Вячеслав Шалыгин - Хаоспатрон
– Гениально, – Хранитель покачал головой. – Примитивно, но… гениально.
– Все гениальное просто, но не примитивно! – возразил арбитр-наблюдатель.
– Мало времени, – немного подумав, засомневался Хранитель.
– Я успею! К сегодняшнему вечеру клиент созреет, к завтрашнему – прозреет, а двадцать девятого февраля окажет нам неоценимую услугу. Причем совершенно добровольно, уж поверь моему жизненному опыту.
– Хорошо, – после недолгих раздумий согласился Хранитель. – Но это будет лишь одним из вариантов. Параллельно я подключу старых приятелей, а направление главного удара оставлю за собой…
Закончить мысль Хранителю помешал короткий сигнал компьютера. Хранитель решил, что пришло какое-то сообщение по электронной почте, но Наблюдатель вновь сделался серьезным и сосредоточенным, значит, сигнал означал что-то другое.
– Похоже, Отступник меняет планы, – Наблюдатель поманил Хранителя к компьютеру. – Взгляни. Тревожный сигнал подает Программа Арбитража: мониторинг, технический уровень «А».
– Первичная вибрация, – Хранитель хмыкнул. – Отступник обещал, я сразу пойму, что это его рук дело, и не обманул. Непонятно только, почему сейчас? Он ведь собирался обозначить место встречи к вечеру 29 февраля. Что он опять задумал?
– Возможно, таким дорогостоящим образом он лишний раз намекнул на серьезность угрозы, а заодно решил устроить нечто вроде проверки бдительности?
– Видимо, так. Местечко он выбрал, прямо скажем, мрачноватое. Что послужило целью?
– Водонапорная башня, – Наблюдатель вздохнул. – Жаль, такой был раритет! Лет сто ему было, не меньше. Исторический памятник.
– Она все равно развалилась бы, не следит никто, – спокойно произнес Хранитель. – Будем считать выходку Отступника актом исторической эвтаназии. Я съезжу на место, а ты…
– А я займусь своим проектом, коллега, если не возражаете, – Наблюдатель потер руки. – Люблю этот процесс!
– Полоскать людям мозги? – Хранитель накинул куртку и направился к двери в гараж.
– Полно вам, коллега! – Наблюдатель махнул рукой. – Впрочем, я не обижаюсь. Не возражаете, если при описании событий 1984 года я использую кое-какие факты из вашей биографии?
– Используйте, – Хранитель усмехнулся. – Только не драматизируйте. А то, знаю я вас, коллега, любите вы «приврать для достоверности».
– А вот теперь я обиделся. – Наблюдатель сделал вид, что удручен, и даже вздохнул. – Впрочем, что с вас взять? Воспитанием современные герои не отягощены.
Хранитель вышел, а Наблюдатель открыл текстовый редактор, создал новый файл и, немного подумав, набрал первые строки.
«Джунгли засыпают постепенно. Сначала, когда солнце краснеет и только касается верхушек деревьев, затихает шум на нижнем ярусе…»
Народная Республика Кампучия (Камбоджа), 29 февраля 1984 года
Джунгли засыпают постепенно. Сначала, когда солнце краснеет и только касается верхушек деревьев, затихает шум на нижнем ярусе: в кустах, сплетениях торчащих из земли корней и непролазных зарослях бамбука. Затем, с наступлением сизых сумерек, прекращается движение в обвитых лианами ветвях среднего этажа. А последними, когда мир укрывается одеялом темноты, успокаиваются мелкие летающие обитатели верхушек. Из сонных ночных звуков остаются шум воды в небольшом притоке Меконга, шуршание в траве да редкие крики или хлопки крыльев ночных птиц. Джунгли словно сливаются в сплошную молчаливую массу, которая плавно, без видимой границы перетекает в небо. Даже мелкие, далекие звезды не помогают определить эту границу, ведь на прибрежных зарослях мерно мигают гирлянды из крупных светляков, которые вполне можно принять за россыпь неизвестного науке созвездия.
Пробуждение идет в обратном порядке. Сначала гаснут гирлянды на ветвях, начинают громко петь, свистеть, пощелкивать или немузыкально блажить всевозможные птицы и ящерки, а затем в движение приходит зелень. Поэтажно, сверху вниз. После птиц стряхивают дремоту и разминаются перед новым днем обитатели покрупнее, вроде мартышек, а последними выбираются на свои тропы самые крупные жители: неторопливые гиганты слоны и всевозможные хищники, в том числе обитающие в воде.
Впрочем, не последними. Ведь есть еще люди.
Морпех Андрей Лунев заступил на пост как раз в тот момент, когда джунгли окончательно проснулись, просветлели и зазвучали вполне по-дневному, хотя до восхода оставалось добрых полчаса. По меркам людей – самый сон, «собачья вахта». Но Луневу, закоренелому жаворонку, было совершенно не в лом стоять на посту рано утром. К тому же его просто завораживала картина пробуждения джунглей.
