Ксения Медведевич - Кладезь бездны
Но то было потом. А тогда почтеннейший мулла Абд-ар-Рафи вдруг сказал:
– Имею к тебе, о дитя огня, ряд вопросов. Ответь мне, во имя Милостивого. Дорогу к чему показывает Зеркало Люнцуань?
При имени Всевышнего кот встопорщился. Но ответил:
– К исполнению желаний.
– Чего желал тот сумеречник?
– Вернуть статую. Без духа Богини внутри. Или, если это невозможно, изгнать Богиню ценой уничтожения статуи. Он готов пожертвовать изваянием – лишь бы не видеть его оскверненным.
– Почему зеркало привело его к Тарику?
– Потому что Луанг Най попросил показать того, кто способен на подобное действие и желает того же самого.
– Да? Во имя Милосердного, я не слышал большей чепухи. Изгнать злого духа из предмета способен любой сведущий маг, даже человек.
– Ну, зачем же так скромничать, – мурлыкнул Имрууклькайс, сверкнув зелеными глазами. – Сказали бы уж сразу: даже я, мол, способен. Про ту историю с кольцом, о почтеннейший ибн Салах, наслышаны все джинны от моря и до моря. Но, увы, здесь особый случай. Вам здесь не справиться.
– А кому справиться? – спокойно, но настойчиво спросил мулла.
– Вон ему, – щерясь в зубастой улыбке, ответил джинн.
И кивнул на усмехающегося нерегиля. Того, похоже, забавляли попытки ибн Салаха докопаться до какой-то скрытой правды.
– Так почему именно к Тарику? – заупрямился старик.
– Вы спрашиваете не о том, почтеннейший, – скривил губы нерегиль. – Знаете, чем бы я поинтересовался на вашем месте?
– Хм, – еще сильнее нахмурился мулла. – И чем же?
– Не моими желаниями, а моими возможностями. И тем, чем материализация аль-Лат обернулась для аш-Шарийа, – отрезал нерегиль.
– Я знаю чем, – холодно сказал ибн Салаф и вытащил четки. – Уничтожив статую, мы уничтожим богиню. Лишившись тела, злой дух развоплотится и покинет наш мир. А карматы, лишившись его поддержки, рассеются и перестанут досаждать халифату.
– Именно, – так же холодно заметил Тарик.
– Ключ к победе, – пробормотал мулла, задумчиво перебирая четки.
– Ключ к победе, – тихо подтвердил нерегиль. – Теперь я знаю, как одолеть карматов и покровительствующего им злого духа.
Абд-ар-Рафи подумал – и решился еще на один вопрос:
– Почему карматы выбрали именно эту статую? На границе с Айютайа великое множество храмов, а уж сколько их в Лаоне – и не сосчитать… Почему именно ее?
– Потому, – вдруг зло прищурился джинн, – что у этой статуи очень… особенная история. И, скажу я вам, история эта делает ее крайне подходящим телом для злого духа. Ее приказал отлить из чистого золота король Боромма Фан. После того, как сорок шесть лет назад узурпировал власть, казнив невестку и малолетнего племянника, наследовавшего после покойного короля.
Джинн с удовольствием уставился на людей: ну, что скажете? Похоже на то, что сделал со своим братом и его семьей ваш нынешний халиф? А?
Абу аль-Хайр явственно почувствовал, как у него шевелятся волосы. У каида Марваза с лица сошел всякий цвет. Мулла, стараясь не измениться в лице, молча отвел глаза.
Тарик, очень бледный и прямой, тихо проговорил:
– Да брось ты, Имру. Какая же это особенная история – это обычная история. Она не смущает здесь никого. Даже… меня.
И поставил на пол пустую пиалу. Пальцы нерегиля заметно дрожали.
Так вот оно что. Вот отчего ты сбежал. Тебе жаль молоденькой жены аль-Амина и мальчика. Подумать только, у аль-Кариа есть сердце, к тому же чувствительное. Чудны дела твои, о Всевышний, – вот ведь существо, само до себя странное. Не так давно, губу оттопыривая, целые города под нож пускал, без разбора пола и возраста, а тут младенчика пожалел. Впрочем, Абу аль-Хайру говорили, что нерегиль с отцом жены аль-Амина – большие друзья. Возможно, Тарик переживает за то, что не уберег ибн Тулунова внука: у аль-самийа с честью и обещаниями все строго, ему про это тоже рассказывали.
Но хватит бесполезных разговоров – прошлого не изменишь.
– Похоже, со статуей мы разобрались, – вздохнул Абу аль-Хайр, и все с облегчением зашевелились. – Теперь мой черед рассказывать: увы, я тоже привез новости.
И он выложил им все.
И про то, как мединские купцы и богословы остались крайне недовольны событиями штурма города – в особенности богословы. Шутка ли сказать: чалмоносные олухи буквально расписались в собственном лицемерии. Школьный учитель накорябал Фатиху на воротной створке – так ворота стояли, как на девяносто девять засовов запертые. А все благовониями окуренные диктовальщики хадисов были взвешены, и цены им вышло медный даник. Кому же такое понравится, позвольте спросить?
