Оксана Демченко - Воин огня
– Как утверждают при дворе, – пояснила Вики, не желая даже глядеть в сторону острова, – на берег избранных не ступала нога грязного вонючего простолюдина. Никогда.
Тори тоже в сторону острова не глядела, но плотнее прижималась к руке Гимбы.
– Чаш-шка, – жалобно выговорила она наконец, не в силах молчать. – У-упала-а.
– Ей было четыре с половиной года, – пояснила Вики, хмурясь и глядя на низкий закат, виновный в том, что приходится часто моргать… – Ее привезли, как игрушку. Ее и попугая. Есть такие птицы на берегу Таари, яркие и забавные. Тори уронила чашку. Хозяйка приказала запороть ее насмерть. А я полезла не в свое дело… Ваш Джанори прав, я не умнею. Тори с тех пор, если берет поднос с чашками, плачет. – Вики покосилась на девочку и совершенно поникла. – Глупо все, глупо…
Тори всхлипнула и уткнулась в руку магиора. Гимба виновато повел плечами, прижал малышку крепче и глянул на вождя: что делать с такой бедой? Но тут из каюты вышла Юити, вынесла три большие чашки, глиняные, толстостенные. Села рядом с Тори.
– Обычно мы бьем чашки по праздникам, только так, – сказала она. – Когда танцуем и всем весело. Они сами под руку попадаются… Но я слышала, бледные их бьют на счастье.
– Да, обычай простолюдинов юга, – кивнула Вики.
– Кто хочет бить чашки? – громко спросила Юити. – У меня пополнение в семье, нам очень надо накрошить побольше счастья для моей дочки.
– Мош-жно бить? – удивилась Тори.
– Две-три нужно, – уточнила Юити. – Больше – можно. Только не все. Есть и пить станет неудобно. Но если ты разобьешь все, не страшно. Гимба вырежет новые из дерева. Или Магур. Даже я справлюсь, так что бей. Только сильно, с размаху бросай, чтобы в мелкие брызги разлетелась.
Юити выставила на палубу все три чашки, еще раз кивнула, показала жестом, как следует бросать, и ушла в каюту. Тори долго рассматривала чашки, гладила пальцем и неуверенно толкала, заставляя качаться, сразу ловила и озиралась… Наконец крепко зажмурилась, подняла одну и разжала руку. Чашка упала, застучала боком по доскам – целая… Тори озадаченно почесала затылок. Снова взяла чашку, встала, подняла руку выше и бросила. Мелких брызг не получилось – два осколка всего-то. Шеула хмыкнула, взяла вторую чашку, тоже встала, серьезно осмотрела палубу и с размаху бросила чашку. Осколки брызнули во все стороны… Вики, снова сердясь на себя, – Магур это видел отчетливо – протянула руку, выбрала один из крупных осколков и тоже превратила его в мелкое крошево. Тори недоуменно смотрела на происходящее, терла затылок и пробовала улыбаться…
Ночевать Вики ушла в женскую каюту, сама дохромала, охая и опираясь на плечо Магура. Улеглась на единственную, довольно широкую кровать, не пытаясь играть в равенство и спать на полу. Магур принес воды, пожелал спокойной ночи, как заведено у тагоррийцев. И пообещал, что утро застанет корабль уже близ входа в порт. Юити хлопотала на палубе, распределяя порции ужина. Тори помогала, хитро щурясь и поглядывая на четвертую разбитую тарелку. Шеула шепталась с ветром – действие было исключительно непонятным для Вики, но, по общему мнению, важным… Капитан сел на край кровати и глянул на утомленное, снова утратившее румянец лицо раненой.
– Ты очень много для нас сделала. Чудом выжила… Тебе дорог Чар?
– Я не поблагодарила никого за свое здоровье, потому что еще не верю, что после таких ран я жива и это все – настоящее, – виновато усмехнулась Вики. – Я понимаю… Вы прекрасно видите, как нелепы мои доводы и сколь ложны мотивы поступков, указанные при всех. Мне казалось, дело сладится много проще. Приеду на берег, расскажу, что и как. И уеду. Перо у меня, Чар говорил, что оно позволяет вызвать вас… Но герцог меня предал во второй раз, вернув себе хорошее отношение прементора. Сообщил этому начинающему радетелю Дарио, что я слишком много знаю о пленнике и могу навести на его след. Нас гнали, как дичь…
– Предательство на нашем берегу – тягчайший грех.
– Я сама виновата, – отмахнулась Вики. – Лезу, куда не велено. Этэри рассчитался со мной за увечье прежнего Хуана, причиненное этому мяснику моим Бгамой. Герцог сказал: «Право карать слуг принадлежит лишь хозяину…» А, неважно, зачем вам разбирать мои дела? Я не знаю, дорог ли мне Чар. Ничего я не понимаю. Если вы желаете выведать, было ли у нас что-то…
– Излияние сокровенного выслушивает Джанори, – безмятежно улыбнулся Магур. – Чар мой внук, и я не хочу узнавать важное иначе, как с его слов. Но мне бы понять: в какой форме я способен выразить благодарность, полезную тебе? Без твоих советов мы могли все сделать неправильно и даже не нашли бы Чара… Нас постарались бы использовать, причем страшно и подло. Что я могу для тебя сделать? Ведь я – вождь, у которого нет ничего, что ценно вам. Я способен предложить место в нашей столице. Так ведь ты не готова плыть на восток, я вижу…
– Просто спасите Чара.