Вот только сегодняшняя встреча с волшебным рассветом стала почему-то немного тревожной. Андрей не понимал, что сегодня пошло не так. Вроде бы джунгли просыпались, как всегда, по стандартной схеме, но где-то глубоко внутри у Лунева засело ощущение, что наступающий день обещает стать вовсе не таким, как предыдущие. Почему? Потому что этот день, 29 февраля, наступает раз в четыре года? Ну и что в этом такого? Занятный календарный факт, не более того.
И все же чем выше поднималось солнце, тем тревожнее становилось на душе. А еще к тревоге вдруг присоединилось острое, неприятное ощущение, что из далеких зарослей на другом берегу реки кто-то смотрит. Недобро смотрит, с затаенной ненавистью. Может быть, даже через оптический прицел.
Лунев буквально кожей ощущал волну зловещего холода, которая будто бы шла над гладью воды, накатывала и едва не сбивала с ног. Волна, конечно, была воображаемой, но слабость под коленками вызывала самую настоящую. Просто чертовщина какая-то!
– Пятый, – донеслось из ближайших зарослей.
– Пятый да, – без промедления откликнулся Андрей, внутренне радуясь, что привычные дела отвлекли от пугающего анализа странных ощущений.
– Кому не спится в ночь глухую? – из кустов выбрался зевающий сержант Захар Прохоров. – Не слышу эха, матрос.
– Стой, кто идет?! – Лунев окончательно отбросил посторонние мысли и обозначил движение стволом автомата в сторону «нарушителя». – Какая ночь, утро уже. Ты с поста слинял?
– А что, Карпыч еще не дошел? – Прохоров повертел головой. – Покурим пока? Есть курить?
– Кури бамбук, – в кустах позади Прохорова снова зашуршало, и часовые обернулись в сторону зарослей. – Здравия желаю, товарищ мичман!
– И вам не кашлять.
Из зарослей слева от тропы, на которой стояли Лунев и Прохоров, появился разводящий караула, полноватый, усатый, досрочно лысеющий мичман Карпенко. Единственный настоящий моряк в сводном отряде, нелегально высадившемся в джунглях братской Республики Кампучия, она же Камбоджа, для выполнения секретного задания Генерального штаба, а также партии и правительства. Ни больше, ни меньше. По крайней мере, так утверждал замполит отряда капитан Кулемин.
– Новая вводная? – поинтересовался Андрей. – Снимаемся с якоря?
– Разговоры на посту! – зевнув еще шире, чем сержант Прохоров, Карпенко поправил едва не сбитую лианой пилотку с огромным «крабом» и кивнул бойцам. – Полундра по-тихому, чтоб кхмеров не разбудить. «Гипс снимают, клиент уезжает». За мной, мазуты!
– А куда, на корабль? – спросил Прохоров.
– На кудыкину гору, мять помидоры, – мичман сплюнул через левое плечо. – Не закудыкивай дорогу, Прохор! Что вы за масть такая, студенты московские, никаких понятий!
– Ну, несуеверные мы, – Прохоров развел руками. – Несуеверные, хоть режьте. Воспитание комсомольское, товарищ прапорщик.
– А в нюх за прапорщика?! – Карпенко нахмурился и поджал губы, отчего его моржовые усы встали дыбом, практически прицелились в обидчика, словно иголки дикобраза.
– Виноват, товарищ мичман, – Прохоров ухмыльнулся.
Среди старослужащих подначивать Карпенко считалось своего рода неопасной забавой. Ведь начальством он был ненастоящим, прикомандированным.
– Поганое воспитание, – Карпенко вздохнул, остановился и махнул рукой. – Дальше сами, немаленькие. Мне еще три поста снимать.
– Так мы куд… – Карпенко резко вскинул руку и показал сержанту кулак, поэтому Прохоров мгновенно исправился: – Далеко перебазируемся?
– Скоро узнаете, – отмахнулся мичман. – Шагом марш! Студенты!
Еще что-то бурча, но не сердито, а скорее для поднятия собственного тонуса, мичман углубился в заросли, а морпехи неспешно побрели прямо по тропе. И, как выяснилось, шли вразвалочку они совершенно напрасно. Команда «строиться» застала их, можно сказать, врасплох.
– Пацаны, что за аврал? – Не дождавшись от сонного воинства внятного ответа, Прохоров толкнул локтем ближайшего матроса. – Гаврюха, ты ж всегда в курсе. Че почем, хоккей с мячом?
– В горы пойдем, – почти в рифму буркнул боец.
– Куда? – Прохоров удивленно вскинул брови. – А где тут горы? Ты прикалываешься, что ли?
– А я гребу, где тут горы? – матрос Гаврилов пожал плечами. – Сан Саныч так сказал. Переспрашивать я не стал.
