Джо Аберкромби - Полукороль
Потом Мать Солнце показала свое слепящее лицо и зажгла воду. Вскоре будет отлив, который унесет с собой множество острохвостых кораблей, вытащенных на песок. Так что они смогут отплыть так же быстро, как и прибыли, готовые принести воинов в Ванстерланд, чтобы отомстить Гром-гил-Горму.
Дядя Одем взобрался на холм, держа руку на рукояти меча. Вместо легкой улыбки у него был хмурый вид воина.
— Пора, — сказал он.
Ярви встал, шагнул мимо дяди, высоко поднял взятый взаймы меч, подавил свои страхи и проревел в ветер так громко, как только мог:
— Я, Ярви, сын Утрика и Лаитлин, король Гетланда, приношу клятву! Я клянусь клятвой солнца и клятвой луны. Клянусь пред Той Кто Судит, и пред Тем Кто Помнит, и пред Той Кто Скрепляет Узы. Пусть мой брат и мой отец, и мои предки, похороненные здесь, будут свидетелями. Пусть Тот Кто Наблюдает и Та Кто Пишет будут свидетелями. Пусть все вы будете свидетелями. Пусть это будет цепью на мне и не дает мне покоя. Я отомщу убийцам моего отца и брата. Клянусь в этом!
Собравшиеся воины в суровом одобрении ударили зазубренными топорами по своим шлемам, кулаками по раскрашенным щитам, сапогами по Отцу Земле.
Дядя нахмурился.
— Это тяжелая клятва, мой король.
— Возможно я наполовину мужчина, — сказал Ярви, пытаясь засунуть меч в ножны из овечьей кожи, — но я могу поклясться полной клятвой. Люди, по крайней мере, это оценили.
— Это люди Гетланда, — сказал Хурик. — Они ценят дела.
— Я думаю, это была прекрасная клятва. — Исриун стояла рядом, ее светлые волосы струились на ветру. — Королевская клятва.
Ярви обнаружил, что очень рад видеть ее здесь. Ему хотелось, чтобы больше никого здесь не было. Тогда он снова бы ее поцеловал, и возможно успешнее, чем в прошлый раз. Но он мог лишь улыбнуться, и приподнять полуруку в неловком прощании.
Время для поцелуев будет при следующей встрече.
— Мой король. — Похоже, даже глаза Матери Гандринг, вечно сухие в любом дыму, в пыли и при любой погоде, были влажными от слез. — Пусть боги пошлют вам удачу в погоде и, более того, удачу в битве.
— Не волнуйтесь, мой министр, — сказал он, — всегда остается шанс, что я выживу.
Его настоящая мать не проронила ни слезинки. Она лишь снова поправила пряжку на его мантии и сказала:
— Держись, как король, Ярви. Говори, как король. Бейся, как король.
— Я король, — сказал он, как бы лживо это ни звучало. И выдавил через сжатое горло: — Я сделаю так, что ты будешь мной гордиться, — хотя он и понятия не имел, как этого добиться.
Но, когда он уходил, мягко направляемый дядей, который держал руку на его плече, а солдаты, направляясь к воде, выстраивались в блестящие сталью змейки, он увидел, как его мать вцепилась в кольчугу Хурика и подтащила его, несмотря на всю его силу.
— Присмотри за моим сыном, Хурик, — услышал он ее задыхающийся голос. — Он все, что у меня есть.
Затем Золотая Королева со своей стражей, прислугой и множеством рабов ушла в сторону города. А Ярви шагал через бесцветный рассвет в сторону кораблей. Их мачты, как лес, качались на фоне неба. Он пытался идти, как ходил отец — жаждущий битвы, даже если у него болели колени, пересохло во рту, покраснели глаза, а сердце было переполнено сомнениями. Он все еще чуял дым.
Он оставил Отца Мира рыдать посреди пепла и поспешил в стальные объятья Матери Войны.
7. Мужская работа
Каждая волна, рожденная Матерью Морем, поднимала его, катала, таскала его промокшие одежды, заставляла его содрогаться и шевелиться так, словно он пытался встать. Возвращаясь в море, волна тащила тело по берегу и оставляла его на земле. Спутанные волосы, безвольные, как водоросли на гальке, набились пеной и песком.
Ярви смотрел на него, думая, кем он был. Или мог быть. Мальчик или мужчина? Умер, убегая или храбро сражаясь?
Какая теперь разница?
Киль сел на песок, палуба содрогнулась, Ярви пошатнулся и был вынужден вцепиться в руку Хурика, чтобы не упасть. Со стуком и звоном люди осушили весла, сняли с крючков щиты и высыпали через борта в прибой, сердитые от того, что прибыли последними, слишком поздно для славы или добычи. Быть командой королевского корабля было почетно во времена правления короля Утрика.
В правление короля Ярви никакой чести не было вовсе.
