Анатолий Махавкин - Звери у двери
– Здравствуйте, гости дорогие, – молодожён поднял руки, точно намеревался всех обнять, – очень рад видеть сегодня столь много знакомых лиц, очень рад, что вы пришли разделить со мной последние беззаботные часы моей свободы.
Из толпы вынырнул светловолосый мальчуган с блестящей цепочкой в руках и, воровато оглядываясь, начал приближаться к парочке молодожёнов. Все старательно делали вид, будто не замечают его. Марьяна сделала пару шагов, остановившись впереди суженого.
– Ох, девоньки-подруженьки, – она покачала головой, изображая скорбь на сияющем лице, – чегой же таковое приключается? Меня, голубоньку белую, свободную и вольную как ветер, пытаются изловить и посадить в клетку! Горенько какое!
– Ой, горе, горе! – заголосили девушки, и кто-то, не удержавшись, расхохотался.
– Эх, а меня, молодца сильного и бесстрашного, посадят за женскую юбку, и велят делать, как баба укажет. Горе мне!
– Ой, беда, беда, огорчение! – парни откровенно веселились.
Девушки расступились, и на свободное место выступила крошечная девчушка, переодетая старухой. Подперев подбородок кулачком, она принялась напевать, переступая с ноги на ногу в энергичной пляске:
Ой, то не тучи небо застили,
Ой, то не волки свои морды явили,
Не деревья от ветра косятся,
А молодка на волю просится!
Рядом с певуньей стал мальчуган в надвинутом на уши треухе и, опираясь на клюку, заголосил что есть мочи:
Ой, то не ночь на землю садится,
Ой, то не коршун к добыче стремится,
Ой, не болото за пятки хватает,
А сокол в неволе тоскует, страдает!
Хохот стоял настолько оглушительный, что над леском поднялась стая птиц и, хлопая крыльями, понеслась прочь. От столиков у деревни доносились громкие крики одобрения. Под шумок крадущийся мальчик успел приблизиться к Вите с Марьяной, и вдруг движением опытного щипача соединил их запястья блестящей цепью.
Кто-то из девушек сдёрнул короны с голов жениха и невесты, и подруги тотчас убрали покров, позволив волосам рассыпаться по плечам Марьяны. Гости подались назад, образовав круг, в центре которого жених жадно целовал свою избранницу. Наступило полное молчание, где слышалось лишь потрескивание множества костров. Пламя поднималось всё выше, устремившись к тёмно-фиолетовому небу, а тень засуетились под ногами, уподобившись шустрым зверькам, отыскивающим добычу.
Надо сказать, что эта деревенская свадьба понравилась мне намного больше, чем аналогичные торжества, виденные ранее. Влась, Кория, Медир и Узногис практиковали постные, чисто религиозные обряды, от которых тянуло в сон; южные халифаты предлагали пышные зрелища, но их недельная продолжительность рано или поздно утомляла, а от буйства красок пестрило в глазах. Дикари западных континентов уж слишком упростили процедуру, позволив жениху овладеть невестой сразу после объединения, а дурацкие пляски оленеводов севера не вызывали ничего, кроме смеха.
Вот здесь всё в меру, как и полагается. День складывался весьма неплохо: удачная охота, радующее глаз зрелище, а теперь ещё и…
Вот и она, кстати.
Волосы были распущены и истекали по оголённым плечам, а босые ноги медленно ступали по упругой траве. Свободный сарафан в общем скрывал очертания тела, позволяя строить любые предположения, но порывы озорного ветра заставляли лёгкую ткань трепетать, на мгновения прижимаясь и очерчивая все изгибы и выпуклости. Глаза лукаво поблёскивали из-под колышущейся чёлки, а в тонких пальцах я заметил небольшой полевой цветок с белыми лепестками. Девушка стыдливо прятала растение в ладони, точно опасалась, что её сегодняшний выбор может стать объектом осуждения окружающих.
– Найдётся место для соседки? – цветок, как бы невзначай, выпал из сжатых пальцев и повис на длинном стебле. – Для бедной девицы, утомившейся от венчального стояния?
– Для столь очаровательной соседки? – я улыбался, разглядывая слегка смущённую физиономию, на щеках которой проступали алые пятна румянца. – Всегда пожалуйста. Но неужели девушка настолько утомлена, что у неё не достанет сил для чего-то ещё, кроме посиделок на пне?
Лада неторопливо опустилась рядом, тщательно оправляя складки, которых я, хоть убей, никак не мог разглядеть. Одна из «вольных охотниц», прогуливающаяся чуть поодаль, презрительно фыркнула и, демонстративно поправив бюст, отправилась восвояси. Я покосился на соседку и встретил её взгляд, искрящийся лукавством.
– Хозяйка предупреждала, – Лада протянула сцепленные в замок пальцы, положив их на колени, и поиграла цветком. – Сказала: злой ты, недоброе замышляешь, и вообще на ламия похож. Правда?
