Юлия Федотова - Враг невидим
– Спасибо, сэр, – выдохнул Веттели от души. – Я буду очень стараться.
– Идемте, сэр, – проскрипел замаскированный гоблин и фамильярно потянул Веттели за рукав. – Пожалуй, мы поселим вас в башне, – он бросил на профессора Инджерсолла вопросительный взгляд из-под кустистых рыжих с проседью бровей.
– Да-да, – немного рассеяно кивнул тот. – Лорду Анстетту там будет удобно, я уверен.
Ещё бы ему не было удобно! Да он с младенческих лет не имел комнаты лучше! Собственно, с тех пор, как будущий лорд Анстетт покинул детскую в родительском доме, он вообще никогда не имел отдельной комнаты, только место в спальне на несколько человек, и даже походный шатёр приходилось делить с денщиком.
Из-за того, что помещение находилось под крышей одной из боковых башен, планировку оно имело необычную: две стены смыкались углом, а третья, с узким как бойница окошком и широким как скамья подоконником, изгибалась плавной дугой. Окно было наполовину зашторено красной портьерой, от этого в комнате царил приятный тёплый полумрак. Стены были оклеены бумажными обоями песочного оттенка, с орнаментом в виде медальонов. Потолок над кроватью был скошен, и образовывал нечто вроде алькова. Кроме кровати, застеленной немного колючим клетчатым пледом, в комнате имелся письменный стол с настольной лампой под красным абажуром и скромной чернильницей, два стула, маленький комод с зеркалом, полки для книг с несколькими потрепанными томами, вероятно, оставшимися от прежнего жильца, и вешалка для верхней одежды. На полу лежал трогательный домотканый коврик под цвет пледа – красно-буро-бежевый. Традиционный камин заменяла небольшая железная печь континентального фасона, рядом стояла корзинка дров. Узкая дверь в прямой стене вела в крошечную ванную с ватерклозетом. Веттели так и замер на пороге в восхищении. Отдельного туалета у него не было даже в младенчестве, тогда он обходился несколько иными средствами, более соответствующими нежному возрасту.
– Располагайтесь, сэр. Если что-нибудь понадобится, обращайтесь, моя комната в этом же корпусе, третья от чёрного входа, вам любой покажет. Какой у вас номер одежды? – Коулман окинул фигуру новичка беглым взглядом. – Так, понятно. Кастелянша вам что-нибудь подберёт. Нам недавно завезли новые комплекты для старшеклассников, думаю, вам должно подойти. А мантия, уж простите, будет великовата, – в тоне, каким это было сказано, Веттели уловил некоторое пренебрежение. Похоже, смотритель счёл его вид недостаточно внушительным. – Ужин у нас подают в семь вечера, обеденный зал в центральном крыле. Ну, я пошёл, сэр…
С минуту Веттели слушал, как на лестнице стихают шаркающие шаги смотрителя, потом подошёл к окну, и провёл возле него не меньше десяти минут, любуясь чудесным осенним видом, открывшимся с высоты. Окно выходило на север, из него можно было разглядеть и подъездную аллею, и деревню в окружении полей, холмов и разноцветных рощ, и извилистое русло реки, в которую впадал гринторпский ручей. А у горизонта вроде бы даже просматривались постройки Эльчестера, хотя не исключено, что их он видел только в своём воображении: уже начинало смеркаться, и в такой дали сложно было что-то понять наверняка.
«Вечером станет ясно, что к чему. Если это Эльчестер, то будет видно огни, – сказал он сам себе. – А теперь пора разобрать вещи».
Да, это, конечно, был серьёзный труд, учитывая, что весь запас личных вещей у капитана Веттели размещался в одном походном мешке. Половина из них вообще не заслуживала никакого внимания, зато вторую половину он очень хорошо разместил. Документы спрятал в выдвижной ящик стола, а на его суконной поверхности поставил трогательную семейную фотографическую карточку в рамке: отец сидит в кресле, в вольной позе, закинув ногу на ногу, с трубкой в руке, а рядом его маленький сын скачет на деревянной лошадке, белой в яблоках, с шальным раскосым глазом. Ради этой лошадки, нежно любимой в детстве, Веттели и таскал с собой фотографию по всем фронтам. Несколько любимых книг заняли место на полке. Рядом очень красиво встали латунная масляная лампа, кувшинчик с узким горлышком и резная деревянная статуэтка слона из Махаджанапади, гипсовая роза из песков Такхемета, и закопченный керамический обломок боевого голема оттуда же. Обломок был безобразен на вид, и воспоминания с ним были связаны не самые приятные (великое чудо, что не голем угробил капитана Веттели, когда они столкнулись ночью в песках, а наоборот), зато его присутствие придало интерьеру романтически-брутальные черты. «Хорошо, что не выбросил», – похвалил себя Веттели, он уже давно порывался это сделать, да всё как-то жалел. Над кроватью, на гвозде, предусмотрительно вбитом кем-то в стену, он повесил трофейный тройной катар, украшенный серебряной насечкой и перегородчатой эмалью. Потом подумал, и перевесил оружие на противоположную стену, над столом, потому что если такая штука сорвётся и упадёт на спящего, тот рискует уже никогда не проснуться. Освободившийся гвоздь заняла набольшая ритуальная маска: чёрная, с белыми клыками и третьим глазом во лбу. Горец, что продавал её на базаре в Лугуни, уверял, будто она хранит от невзгод. Может быть, врал, а может, и нет, учитывая, что её владелец был до сих пор жив.
