Марк Лахлан - Темный лорд. Заклятье волка
Може сделал то, чему его учили с младенчества. Он взмахнул клинком и отсек от бока волка большой кусок плоти. Зверь испустил жуткий вопль, когда изогнутый меч полоснул его по телу, он вцепился в руку Може, вырвал ее из сустава и швырнул конечность, все еще сжимавшую меч, в поток.
Оставшейся рукой Може тянулся к ране в волчьем боку, чтобы расширить ее, однако движения его были слабы и замедленны. Волк схватил воина и ударил о камни. А затем прыгнул сверху и начал рвать его тело на куски.
Луис ощутил на пальцах что-то теплое. Он поднял руку. Кровь. Но не его. Беатрис тяжело привалилась к нему. Аземар, отбрасывая руку с мечом, попал прямо в нее, и теперь она была серьезно ранена.
– Помогите ей! Помогите!
Элиф заговорил, как будто в трансе:
– Мы боролись напрасно. Неужели колесо повернется снова? И мертвый бог придет, предложит свою жертву, и норнам придется принять ее?
– Нет! – прокричал Луис. – Нет!
– Снова и снова будет она страдать и гибнуть? Ей будет вечно отказано в нежности, ее жизнь будет вечно омывать кровавый прилив? – Глаза Элифа были пусты, он удерживал под водой тело матери, и казалось, что слова, которые он произносит, принадлежат не ему.
– Я не допущу, чтобы такое случилось! – Луис пытался зажать рану Беатрис, но кровотечение не прекращалось.
Аземар рвал и глотал мясо, лицо его гротескно кривилось, волчьи глаза горели изумрудами в свете ламп.
А Элиф пытался и дальше творить свой обряд, бормотал и шептал что-то, держа валу под водой.
– Волк станет проклятием Одина,
Когда прискачут боги-убийцы.
Волк станет проклятием Одина,
Когда прискачут боги-убийцы.
Аземар оторвался от своей трапезы – его тело напоминало восковую копию Элифа, которую бросили таять на солнце. Глаза его сузились, когда он заметил волкодлака.
Элиф издал отчаянный крик и выпустил мертвое тело, которое прижимал к себе. Он кинулся к Луису, схватил его за ногу.
– Если хочешь спасти ее, сними камень! – проговорил он. – Сними камень! Источник показал мне. Сними камень!
– Для чего?
– Чтобы умереть. Бог приближается.
Руки Луиса были испачканы кровью Беатрис.
Она заговорила, прижимаясь ртом к его уху:
– Не надо умирать ради меня. Не слушай, что он говорит. Беги отсюда. Уходи! Я все видела, Луис. Мы принадлежим смерти. А ты – нет, ты сможешь жить.
Аземар поднялся в полный рост. Он был огромен, на голову выше любого самого рослого воина, невероятно мускулистый, голова была как будто сшита из кусков человеческой кожи и шерсти, однако в ней безошибочно узнавалась голова волка. И он продолжал пожирать тело, придерживая торс покойника одной рукой и откусывая, будто от краюхи хлеба.
Разум Луиса похолодел от ужаса при виде этого волкоподобного существа, при виде Беатрис, раненой, истекающей кровью.
– Сними камень, – повторил Элиф.
– Что ты хочешь сделать?
– Перевести тебя по мосту из света.
– Почему меня?
– Потому что тебе нет места в истории богов. Ты не бог, ты не проклят, ты не чудовище. Ты человек, и твоя нить все еще прядется.
Беатрис умирала, и Луис не мог представить свою жизнь без нее. Луис снял с шеи камень, и Элиф затащил его под воду.
Глава пятьдесят вторая
Древо с кровавыми корнями
Луис упал, провалился сквозь воду, сквозь воздух, сквозь темноту, пронзенную лучами света, сквозь дерево, сделанное из света, опутанное нитями света.
Озеро над ним вытянулось в полую башню со сверкающим серебристым диском наверху, и нити, на которых висел он сам, разматывались вниз от трех клубков.
– Я падаю.
– Ты падаешь.
Как только он снял камень, его захлестнула волна – да, здесь была вода, но еще и голоса и видения, непонятные эмоции: страх, злость, любовь и ненависть. Необычные слова рождались в мозгу в попытке описать новые чувства. Одно напоминало кошачье мурчанье, он едва ли смог бы его произнести, однако ему вспомнился монастырский кот, который обычно дремал целыми днями и о котором аббат в шутку говорил, что он посмеивается у всех за спиной. Другое было подобно ощущению, какое испытывает перед началом битвы воин: сухость в горле и окаменевшие мышцы живота. И третье: непреходящая грусть, негодование, с каким старик воспринимает свое немощное тело.
Он все падал и падал.
– Где я?
– В источнике судьбы, где норны разматывают клубки человеческих жизней.