– А сама как думаешь? – я подвинулся, и девица не стала отпрыгивать, когда наши тела прижались друг к другу.
– Красивый ты, – теперь она уже не скрываясь рассматривала меня, – но иногда прям в дрожь бросает, будто холодом веешь. И на ламия точно похож, прям как из сказки. Только кто ж в ламиев верит, акромя детей малых? Не, не думаю, будто злой ты, скорее, как все благородные, побаловать сюда приехал.
– Это ещё как?
– А вон как в прошлом годе, в Ксавники граф один наведался. Тож красивый был, хоть и не такой, как ты. И в возрасте. Лизавету тамошнюю обрюхатил за лето, и съехал, развратник. Но, правда, опосля родов деньжат прислал, и немало. На воспитание, значится, байстрюка. Да и Лизавету из крепости выкупил.
– Так ты потому и пришла? – я тихо смеялся. – За деньгами?
– Дурень! – она хлопнула меня цветком по лбу. – Жоних у меня есть, и не из простых, скоро главным кузнецом будет. Де-еньги! А пришла… – она задумалась, прищурившись. – Интересно мне стало: правду хозяйка говорит, али нет. На ламия пришла поглядеть.
Вот это и есть самое интересное. Я давным-давно перестал практиковать мощные импульсы, вынуждающие женщин едва ли не силой добиваться близости. Какой интерес получить обезумевшую от страсти самку, готовую самостоятельно тащить тебя в постель? Куда забавнее почти незаметным импульсом вызвать интерес к себе, а потом участвовать в лёгком флирте, постепенно переходящем во всё более серьёзные отношения.
– Жениха прогневать не боишься? – поинтересовался я и положил руку на талию собеседницы. Тут же получил шутливый хлопок по пальцам. – Сейчас как увидит свою невесту с другим парнем, и пойдёт рукоприкладство.
Девушка хихикнула, и я ещё крепче прижал её к себе, наслаждаясь ароматом молодого чистого тела. Как ни странно, но деревенские жители, в отличие от «просвещённых» горожан, знали толк в гигиене, регулярно посещая баню и купаясь в ближайших водоёмах. Лада заёрзала, но освобождаться совсем не торопилась.
– Боишься? – насмешливо спросила она. – Он у меня такой, бугай здоровый. Но спокойный, поэтому до смертоубийства дело не дойдёт, – она прищурилась, – а ты, как я погляжу, не из пужливых. Али знал, что его сёдни нет в Усиновке? Сказал кто?
– А может, если мне кто нравится, так и плевать на бугаев и прочие смертоубийства? – Девица замерла, я провёл свободной рукой по розовой коже щеки. – Как считаешь красавица, стоишь ты риска? Думаю – стоишь.
– Глупости какие, – Лада прикрыла глаза. – Все вы, городские, мастера на словеса красивые, а самим только одно и подавай. Вот скажу сейчас, что ничего не будет, и как поступишь? Пойдёшь другую искать, подоступнее?
– Скажи, – я легко коснулся губами её ушка, и девушка задрожала, – скажи, что ничего не будет.
Когда я попытался поцеловать её в губы, Лада резко отвернулась и сделала попытку подняться. Я придержал её, не ощущая особого сопротивления. Тяжело дыша, соседка опустила голову и провела ладонью по лбу.
– Ламий, как есть, ламий, – прошептала она, – задурманил ум! Так сладко…
Пронзительная трескотня балалаек внезапно прервала гул голосов, и хохот гостей мало-помалу начал стихать. Здоровяк, пытавшийся свалить медведя на землю, отступил, потирая окровавленное плечо, а малолетки, старавшиеся достать призы со скользких арок, ссыпались вниз и рванули со всех ног, пробуя отыскать свободное место в образовавшемся кругу.
– Пошли, – сказал я и поднял пунцовую девушку, обняв её за талию. Лада сверкнула глазами, а потом воткнула цветок, который продолжала держать в руке, мне в волосы. Насколько я знал: весьма решительный шаг, фактически – выбор. – Спасибо.
Девушка рассмеялась и уже сама потащила меня в толпу, окружившую самый большой костёр, где устроили пляски, то приседая, то взлетая в воздух, виртуозные балалаечники. Шустрый парнишка в красной рубахе и полосатых штанах крутил свой инструмент так, что тот временами превращался в неразличимое пятно, и вытанцовывал около парочки молодожёнов.
– Красивая у меня хозяйка? – выдохнула на ухо спутница. – Вон ты как на неё уставился…
– Пытаюсь вспомнить, – я покачал головой. – А самая красивая здесь – ты.
– Врунишка!
Тот самый шустрый танцор внезапно остановился и, выдав пронзительную трель, начал петь высоким чистым голосом, звенящем в прозрачном ночном воздухе:
