Стивен Эриксон - Память льда. Том 2
— Я хочу Каладана Бруда. Хочу, чтобы мне принесли его молот. Я хочу, чтобы малазанцев стёрли в порошок. Чтобы боги баргастов ползали у моих ног. Но больше всего я хочу «Серых мечей»! Ясно? Хочу этого человека, Итковиана, и вот тогда я дам Матери новую игрушку. Зарубите себе на носу: если хотите милосердия для Тока Младшего, приведите мне Итковиана. Живого.
— Как пожелаешь, Святейший, — отозвался септарх Ультентха.
Всё будет так, как он пожелает. Он — мой бог. Чего бы он ни пожелал. Всё, чего пожелает. Волк не может дышать. Волк умирает.
Он… мы умираем.
— И где враги сейчас, Ультентха?
— Два дня назад после переправы они и в самом деле разделились.
— Они разве не понимают, что все города на их пути мертвы?
— Великие во́роны должны были предупредить об этом, Святейший.
— Тогда зачем?
— Мы не уверены. Крылатые не осмелились подлететь поближе — их ещё не обнаружили, и, полагаю, лучше бы так было и впредь.
— Согласен. Что ж, возможно, они вообразили, что мы приготовили ловушки — засадные отряды или что-то в этом роде — и боятся внезапной атаки с тыла, если не проверят города.
— Благодаря их опасениям у нас больше времени, Святейший.
— Они — болваны, окрылённые победой в Капастане.
— Так точно, Святейший. И за неё они заплатят очень дорого.
Все платят. Никому нет спасения. Я думал, что я в безопасности. Волк был силой — сам по себе, пробуждающейся мощью. К нему я бежал.
Но волк выбрал неправильного человека, неправильное тело. Когда он явился лишить меня глаза — обжигающая серая вспышка, которую я принял за камень, — я был целым, молодым, здоровым.
А теперь я во власти Матроны. С огромных рук слазит старая кожа, воняет заброшенными змеиными ямами. Сжимаются объятия — и кости ломаются вновь и вновь. Так много боли, безбрежный океан страдания. Я чувствовал страх Матроны, о котором говорил Провидец. Вот что лишило меня рассудка. Вот что меня уничтожило.
И лучше бы мне не воскресать. Лучше бы память не возвращалась. Знание — нежеланный дар.
Проклятие осознания. Лежать на холодном полу, чувствовать, как медленно отходят приливные волны боли — я больше не чувствую ног. Я чую соль. Пыль и плесень. Тяжесть на левой руке. Вес моего же тела, от которого рука немеет.
Если бы только я мог пошевелиться.
— …засаливать тела. Пока что недостатка нет. Цинга унесла столько тенескаури, что нашим войскам остаётся лишь собирать трупы, Святейший.
— Обычные хвори не тронут солдат, Ультентха. Я видел это во сне. Госпожа прогуливалась среди тенескаури, — и вот! — плоть их разбухла, пальцы на руках и ногах сгнили и почернели, зубы выпали в потоках крови. Но когда она подошла к моим избранным воинам, то улыбнулась. И ушла прочь.
— Святейший, — спросил провидомин, — почему Полиэль благословила наше дело?
— Не знаю и знать не хочу. Возможно, ей было явлено особое виде́ние — о славе нашего торжества, или, быть может, так она выпрашивает милость. Наши солдаты будут здоровы. А когда захватчики окажутся повержены, мы продолжим свой победоносный марш на новые города и земли и разжиреем благодаря новой добыче.
Захватчики… среди них моя родня. Я был Током Младшим, малазанцем. И малазанцы скоро будут здесь.
Из глотки пленника вырвался тихий булькающий смех, который становился всё громче.
Беседа затихла. Лишь смех заполнял всю комнату.
Голос Провидца прозвучал прямо над малазанцем:
— И что же тебя так развеселило, Ток Младший? Говорить можешь? Ах, да, кажется, я уже спрашивал.
Тяжело отдышавшись, Ток ответил:
— Да, могу. Но ты меня не слышишь. Ты никогда меня не слышишь.
— В самом деле?
— Войско Однорукого, Провидец. Самая смертоносная армия, какую только порождала Малазанская империя. Войско идёт за тобой.
— Мне трястись от страха?
Ток рассмеялся вновь:
— Как пожелаешь. Но твоя Мать знает.
