно шарахаются, сжимая побелевшими пальцами бесценный фарфор и начищенное серебро, извлечённые из сундуков и буфетов. А рядом, как сказочная фея в белой парче, сверкая драгоценным убором, порхает Мадлен, успевая следить за всем и раздавая указания налево и направо. Кто б мог подумать, что из его маленькой швеи получится настоящая повелительница!

Марк улыбнулся и направился к дому. Кто-то должен приструнить Валентина и выпроводить из залов этого несносного щенка.

Пир удался и, окидывая взглядом длинный стол, за которым сидели его ближайшие соседи, он видел их довольные лица и изредка встречал взгляды, вполне дружелюбные, а иногда и подобострастные. Равных ему по положению и титулу в этих краях отыскалось немного, потому он смог усадить ближе к себе своего друга Фонтейна, который, наконец, выбрался из своего феода, чтоб встретиться с ним в Ричмонде. И вот теперь граф де Фонтейн восседал на почётном месте рядом с Мадлен и до смешного странно смотрелся в своём парадном камзоле из полосатой парчи с унизанными перстнями пальцами.

— Твой Ричмонд великолепен, Марк! — разглагольствовал он, размахивая золочёным кубком и влюблённо смотрел на старого друга и командира, пожалуй, даже более влюблённо, чем на Мадлен, сразу же поразившую его своей красотой. — Жоан щедро вознаградил тебя за службу, и скажу я тебе, по праву! Ты, наконец, получил то, чего желал для тебя наш король Арман! Но, друг мой, ты должен увидеть и моё поместье! Я чуть не свихнулся там от скуки и рутины, но привёл этот курятник в божеский вид! Давай светлым утром махнём туда! Я устрою в твою честь пир и охоту, а то и турнир, где ты, без сомнения, пройдёшь через все туры к главному призу, как раскалённый нож проходит сквозь масло!

— Я рад бы, Фонтейн, — усмехнулся Марк, — но, увы, в Сен-Марко меня ждут дела. Я приехал сюда на несколько дней лишь затем, чтоб похоронить родителей и показать Мадлен и Валентину наш замок. Теперь я должен вернуться на службу.

— Долг зовёт, — понимающе улыбнулся Фонтейн, поднимая кубок.