Несколько человек схватили носовой трос и вытащили корабль на берег мимо плавающего трупа. Остальные достали оружие и поспешили к Амвенду. Город уже горел.
Ярви пожевал губу, готовясь перебраться через борт, собирая остатки королевского самообладания, но ручка его позолоченного щита закрутилась в слабой хватке, спуталась с мантией и чуть не свалила его лицом в морскую воду.
— Будь проклята эта дрянь! — Ярви ослабил ремни, стащил щит с иссохшей руки и забросил его между сундуками, на которых в море сидели гребцы.
— Мой король, — сказал Кеймдал. — Вам следует оставить щит. Не безопасно….
— Ты дрался со мной. Ты знаешь, чего стоит мой щит. Если на меня нападет кто-то, кого я не смогу остановить одним мечом, мне лучше убежать. А без щита я бегаю быстрее.
— Но, мой король…
— Он король, — прогремел Хурик, запуская толстые пальцы в поседевшую бороду. — Если он скажет, чтобы мы все отбросили щиты, так и будет.
— У кого все руки на месте, пусть остаются со щитами, — сказал Ярви, соскальзывая в прибой и ругаясь, когда очередная волна снова промочила его по пояс.
Там, где песок уступал место траве, несколько связанных между собой новообращенных рабов ожидали, что их отведут на борт. Сгорбленные, испачканные сажей, с глазами полными страха, боли или неверия в то, что нахлынуло с моря и украло их жизни. Рядом с ними группа воинов Ярви играла на их одежду.
— Ваш дядя Одем спрашивал о вас, мой король, — сказал один из них, затем поднялся и пнул всхлипывавшего мужчину в лицо.
— Где? — спросил Ярви. Его язык застрял во внезапно пересохшем рту.
— На вершине крепости. — Мужчина указал в сторону каменной башни на отвесной скале над городом. С одной ее стороны злились волны, с другой была пенная бухта.
— Они не закрыли ворота? — спросил Кеймдал.
— Закрыли, но трое сыновей главы остались в городе. Одем перерезал глотку одному и сказал, что убьет следующего, если ворота не откроют.
— Так и было, — сказал другой воин и хихикнул, когда выпало его число. — Новые носки!
Ярви моргнул. Он никогда не думал о своем улыбающемся дяде, как о жестоком человеке. Но Одем вышел из того же семени, что и отец Ярви, чьи следы ярости он до сих пор носил, и их утопленный брат Утил, от воспоминаний о чьем бесподобном искусстве владения мечом старые воины до сих пор закатывали глаза. В конце концов, в тихом омуте бывают свирепые течения.
— Будь ты проклят!
Из цепочки рабов ковыляла женщина, насколько позволяла веревка. Ее окровавленные волосы прилипли к лицу.
— Ублюдок король из ублюдочной страны, и пусть Мать Море поглотит…
Один из воинов легким ударом свалил ее на землю.
— Вырви ей язык, — сказал другой, хватая ее за волосы и закидывая ей голову назад, пока третий доставал нож.
— Нет! — крикнул Ярви. Мужчины хмуро уставились на него. Если честь их короля оспаривалась, то это касалось и их чести, и милосердие не сошло бы за объяснение. — С языком за нее дадут цену больше. — Ярви повернулся и с трудом побрел к крепости. Тяжелая кольчуга натирала плечи.
— Вы сын своей матери, мой король, — сказал Хурик.
— Кем же еще мне быть?
Когда отец и брат рассказывали о своих набегах, о великих деяниях и об огромной добыче, их глаза сияли, а Ярви прятался в тенях в конце стола и мечтал о том, чтобы принять участие в мужской работе. Но вот какой она оказалась на самом деле, и теперь участие в набеге не казалось ему завидным делом.
Битва — если здесь была битва, о которой стоило говорить — закончилась, но Ярви, казалось, все еще продирался сквозь кошмар, потея под кольчугой, жуя губу и вздрагивая от звуков. Раздавались крики и смех, фигуры сновали через извивающийся туман огней, дым обдирал ему горло. Кружились вороны, клевали и каркали о своем триумфе. По большей части это была их победа. Сегодня Мать Война, Мать Ворон, которая собирает мертвых и превращает руку в кулак, будет плясать, пока Отец Мир рыдает, пряча лицо. Здесь, у незыблемой границы между Ванстерландом и Гетландом, Отец Мир рыдал часто.
— Стой, — сказал Ярви, тяжело дыша. Его голова кружилась, лицо истекало потом. — Помоги мне снять кольчугу.
— Мой король, — вскипел Кеймдал, — я должен возразить!
— Возражай, если хочешь. А затем делай, что я велю.
— Мой долг оберегать вас…
— Тогда представь свой позор, когда я умру от избытков пота на полпути к этой башне! Расстегивай пряжки, Хурик.
— Мой король. — Они сняли кольчугу, и Хурик положил ее на огромное плечо.