Сьюзан Деннард - Видящая истину
Ураган швырнул его вверх, так быстро, что заныло в животе. Он несся все выше и выше. Глаза были плотно закрыты. В лицо летел мусор. Стекло вонзалось в оголенную кожу.
Но так же быстро ураган его и отпустил. Воронки перестали закручиваться, ветер отступил. Пока бушевал шторм, Мерик слышал его, чувствовал его…
Внизу.
Он заставил себя открыть глаза, заставил свое колдовство удерживать его до тех пор, пока он не сможет оценить, что произошло.
Мерик был в облаках над бурей Куллена. Ураган набирал высоту, затягивал в себя облака вокруг Мерика, и скоро затянет и его тоже.
Но там, в сотне футах ниже, темнело пятнышко посреди шторма. Куллен.
Мерик без раздумий бросился вперед в отчаянном порыве собственного ветра. Затем он отпустил свою власть над магией. И понесся вниз, быстрее, чем пробирался через этот шторм. И пока летел через адский мир колдовского шторма, он ни на секунду не позволял себе выпустить из виду брата по Нити.
Куллен видел его. Припав к мостовой возле разрушенных… нет, все еще рушащихся зданий, Куллен схватился за грудь, задрав голову, и Мерик знал, что Куллен видит его.
Куллен протянул руки вверх. Порыв ветра налетел на Мерика, поймав его в падении. Опустил на улицу, где бушевала буря Куллена.
Как только сапоги Мерика коснулись земли, он обернулся к брату. Куллен стоял на коленях, склонив голову.
– Куллен, – заорал Мерик, срывая глотку, чтобы перекричать бесконечный шум шторма, раскаты грома, треск крыш и бьющихся окон. Он тоже упал на колени. Несколько осколков стекла впились в ноги. – Куллен! Останови бурю! Тебе нужно расслабиться и остановить бурю!
Ответом стала дрожь, прошедшая по спине Куллена – слишком хорошо знакомая Мерику. Он видел ее слишком много раз.
– Дыши! – завопил Мерик. – Дыши!
Куллен обернулся к Мерику; его губы беззвучно шевелились, лицо было серым…
А глаза – черными, как воды ада.
Это не был обычный приступ. Дышать тут было бесполезно. Брат Мерика был разрушен.
Мерик уставился на своего лучшего друга. Он вглядывался в лицо Куллена, чтобы увидеть хоть какой-то признак человека, которого он знал.
Рот Куллена был широко открыт, ураган пылал его яростью, а затем Куллен бросился к Мерику и вцепился ему в горло.
Мерик не останавливал его. Не мог его остановить. Буря на улице была ничем по сравнению с ветром, который бушевал внутри. Пальцы Куллена ухватились за рубашку Мерика и подтянули его ближе. Черная кровь сочилась из лопающихся пустул. Зубы приблизились…
А потом все застыло.
На одно длительное мгновение Куллен замер возле шеи Мерика.
– Удар… ветра, – прохрипел он.
– Нет, – вот и все, что мог ответить Мерик. Единственное слово, вместившее в себя все его чувства.
Куллен отпустил его и долю секунды вглядывался в Мерика своими черными глазами. Он одарил брата печальной слабой улыбкой.
– Прощай, мой король. Прощай, мой друг.
Затем, в тумане скорости и мощи, Куллен устремился вверх и оттолкнулся от причала. Ветер и обломки обрушились на Мерика, прижали его к мостовой и подчинили себе все его ощущения. На целую вечность все, что Мерик чувствовал, и все, чем Мерик был, – ураган Куллена.
Пока шторм не очутился прямо над ним. Мерику удалось поднять голову и посмотреть куда-то далеко за Яданси, туда, где он мог умереть спокойно.
Туда, где Куллен мог умереть вместе с ним.
Глава 40
Ноэль сидела в кладовой, закрыв глаза, ее чувства были напряжены, а магия пыталась обнаружить хоть какие-нибудь признаки жизни. Или Разрушенных.
Что касается Ведуна крови по имени Эдуан, то она была слепа к его Нитям, как и раньше. О его чувствах она могла судить, лишь посмотрев на его лицо, и это было просто ничто по сравнению с тем, что она могла бы увидеть в Нитях. И хотя Ноэль верила, что Эдуан не убьет ее – и, вероятно, не скормит Разрушенным, – не было никакой «верушта».
Ме-верушта. Самая священная фраза номаци. Она означала: «Верь мне, как если бы моя душа была твоей».
Именно это Мать-Луна сказала номаци, выводя их с востока, охваченного войной. Именно это говорят родители, целуя на ночь своих детей. Именно это говорят друг другу люди, связанные Нитью сердца, в своих брачных обетах.
Если Эдуану известна эта фраза, это значит, что он жил с племенем номаци… Или что он сам был номаци.
Каким бы ни был источник его знаний, это не имело значения. Он помог Ноэль, а теперь исчез.