Горской маской перечень ценных вещей лорда Анстетта исчерпывался. Всё остальное, включая три пистолета с запасом патронов, наградной кортик и десяток узких метательных ножей (одним из их компании был недавно убит Упырь Барлоу), он просто вывалил из мешка в ящик комода, и сам мешок запихнул туда же, чтобы не портил интерьер своим облезлым видом. Прежде он никогда не позволил бы себе подобной небрежности в обращении с оружием, но теперь началась мирная жизнь, значит, всё можно. Из принципа!
День клонился к закату, и к тому моменту, когда новый жилец закончил разбирать своё хозяйство, в комнате сгустился лёгкий полумрак. До ужина оставалось полчаса. Веттели включил настольную лампу, придавшую помещению ещё больше уюта, забрался на кровать с ногами и принялся тихо любоваться своим новым жильём, попутно прикидывая, как бы его ещё усовершенствовать. В итоге решил выпросить у няни горшок с красным цикламеном и вышитую подушку, в невысокий глиняный кувшин, найденный внутри комода, набрать и поставить сухих цветов, а на оставшуюся часть пособия купить что-нибудь на комод, лучше всего – парных бело-рыжих фарфоровых собак, каких обычно сажают на каминную полку. Ещё не помешало бы добавить книг и обзавестись красивым письменным прибором с двумя чернильницами, подставкой для перьев и карандашей, пресс-папье, отделением для скрепок и встроенными механическими часами, но это уже в более отдалённой перспективе…
… Из размышлений о благоустройстве его вывел негромкий стук в дверь.
– Мистер Веттели? Вы тут? Я могу войти? – голос был женским, очень приятным.
– Да– да, конечно! – он поспешил отворить дверь.
На вид ей было двадцать с небольшим. Милое лицо с чертами скорее континентальными, чем островными, гладкие каштановые волосы собраны в пучок, весёлые глаза, немного смущённый вид…Словом, лорд Анстетт с первого взгляда счёл гостью очаровательной до невозможности. Общее впечатление портил только белый медицинский халат, немного небрежно наброшенный поверх простого серого платья, похоже, домашнего, и очень подозрительный маленький саквояжик в руках.
– Проходите пожалуйста, – пригласил он, неловко отступая вглубь комнаты. – Вы…
– Я Эмили Фессенден, состою при школе врачом, – поспешно выпалила она, видимо, стараясь окончательно справиться с собственным смущением. – Профессор Инджерсолл велел мне вас навестить, сказал, что после войны вы выглядите нездоровым. Вообще то, я обслуживаю женский контингент, но наш второй врач, мистер Саргасс, до пятницы в отъезде. Так что придётся вам смириться с моим обществом. Надеюсь, вы не станете протестовать, убегать и прятаться? А то некоторые молодые люди… – она сделала многозначительную паузу.
– Не стану, – испуганно заверил Веттели, которому при виде белого халата на самом деле захотелось именно убежать и спрятаться. Такхеметский полевой госпиталь оставил ему самые неприятные впечатления о медицине.
– Замечательно, – похвалила она, пряча улыбку. – Тогда перестаньте от меня пятиться, снимите рубашку и ложитесь на кровать… только не на плед, он колючий.
– Разве я пячусь? – удивился Веттели, ему казалось, он держится очень неплохо.
– Как от ядовитой кобры, – заверила она.
– Ох, простите, – пробормотал он, совсем смутившись, и больше ничего говорить не стал, лишь покорно исполнил, что было велено, зажмурил глаза и замер в неприятном ожидании.
Напрасно он так боялся. Оказалось, что медицина в лице мисс Фессенден, это совсем не то, что медицина в лице полевого хирурга, майора Скотта. Оказалось, что она может быть даже приятной и обходиться без кошмарных процедур вроде грубого тыканья пальцем в сломанное ребро и лошадиных доз противостолбнячной сыворотки. Не было даже неприятный прикосновений ледяного стетоскопа, его согрели в ладонях.
