Сергей Малицкий - Тень Лучезарного
– Подожди, – остановила ее Лакрима. – Да простит нам Энки ворожбу на людях. А ну-ка?
Она достала кисет, распустила завязи и высыпала на лед под ноги пепел. Затем взяла поданный ей посох, погладила его, как будто встретилась со старым и добрым знакомцем, и ударила о снег. Закружился снежный вихрь, подхватил пепел, поднялся крохотным смерчем и в несколько секунд покрыл очерченный круг неровными линиями и кольцами.
– Ну что же? – с удивлением посмотрела на Лаву Лакрима. – Видишь. Вот здесь – это вход. Эти кривые – лестница. Ведет влево. Предполагаю, что эта башня повторяет очертания башни угодников. Где парус?
– Через пять минут, – подала голос помощница. – Сигнум сказал, что парус будет через пять минут. И две сотни крепких воинов из тысячи Джокуса.
– Тогда, сестры мои, вставайте вокруг, – сказала Лакрима. – Шага на два от кольца. Когда я пройду, воины должны будут держать парус по границам круга. Держать и не отпускать! Начнете петь морок, как я скажу. И не останавливаться! Голос пропадет, хрипеть! Слова простые, принц Фиденты поймет, пусть приказывает воинам подпевать.
– На что морок-то? – спросила помощница.
– Ни на что, – ответила Лакрима. – Морок уже есть. Являть его не будем, а закрепить надо. Хотя бы на вход. Думаю, наверху он прочен.
Лава посмотрела наверх, и все послушницы подняли головы, но ничего не было ни перед ними, ни над ними. Расчерченный полосками пепла снег в круге, и серое небо над головой.
– Лакрима, – покачала головой помощница. – Ты устала. Если это он, дело тебе не по силам.
– Да, – кивнула Лакрима. – Но сейчас день. И он должен быть там. Возобновлять эту магию ежедневно даже ему тяжко. Или ты еще не поняла? Он держит ее кровью. И силу он берет не у Светлой Пустоши. Здесь он ее получает и отдает туда. Впился, как паразит… И если его не остановить, весь город будет его. А вот и принц Фиденты.
Лава оглянулась, увидела отряд стражников, полсотни из которых тащили на плечах свернутый в рулон парус. Шагнула в сторону, зашла за спины послушниц и накинула на себя мантию. Все осталось, как было, разве только тени стали резче. И мороз ощутимее обжигал щеки. И голоса стали громче. Но никакой башни в кругу не было.
Стражники принялись отпускать шуточки, приплясывать на снегу, Джокус пытался окрикнуть воинов, но тишина наступила, когда Лакрима ударила посохом по снегу. И тут же – сначала негромко, почти шепотом, а потом все громче и громче, расходясь кольцом вдоль круга, стали петь послушницы. Помощница Лакримы бросилась к Джокусу. Лава приподняла мантию, сдвинула ее с лица, пригляделась – ничего так и не было в кругу, хотя и стражники стали, шушукаясь, разворачивать парус, и кое-кто, давя смех, принялся подпевать послушницам. А Лакрима встала у самого кольца и замерла в напряжении. Лава опустила мантию и вдруг задрожала так же, как дрожала она и ночью! Мутными линиями перед ней проявлялась высокая башня или морок ее. Она приподняла мантию, башня исчезла, опустила – появилась вновь. Подняла – исчезла.
– Громче! – зарычала, обернувшись, Лакрима, и хор усилился, а потом хозяйка ордена Воздуха выпрямилась, шагнула вперед и растворилась в воздухе.
– Нет, – прошипела Лава и через мгновение шагнула вслед за ней.
Ступени закручивались влево и вверх. Точно, как в башне угодников. И ярус над ярусом располагался тоже так же, как чередовались они в башне угодников. «Вот на этом, – подумала Лава, – ее комнатка. Вот здесь, выше, кажется, комнатка помощницы Лакримы». А где комната самой Лакримы, Лава так и не разглядела. Но уже скоро конец будет лестницы. И чем дальше вверх, тем отчетливее выглядят стены. И становится различимым, что даже днем они облиты черной мерзостью. Именно она их и держит. Заставляет гудеть и с напряжением повторять контуры башни угодников. Или это все-таки кровь?
Человек стоял точно в центре верхнего зала. Дождался, когда Лакрима пройдет половину пути до него, поднимет посох и попытается сказать:
– Ма…
– Стой, – заклеил незнакомец рот колдунье взмахом руки. – Не знаю уж, как ты меня разглядела, но твоим восхождением я не могу не восхититься. А я-то думал, что магические ордена Анкиды – это сборища шарлатанов. Исключая, конечно, ордена Солнца и Луны. Ну, это совсем другая и долгая история. А ты умница. Сумела зачерпнуть маленькую пригоршню истинной силы. Сумела. Так ведь и она из Эрсет. Ничего своего. Впрочем, я уже заметил все еще ночью. Держалась на славу. Даже жалко тебя стало. Вру. Не стало. И знаешь, что я тебе скажу, это хорошо, что ты здесь. И хорошо, что ты так сильна. Я даже удивлен, что не догадался сразу заманить тебя сюда. Ты ведь заменишь мне всех несчастных сразу. Сейчас я выпущу из тебя кровь, – человек взмахнул рукой, и из его пальцев поползли темные языки, сплетаясь в такой же клинок, – и с Эбаббаром будет покончено.
