Сергей Малицкий - Провидение зла
Игнис с трудом прищурился, сквозь наползающий кровавый туман разглядел предложенную ему еду. На расставленных на столах блюдах лежали куски сырого мяса. Язык, печень, сердце. Лакомства. Вырезанные на его глазах из приведенных в башню бродяг. Хотя язык, кажется, вырезали у ребенка? Или это ему почудилось? Не почудилось ему только одно: пытаясь превратить его в чудовище, подручные Никс Праины неминуемо становились чудовищами сами. Или же уже ими были.
Игнис в бессилии уронил голову на грудь. Все в том же тумане разглядел собственные ноги, пробитые бронзовыми стержнями, пришпиленные к доске под стопами и ко все тому же столу. Четыре источника нескончаемой муки в ногах и четыре в руках. Предел, обозначенный самим Донумом, который, забив восьмой штырь в обездвиженное тело, со вздохом сказал, что на этом пока придется остановиться. И гниение тяжело останавливать при таком количестве ран, и боль может лишить предмет исследования рассудка, и сердце испытуемого может отказать.
– Всему есть предел, – развел он окровавленными руками. – Нет предела только мастерству Никс Праины. Подожди, когда она вернется, мы, конечно же, продолжим. Может быть, даже извлечем из тебя некоторые острые штучки. Зато уж доберемся до твоего нутра. Ты даже не представляешь, сколько под твоей кожей лишнего! А уж снаружи… Но это все на потом. Но при моем участии. При моем непременном участии.
В башне Ордена Воды все происходило при участии Донума. Уж во всяком случае, в ее подземельях. К несчастью, те пределы, которые Никс Праина обозначила своему помощнику относительно тела жертвы, не касались его души. Расчертив стены подземелья заклинаниями, выставив множество сосудов с водой и неведомыми растворами, Донум пытался извлечь из принца Лаписа искомое до возвращения Великого Мастера Ордена. И если камень Лучезарного должен питаться болью и страданиями, а боль и страдания жертвы подошли к пределу, значит, страдание выпадало иным жертвам.
И понеслось кровавое празднество. Донум убивал несчастных на глазах Игниса одного за другим. Обваривал их кипятком. Резал на части. Жег огнем. Замораживал руки и ноги. Сдирал кожу. Вырывал ногти и волосы. Выдирал живьем внутренности. И заставлял принца смотреть, а если тот закрывал глаза, надевал на штыри, вонзенные в его тело, раскаленные кольца. И принц смотрел, пока не терял сознание. А когда приходил в себя, видел на белых блюдах подарки от подвального мясника и опять отказывался от предложения поесть.
– Ничего, – в который раз хмыкнул Донум. – Ничего не происходит плавно. Жизнь прыгает со ступеньки на ступеньку. Вчера ты был дерьмом, завтра ты стражник у портовых ворот. Послезавтра – мытарь. Еще через день – писец. Или в обратном порядке. Так и со смертью. Вчера – живой. Сегодня – больной. Завтра – мертвый. И с голодом так же. Сегодня ты еще воротишь рыло от свежего мяса. А завтра, когда голод превратит тебя в зверя, ты будешь пожирать его тухлым и просить добавки.
Донум взял с блюда печень и ткнул ее в лицо Игнису. Тот с трудом стиснул зубы. Сил не хватало уже даже на то, чтобы держать рот закрытым. Мучитель усмехнулся, поднес печень к собственному лицу, понюхал ее, пожал плечами.
– Как по мне, так ничем не отличается от свиной печени. Ну ладно, время у нас еще есть. И как ты ни прячешь подарок судьбы, рано или поздно он проявится. А пока что мы продолжим наши игры. Кстати, благодаря тебе мы немного очистили окрестности Башенной площади от всякого отребья. Во всяком случае, мелких воришек, гулящих девиц, вонючих стариков да бестолковых приезжих здесь слегка поуменьшилось. И наши собачки на первом ярусе слегка потолстели. Но работы для нас все еще хватает. Полюбуйся, знал бы этот бродяга, как дорого обходится сон в тени Башни Ордена Воды.
Игнис с трудом открыл глаза. Подручные Донума приволокли очередную жертву. Сдернули с лица мешок, закинули связанные руки на крюк, забитый в четырехугольную колонну. Испуганный бедолага посучил ногами, не дотянулся до пола, затих. По морщинам – не молодой, но и не слишком старый. По лицу – ни калам, ни атер. Или лигурр, или данаец, или чекер, или ханей, или еще кто. Бородка короткая, седая. Волос на голове редкий, но лысины пока нет. И уже не будет. Или будет, но окровавленная и ненадолго. Плечи не широкие, не покатые. Живота нет, значит, не жил в праздности и требухой на помойках не питался. Руки крепкие, выходит, работяга мужик. Прибыл, верно, в Самсум подивиться на древние красоты, выйти к морю, почувствовать на вкус, что это такое – соленая вода, расторговаться или приобрести что, купить гостинцев да отправиться домой. Намаялся, прилег отдохнуть в тени высокой башни и нечаянно подошел к концу своей жизни.