— Думаешь, она боится твоих тупых солдат? Я прощаю твоё невежество, Ток Младший. У дорогой Матушки, как бы это сказать, есть старые… страхи. Лунное Семя. Но позволь я поясню, дабы не возникало дальнейших недоразумений. Тисте анди и их перепуганный Повелитель считают Семя Луны своим домом, но они — лишь ящерицы в заброшенном храме. Они понятия не имеют о великолепии, которое их окружает. Хотя, увы, дорогой Матушке не до таких тонкостей. Теперь в ней теплится разве что огонёк инстинкта, о разуме и речи нет. Яггуты помнят Лунное Семя. Только у меня есть свитки «Блажи Готоса», которые шепчут о к’чейн на’рук — «короткохвостых», неудачных детях Матроны — тех, кто создал механизмы, связавшие чары давно забытыми узлами, строил огромные летающие крепости и оттуда совершал разрушительные нападения на своих длиннохвостых сородичей. Но в конце концов они проиграли. Их уничтожили. Лишь одна повреждённая твердыня уцелела, предоставленная воле ветров. Готос полагает, она уплыла на север, где попалась в ловушку лютой зимы яггутов, на тысячи лет застряла во льдах. Пока её не нашёл Повелитель тисте анди. Теперь ты понимаешь, Ток Младший? Аномандр Рейк понятия не имеет об истинной силе Лунного Семени — силе, которую никогда не получит, даже знай он о ней. Милая Матушка помнит — по крайней мере, какая-то её часть. Конечно, ей нечего бояться. Вокруг на двести лиг нет даже намёка на крепость, мои Крылатые искали высоко в небе, через Пути, всюду. Единственный вывод: Лунное Семя либо утонуло, либо наконец упало. Ты ведь сам говорил, что его изрядно потрепали под Крепью? Теперь ты видишь, Ток, — ваша малазанская армия не пугает никого, включая Матушку. Войско Однорукого сокрушат при нападении на Коралл. И Бруда с его рхиви. И даже Белолицых раздавят — они не приспособлены к таким войнам. Я заберу их всех. И скормлю тебе пару кусочков Дуджека Однорукого — ты же изголодался по мясу? По чему-нибудь, что… не отрыгивали. Верно?
Ток ничего не ответил, даже когда его желудок жадно свело судорогой.
Провидец наклонился ниже и пальцем коснулся виска малазанца.
— Тебя так просто сломать. Все твои надежды. Одну за другой. Даже слишком легко. Ток Младший, твоё единственное спасение — я. Теперь ты это понял, верно?
— Да, — ответил тот.
— Очень хорошо. Тогда молись о милосердии в моей душе. Правда, я там его не нашёл, хотя готов поверить, что маловато искал. Но, возможно, оно там есть. Надейся на это, мой друг.
— Да.
Провидец выпрямился.
— Я слышу крики Матери. Провидомин, отнеси его обратно.
— Как прикажешь, Святейший.
Сильные руки обхватили Тока, легко подняли с холодного пола.
Его вынесли из комнаты. В коридоре провидомин остановился.
— Ток, послушай меня, пожалуйста. Она прикована внизу и часть комнаты вне её досягаемости. Слушай. Я положу тебя туда, куда она не дотянется. Принесу еду, воду, одеяла — Провидец не особо обращает внимание на её крики, особенно сейчас. И вряд ли будет читать в её разуме — он занят куда более важными делами.
— Он сожрёт тебя, провидомин.
— Меня давно уже сожрали, малазанец.
— Мне… мне жаль.
Всё ещё держа Тока на руках, человек ненадолго замолчал, а когда наконец заговорил, его голос дрогнул:
— Ты… ты проявляешь сочувствие. Бездна меня побери, Ток, я потрясён. Просто прими мои скромные усилия…
— С благодарностью, провидомин.
— Спасибо.
Паннионец продолжил путь.
Ток спросил:
— Скажи мне, провидомин, лёд всё ещё сковывает море?
— Не меньше, чем на лигу, Ток. Какой-то неведомый поворот течений расчистил гавань. Но в заливе по-прежнему бушует шторм, а лёд трещит и грохочет, как десять тысяч яростных демонов. Слышишь?
— Нет.
— Да уж, тут почти не слышно. Зато на насыпи в цитадели — уши закладывает.
— Я… я помню ветер…
— Он больше не долетает до нас. Ещё один каприз погоды, которому я рад.
— В пещере Матроны, — произнёс Ток, — ветра нет.
Дерево затрещало, тошнотворный звук прокатился по всей ширине платформы мекросов. Госпожа Зависть шла по склону разбитой улицы вверх, но, услышав треск, остановилась. Уклон неожиданно стал круче, ноги скользили по тонкому слою льда на камнях. Женщина раздражённо зашипела, затем зачерпнула силу своего Пути и взлетела на самую вершину, где стояла Ланас Тог.
Т’ланн имасс даже не покачнулась на своём опасном насесте. Ветер хлестал её изношенную кожу и трепал волосы цвета белой кости. Мечи в груди неупокоенного создания поблёскивали изморозью.
Поравнявшись с ней, госпожа Зависть увидела источник ужасного грохота. Громадная льдина столкнулась с плавучим островом и теперь прокладывала себе путь через платформу. Разрушения сопровождали буруны пенящейся воды с ледяным крошевом.