– Все же он дорог тебе, – задумался Магур. – Больно рвать душу надвое… Я поговорю с Джанори. Может быть, он тебе поможет.
– Может быть, – без малейшей надежды снова усмехнулась Вики. – Вождь, простите мое сомнение… Но какой же посол может получиться из Гимбы, этого огромного ребенка? Вы его даже не сможете достойно одеть.
– Утром увидишь, – подмигнул Магур. – Доброй ночи.
Утром Вики проснулась поздно. Магур уже отдал все распоряжения по поводу входа в порт. На палубе соорудили навес из запасного паруса: незачем тагоррийцам видеть все и всех на корабле. Свободное пространство осталось только на носу.
Магур устроился у края тканевого полога и заинтересованно понаблюдал в подзорную трубу, как суетятся на своих огромных кораблях бледные, ничего не понимая, но на всякий случай распахивая орудийные порты и зажигая фитили. Тори не поднимала головы: она изо всех сил драла перья из крыльев подстреленной недавно чайки, последней неощипанной. Лучшие перья, длинные и красивые, девочка укладывала в корзинку, прочие спихивала в кучу на одеяле. Оттуда перья брали по мере надобности черные слуги Вики и вставляли, вплетали, крепили на громоздком и неудобном украшении, своеобразной накидке с воротником из пуха и пера, подвесками из нитяных кистей, острых крашеных древесных щепок и узорных резных амулетов… Бгама, очнувшийся ночью и уже способный сидеть вполне уверенно, растирал в ступке краску и усердно рисовал узоры на лице и теле Гимбы. Воин хакка наблюдал за своим преображением с немалым интересом.
– Это что?
– Не знаю точно, – улыбнулся Бгама. – Похоже на хвост абыра. Как-то так на Таари обозначали древнего змея… кажется. Хорошо получилось. Ровно, ярко, и плечо расширяет.
– Да? Вроде не узкие плечи-то.
– Так страшнее. Ты дикий посол дикого берега, – охотно пояснил Джанори, устраиваясь рядом и пачкая пальцы в красной краске. – Давай на груди бизона нарисую.
– Хорошо, – одобрил Бгама. – Бизон зверь?
– Зверь, – согласился Гимба. – И мое имя. Я Осторожный Бизон.
– Плохо, – нахмурился тот же советчик. – Надо злее имя. Ты дикий, да. Ты совсем дикий. Рычи. Сопи. Гляди на них так, будто сейчас будешь кишки вырывать и жрать. Бешеный Бизон. Так – хорошо.
– А перья мне зачем, если я бизон? – покосился Гимба на угрожающе массивное сооружение.
– Ты бешеный, они не спросят, – утешил Бгама. – Без перьев просто дикий. С перьями – совсем страшный. Рычи громче.
– Ар-р, убью! – рявкнул Гимба.
– Хорошо, – расплылся в улыбке Бгама. – Посол. Великий день. Бледным будут рычать в лицо, и они не посмеют ответить! Счастье… Видеть такое – счастье!
Над палубой одного из самых громоздких и богато украшенных кораблей закурился дымок. Хлопнул выстрел, ядро звучно плюхнулось в воду метрах в сорока от носа «Типпичери». Не угрожая жизни – пока лишь пугая.
– Ар-р, убью! – рявкнул Гимба, на сей раз всерьез.
Звук покатился в прохладном влажном воздухе, туман дрогнул, пошел мелкой слоистой рябью. Шеула хихикнула, раскрывая ладони и отдавая силу. Джанори тоже поднял растопыренную ладонь, измазанную в краске. Тори бросила тушку птицы, подбежала и старательно погладила Гимбу по голове.
Магиор прошел к краю полога и сердито ткнул пальцем в корабль, выплюнувший в воду ядро. Ветвистая молния ударила из серого, только-только начавшего собираться в облако ночного тумана, из той его части, что успела подняться достаточно высоко. С жутким, сухим и деловитым хрустом молния проткнула корабль. Гулко загрохотал повторный гром… На корабле закричали, свистки боцманских дудок слились в сплошную панику, выгоняя на палубы моряков, всех до единого… Загорелись новые фитили, дыма стало больше.
Гимба накинул ворот из перьев, вышел на нос корабля, показывая себя во всей красе. Широким жестом, без спешки, указал на второй корабль. Это было видно во все подзорные трубы, нацеленные теперь на «Типпичери». А вот молнию, приколовшую корабль к морю, наблюдали и без труб… И гром, волной прокатившийся в тумане, зримый и страшный вдвойне. Все замерло на долгое, томительно-бесконечное мгновение осмысления ужаса чужого всемогущества. Затем кто-то из капитанов – или боцманов? – первым отдал приказ. И орудийные порты стали закрываться… На роскошном корабле кричали, подавали знаки. Вверх, на мачту, поползла лента с пестрыми знаками.