– Так. – Донум вытряс на стол принесенный подручными мешок, бросил туда же старый, ободранный и потертый меч с неприметной рукоятью. Что же получается, в этот раз в сети Ордена Воды забрел не торговец, не ремесленник, а бывший воин? Кто еще мог носить с собой кисет со снадобьями, котелок, жестянку с сушеными яблоками, тугой кошель с монетами, пару чистого белья, порты из сукна, куртку, стоптанные, обрезанные на половину голенища сапоги, сверток белого полотна, еще какие-то жестянки и бутыли. И ведь не робок старик, висит на крюке, а сам крутит головой, осматривается. Ну, смотри, смотри. Скоро все увидишь и почувствуешь. А не веришь, посмотри на того, кто пришпилен восемью стержнями напротив.
– Все вон! – приказал Донум и, едва подручные убрались из пыточной, распустил шнур кошеля и вытряс монеты на стол. Золотом раскатились ардауусские кружочки, часть заблестела серебром.
– Никак купец забрел туда, куда не следовало? – расплылся в улыбке Донум, сдвинул монеты на край стола, взял в руки меч. – А вот оружие можно было подобрать и получше. Хотя всякий купец – скупец. Был скупец, а станет скопец.
Усмехнулся Донум еще раз, потянул за рукоять меча, с удивлением загудел, замотал головой. Клинок в ножнах был серым, но таким гладким, что смотреться в него можно было, как в зеркало. И Игнис, веки которого казались налитыми мукой и свинцом одновременно, смотрел на зеркальный клинок. И Донум не мог отвести от него взгляд, тягучую нитку слюны подвесил на разинутый рот. И старик, подвешенный на крюке, смотрел на зеркальный клинок, и от того, что ужас наконец стал его настигать, закрутился, как в судорогах. Согнул ноги, расставил их в стороны, обхватил колонну ногами за собственной спиной, словно врасти хотел в камень, спрятаться он непрошеного гостеприимства, стиснул камень икрами и вдруг стал выпрямлять колени, подтягиваться, подниматься, и так ровно до тех пор, пока не снял связанные руки с крюка. Шагнул к Донуму, но тот уже оторвал удивленный взгляд от клинка и, верно, удивился еще больше, потому как не крикнул подручных, а сам ткнул мечом в незнакомца. Ничего тот не сделал, не уклонился, не присел, не побежал прочь, а взмахнул связанными руками, и узы его упали на покрытый коркой крови пол, а меч оказался в руках старика, и Донум вдруг начал хрипеть и осыпаться на пол, как подгнившая полка для снадобий в бедной лекарской лавке. Попытался закорячиться, встать на отрубленные в коленях и локтях куски плоти, да тут же и захлебнулся в собственной крови. В коридоре застучали башмаки подручных, что исходили от зависти к потрошителю не только чужих тел, но и чужих мешков, и тут же все трое улеглись лицом вниз в лужу крови собственного управителя, смешивая с его кровью свою.
– Жив, бедолага? – шагнул к Игнису незнакомец. – Ну уж извини, я не сэнмурв, чтобы на крыльях из города в город переноситься. Да и пока разыщешь тебя… Выпей вот это. – Старик подхватил одну из бутылей на столе. – Не бойся, это не кровь и не моча. Кое-какие травки, настоянные на кваче, и еще кое-что. Сейчас тебе будет очень больно, больнее, чем когда-либо, но ты должен выдержать. И мало того, что выдержать, еще и побегать со мной. Бодрость в тебе найдется, не сомневайся. Думаю, часа на три-четыре тебя хватит. А уж там разберемся. Дальше только крепкий сон. Сначала какой придется, а потом здоровый. Ну, выпил? Готов?
Старик подмигнул Игнису, наклонился и макнул несчастного в океан боли. Кровь ударила в глаза. Дыхание перехватило. Мертвенный пот выступил на лбу. Еще один раз так, и смерть.
– Вот, – показал Игнису выдернутый из раны штырь старик. – Хорошо пошло. Держись, парень. Осталось еще семь.
…Когда Игнис вновь пришел в себя, он лежал на пыточном столе, одетый в ту самую пару белья, те порты и ту куртку, которые нашлись в мешке незнакомца. Руки и, как понял Игнис, глядя на разношенные сапоги, ноги были перетянуты полотняной лентой. И боль, которая таилась в искалеченных руках и ногах, тоже как будто была сдавлена. Нет, она никуда не делась, но слушалась принца, подчинялась ему.
– Вот и славно, – улыбнулся старик, набивая второй мешок, хотя глаза его полнились мраком. – Боль, правда, еще придется потерпеть, но больше такого безобразия допускать нельзя. Вот, это придется тебе понести. Тут все нужное, Орден Воды богатый орден. Тебя ж еще лечить надо, так что никакое это не мародерство, а малая толика платы за то, что тебе пришлось претерпеть.