Рядом с ним оказалась бледная девочка лет тринадцати на вид, кожа у нее была почти белая, глаза сгнили. У него изо рта вырывались пузыри, и Луис догадался, что, как ни странно, они с девочкой находятся под водой. Он падал, да, но падал вверх.
Сначала он был у основания громадного дерева и теперь летел вверх между его корнями, которые походили на подножье горы, массивные, скорее каменные, чем древесные.
Мимо него в темноте проносилось что-то, какие-то лица из света, создания из света.
Его переворачивало вверх тормашками, но он все равно поднимался к звездам, которые рассыпались над головой, словно огни костров несметного войска. Наверху, между ветвями и листьями, и вообще повсюду, был свет, изливался из него самого, изливался из божества, летевшего рядом с ним.
В ушах шумело, ветки трещали и ломались. От сильного удара он едва не лишился сознания. И оказался на очень необычном речном берегу. Река струилась вдоль тропинки и мимо развалин стены.
– Что это за корабль? – Перед ним стоял драккар, сделанный, как ему показалось, из тысяч маленьких лепестков, блеклых, как кость.
На носу корабля стоял человек, высокий, белокожий, с копной ярко-рыжих волос. Луис точно помнил, что встречал его во дворце. Только здесь он был одет не для дворца. На голове у него запеклась кровь, а сам он был завернут в плащ из белых ястребиных перьев.
– Это Нагльфар, – сказала девочка.
– Что это такое?
– Корабль.
Он кивком указал на высокого белокожего мужчину.
– А это кто такой?
– Бог. Князь лжи. Враг смерти.
– Как это лжец может быть врагом смерти? Ложь порождает смерть.
– А как можно быть смертным, если не лгать самому себе? Вы же почему-то все уверены, что будете жить вечно, – произнес бог, оборачиваясь к Луису.
– Поехали с нами, – предложила девочка.
– Куда?
– В царство смерти.
– Для чего?
– Сам увидишь.
В сознании Луиса возникло нечто обширное и прекрасное, бескрайний небосвод, усеянный звездами. Он послушно поднялся за девочкой по сходням на борт корабля.
– Из чего сделан этот корабль?
– Из ногтей мертвецов, – ответил бог. – И гребут мертвецы.
На веслах сидела команда викингов, и все внимательно смотрели на бога.
Прислонившись к мачте, сидела женщина, она тоже была рыжеволосая, красивая, но половина ее лица была изуродована страшным ожогом. Здесь же был и начальник священных покоев. Он сидел на корме, сгорбившись, с пустым взглядом, и походил на безумца.
– Это корабль утопленников? – уточнил Луис.
– Разве ты утонул? – спросил бог.
– Полагаю, я в водах источника.
– Что за город стоит над этим источником?
– Константинополь.
– Какое божество покровительствует городу?
– Геката.
– Она богиня чего?
– Ворот и порогов, луны и ночной тьмы.
– Значит, ты на пороге, – ответил бог.
– Воды хотели смерти.
– Люди, которые говорят так, думают, будто знают больше богов. Воды хотят, чтобы им предложили смерть. Но они не всегда принимают подношение.
– Что это за лес? Ты ведь архангел Михаил? – заговорил начальник священных покоев. – Это Иордан, а я упал к подножью древа жизни, которое видел Енох.
– Здесь меня зовут не Михаилом, – заявил бог.
– Тогда как?
– У меня есть имя под каждое настроение.
– И какое настроение у тебя сегодня?
– Мрачное, как и всегда.
– Какое же имя подходит под него?
– Локи, – ответил бог.
Луна светила ярко, но вдалеке собирались темные тучи, освещенные снизу огнем. И река выглядела весьма странно: сияющая дорога из белого света.
– Я знаю тебя, – сказал Луис. – Ты дьявол, а это все ад.
– И ты оказался здесь со мной. Кто же тогда ты?
– Один из проклятых.
– Справедливо?
– Не знаю. Быть проклятым означает просто быть проклятым, ибо проклинает Бог.
– А я говорю тебе, что это несправедливо. Что ты сделал плохого? Полюбил женщину, женщину, которую отметил печатью смерти дух куда более темный, чем я.
– Этой женщины нет здесь, – сказал Луис. – Потому я и знаю, что это ад. Я видел, как она умирает. Я… – Он не смог сдержаться и закрыл лицо руками, чтобы не показывать своих слез. – Простите, – проговорил он. – Мужчины не плачут.
– О, еще как плачут, – заверил Локи. – Они рыдают, они скулят, они зовут мамочек, когда из горла у них вырываются кровавые пузыри. В их слезах тонет весь напускной героизм, и они наконец-то понимают, как прекрасно провести всю жизнь за плугом или с неводом, они понимают, что те, кого они убивали, такие же люди, как и они. Какой ничтожной кажется гордость, когда лежишь с копьем в брюхе.