– Манин! – вспомнила услышанное ночью имя и сдернула мантию Лава. – Оставь ее!
Человек обернулся, прищурился и как будто раздел Лаву. Сначала до белья, потом до голого тела, потом содрал с нее кожу и погрузил пальцы в ее голову. Вытащил их оттуда, облизал и хлопнул в ладони. И дакский клинок в ее руке с шорохом посыпался пылью и пеплом на пол.
– Вот кто смотрел на меня, – кивнул Манин. – Вот кто выглядывал в ночи Великого магистра ордена Тьмы. Что ж. А ведь это лакомство, пожалуй, послаще дакитки. Силы особой нет, но внук акса в брюхе – это чего-то, да стоит. Внук великого Зна и почти столь же великой Рит. Ладно, тогда выродка Сигнума оставим на десерт. А пока, – он снова начал сплетать клинок из языков тьмы, – расскажи мне, беременная девочка, как ты сумела подняться и как ты сумела остаться невидимой? Что у тебя в левой руке? Ах, ты же не можешь говорить… И руки не слушаются… Ну ладно, говори и показывай. Да-да, не забудь погладить животик. Малыш твой уже не появится на свет…
Он подошел почти вплотную, и, обжигая нестерпимым холодом, острие его клинка почти касалось ее лица, когда вдруг словно огнем опалило ей затылок и левую щеку. Что-то вспыхнуло на юго-западе, заставив страшного человека скорчить лицо в гримасе и зажмуриться, а Лава рванула рукоять меча и, вдвигая в гарду выступ на рукояти, сделала то затверженное движение, которым она не одну осень рубила тыквы на Воинской площади.
Лава еще успела разглядеть удивление на лице Манина, когда хрип со стороны Лакримы обратился рычанием, а пепел осыпавшегося дакского меча поднялся и впился огненным кольцом в обезглавленного магистра ордена Тьмы.
– Полетаем, – успела сказать Лакрима, и пол под ногами Лавы исчез.
Глава 24
Алка
Они выехали из Бэдгалдингира затемно, не говоря друг другу ни слова. Все, что можно сказать, было сказано. Глаза Биберы стали прозрачными, как вода в зимнем ручье. Губы, наконец, обмякли, только скулы оставались напряжены да жесты замедлились, потекли, словно Бибера повисла на краю пропасти, боясь сорваться и потратить силы до времени.
Деревни на окраине столицы показались сначала безжизненными и пустыми, ни огонька не горело в окнах, да и запаха дыма не было, но кто мог сказать, что творилось в городках и селах, расположенных выше по склонам? Тракт шел по самому дну долины Себет-Баби, которая отличалась и от даккитской долины Истен-Баба, разбегающейся в стороны на многие лиги, и от долины двух королевств Раппу и Бабу – Сана-Баба, с ее ступенями плоскогорий. Себет-Баби была подобна огромному рву, прокопанному творцом от Анкиды до ныне почти безжизненной Сухоты. Тракт следовал по самой низкой ее части, от которой на север и на юг поднимались довольно крутые склоны, покрытые бесчисленными террасами полей, садов и деревенек. Когда-то вдоль тракта текла к Алке речушка, собирающая в себя сотни ручьев, сбегающих со склонов, но за сотни лет все эти потоки нашли применение на полях и в колодцах, и только в самое дождливое время до Сухоты добирался бурный поток. В пяти местах, не считая Бэдгалдингира и Алки, почти к самому тракту выдвигались неприступные скалы, и именно там были устроены крепостные стены, которые, конечно, не могли сравниться со стенами Алки и уж тем более с главной стеной Бэдгалдингира, защищаемой магией башен угодников, но и эти крепости заставляли случайного путника, следующего в Алку, придерживать коня и спрашивать проводника:
– Это уже земли герцога Хоспеса или все еще земли короля Тигнума Ренисуса?
– Все еще земли короля Тигнума, – обычно отвечали проводники, и не потому, что, когда появлялась Алка, уже никаких вопросов не возникало, а потому что, хоть и правил восточной частью королевства важный вельможа древнего рода, его земли были частью одного королевства. И вот теперь Игнис крутил головой и вспоминал все, что ему было известно об одном из обломков древнего каламского царства.
Полторы тысячи лет назад, когда воины Лучезарного пробили стены Алки, их продвижение на запад было замедлено не столько сопротивлением воинов Бэдгалдингира и тогдашнего Таламу, и даже не бастионами пяти крепостей, а узостью долины в нижней ее части, что заставляло даже сокрушительное войско, идущее к Бараггалу, вытягиваться змеей. Те времена давно прошли, но и теперь вдоль тракта могли разместиться только небольшие деревни да придорожные заведения, а уж если случалось образоваться там городку, то его улицы опять же ползли по склонам вверх, украшая древнюю долину причудливыми башнями, куполами и изогнутыми по каламским обычаям кровлями, что не прибавляло ширины древней дороге, а как раз наоборот, потому что всякий путник, видя такое великолепие, останавливал лошадь или повозку и начинал вертеть во все стороны головой, порой замирая посреди тракта. Конечно, ближе к скалам имелись тропы, которые соединяли между собой горные поселения, но ни одна из них не могла заменить главный путь.