Магия Ноэль насторожилась – она почувствовала разрушенного аспида, околачивающегося у окна. Три извивающиеся Нити смерти двигались вместе с ним; такие же, как она видела над трупом в Веньязе. Такие же, как те, что она видела глазами Кукловода.
Но эти Нити были больше. Толще и странным образом длиннее. Растягивались тонкими завитками, исчезающими в небе, как марионетки на сцене…
У Ноэль оборвалось дыхание. Кукловод. Она смотрела на труды Кукловода. Эти разрезанные Нити дотягивались до самого Познина – а это значило, что Кукловодиха каким-то образом разрушила всех этих людей с большого расстояния.
Нет, не «каким-то образом». С помощью Ноэль.
«Вот почему он дал мне это грандиозное задание на завтра, – сказала Кукловод. – Так что спасибо тебе – ты сделала все это возможным. Это сладкое знание, и все имена, спрятанные в твоей памяти, просто осчастливили короля».
Внезапно Ноэль будто закипела под своей накидкой. Задыхалась в этой кладовой. Горела внутри своей собственной головы.
Кукловодиха нашла имя Сафии и, очевидно, Лейну тоже… а теперь еще это. Она заставила этих людей разрушиться, это все ее вина.
Нужно было сильнее сопротивляться Кукловоду. Нужно было не спать и держаться подальше от призрачной хватки этой женщины. И нужно было сказать Сафи. С самого начала сказать о том, что Кукловод выуживает имена и ворует мысли.
Ноэль хотелось блевать…
Нет, ее вырвало. Одышка и жажда одолели ее, потому что эти разрушенные аспиды были на ее совести. Она убила их своей слабостью. Своими секретами.
Новый набор Нитей мерцал в сознании Ноэль.
Яркие, живые Нити продирались сквозь тошноту. Она знала эти Нити – именно этот оттенок решительного зеленого и обеспокоенного бежевого.
Иврена. Монахиня была прямо за окном.
В один миг приступы тошноты Ноэль были погашены прохладой. Иврена была рядом, и, если Разрушенные убьют ее, это тоже будет на совести Ноэль.
Она моментально выскочила из кладовой в разбитое окно. Стекло зацепилось за ее накидку, но застежка выдержала.
Ноэль прыгнула на узкую улицу – вправо, туда, откуда она чувствовала Нити Иврены.
Полил дождь, обжигая рану на лице. Шторм становился сильнее – небеса ожили. Все катилось, неслось в одном направлении: к причалу.
Краем глаза, сквозь дождь, Ноэль увидела что-то белое. Она побежала быстрее, крича:
– Иврена!
Белое пятно остановилось. Соткалось в седовласую фигуру Иврены. Она обернулась, и на ее лице было написано удивление, но Нити были голубыми от облегчения.
Что-то черное двигалось вдоль крыши. Из темной витрины.
Разрушенные.
– Сзади! – завопила Ноэль, обнажая саблю.
Было слишком поздно. Разрушенные окружали Иврену, и монахиня скрылась под смертельной ордой.
Ноэль неслась по дороге так быстро, как только могла, крича и размахивая саблей. Ее ножи рубили головы, вонзались в ноги. На стенах вокруг и на накидке Ноэль лопались пустулы. Шипела кислота.
Но Ноэль снова и снова замахивалась и рубила, выкрикивая имя Иврены.
Вскоре уже некого было убивать. Разрушенные бежали… А там, где упала Иврена, не осталось ничего, кроме большого красного пятна.
Ноэль повернулась, лихорадочно ища двери и тени.
Но монахиня исчезла, как и Разрушенные.
Поэтому Ноэль зажмурилась, защищаясь от шторма и ища поблизости Нити. Вот. С другой стороны ближайшего переулка набор перепуганных белых Нитей, переплетенных с серой болью. Много серой боли.
Ноэль шла против ветра, сильнее укутавшись в накидку Эдуана. Он не обманул: кажется, Разрушенные не учуяли ее.
Она дошла до перекрестка узких улиц.
По земле тянулся кровавый след, уже смываемый дождем.
Ноэль ускорила шаг и шла по следам крови Иврены, но ливень быстро их смыл. Она напряглась, пытаясь почувствовать Нити монахини, но вскоре потеряла из виду и их. Они двигались так быстро. Гораздо быстрее, чем Ноэль могла двигаться в такую погоду. И гораздо быстрее, чем могла бы двигаться Иврена.
Когда Ноэль протолкнулась на знакомую узкую улицу, в нескольких кварталах показалась избитая волнами бухта. Она находилась на западной окраине города, где Ноэль раньше не бывала. На нее обрушилась стена песка и морских брызг, шторм еще усилился. Древесина трещала, здания рушились.
Вытянув руку, чтобы защитить лицо, Ноэль лихорадочно искала какие-то признаки Иврены. Белую вспышку или мерцание Нитей монахини. Но ничего не было видно. Ноэль даже почти уже не чувствовала Разрушенных – кажется, они бежали прочь из города, направляясь на север.