Рассказал он и про то, как свирепствовал и крушил все в Новуфелевом саду принц-Дракон. Ох, как орал, рассылая во все уголки пустыни шайтанов, Ибрахим аль-Махди, как топтал спелые яблоки и пулял чашками в верещащих рабынь. А как же, очень уж ему хотелось прижать на ночной крыше белокожую гладкую лаонку, он уж у знаменитого мединского лекаря особое кольцо заказал, ну, знаете, которое если наденешь сами знаете куда – так стоит, как скала. А сумеречница сбежала вместе с сородичами – да, я все знаю, не вскидывайся, о Тарик. Усвистали лаонцы быстрее ветра, ушли к себе в земли, и никто их не догнал. Да и кому охота гнаться за собственной смертью? Впрочем, мне рассказали, что здешняя площадь выглядела гораздо красочнее того мединского дворика, где лаонцы на пару с тобой, о Тарик, разделали Новуфелевых айяров. Но и дворик тоже был ничего, принцу Ибрахиму понравилось, он аж посерел, бедняжка.
А самое главное, рассказал Абу аль-Хайр, – это бумага. Важная такая, личной принцевой печатью запечатанная. Сопровождаемая торжественными клятвами законоведов и улемов Медины. С положенными подписями и заверениями уважаемых кади. Какая бумага? А тебе будет интересно послушать, о Тарик.
Бумага про то, что принц Ибрахим аль-Махди вошел в гибнущую Медину со своим отрядом аккурат тогда, как ты со своими сумеречниками изничтожал народ в Куба-масджид. Предварительно выбив и разнеся в мелкую каменную крупу печати Али над входами. Не вскидывайся, о Тарик. Подумай сам: где твое слово язычника и беглого раба – и где слово принца крови, подтвержденное уважаемыми свидетелями?
Карматы где были все это время, спрашиваешь? Штурмовали цитадель и Гамама-альхиб, а ты думал. А ты с шайкой сумеречников мстил беззащитным правоверным за гибель родичей Амаргина или как его там еще звали, этого лаонского вожака. Так что Ибрахим аль-Махди спас город и верующих от карматской напасти и ярости сбесившихся сумеречных тварей, которых хлебом не корми – дай перерезать ашшаритское горло. Кстати, ты не знаешь, о Тарик, может и у здешних бану куф был шибко грамотный сторонник, который уже порадел о том, чтобы донести до эмира верующих жалобу на твои бессудные расправы и избиение невиновных.
– А эти законники не думают, что правда выплывет и клевета их будет изобличена перед лицом Всевышнего? – искренне рассердился каид Марваз. – Всемогущего не обманешь, и я сам убедился в этом с очевидностью и достоверностью, подтвержденными опытом!
Во время штурма Марваз еще находился на пути Медину, но про бой на площади Куба слышал ото всех очевидцев.
– А кто ее будет обличать, эту клевету? – нехорошо усмехнулся Абу аль-Хайр. – Через пару дней бумагу доставят в Басру: Ибрахим аль-Махди отправил свою почту на беговых верблюдах-джаммазат, он себе может это позволить. Когда эмир верующих получит это донесение, что он сделает, как ты думаешь, о Марваз?
Каид мрачно поскреб бритую макушку под куфией:
– Воистину, это запутанное дело, да поможет нам Всевышний… Не везет вам, сейид, совсем не везет: то в Таифе оклеветали, теперь вот из Медины вранье шлют… Тогда-то вы сбежали, а я донесение написал, а сейчас… что ж нам делать-то?..
Нерегиль только дернул плечом и отвернулся. В густеющих сумерках его лицо странно светилось, и видно было, как горько кривится рот.
– Эмир верующих, – ответил на свой вопрос начальник ятрибской тайной стражи, – прикажет взять тебя в железо, о нерегиль, на ближайшей почтовой станции. А потом запереть в подвале. И случится это уже в следующем городе: государственная почта ходит быстро, очень быстро, Тарик.
– Мой повелитель обещал лично отхлестать меня плетью, – криво улыбнулся Тарик. – Неужели он лишит ничтожного раба такой милости?
– Он может, – тихо сказал Абу аль-Хайр.
– Ты приехал предупредить меня об опасности, о ибн Сакиб? – холодно поинтересовался Тарик. – Увы, ты ничего не можешь поделать. Фирман повелителя приказывает мне спешить к месту его пребывания – даже за эту остановку в Хире мне придется держать ответ.
– Я прислал вам голубя с просьбой дождаться важного человека. Ты не медлил и не мешкал – ты исполнял просьбу ашшарита, просившего о защите, о нерегиль. Ну что ж, этот человек – я. Вы меня дождались. Благословение Всевышнему, со мной согласились поехать почтеннейший Абд-ар-Рафи и отряд из шести воинов-гази, горящих желанием отправиться на священную войну. Ты их знаешь, о Тарик. Все они стояли со мной плечом к плечу в воротах альхиба. У нас восемь свидетелей истинных событий штурма Медины.
