Владислав Русанов - Импровиз. Сердце менестреля
Дар-Вилла протянула руку, взяла со стола листок пергамента, пробежала глазами строчки, морща нос. Выбрала из ряда расставленных бутылочек одну, очевидно, ту, о которой шла речь в записке, выдернула пробку. Протянула лекарство Лансу.
– Пейте.
– Та же гадость?
– А вы что хотели? Бутылочку бурдильонского?
– Не отказался бы.
– Ну извините. Вода сколько угодно. Позже я распоряжусь, вам заварят мяту.
– Ну, хоть так.
Ланс глубоко вдохнул и опрокинул в рот содержимое бутылочки. Передернулся.
– Дайте запить.
– Пожалуйста.
Дар-Вилла подала кубок с водой и тарелку с лепешками.
Менестрель устроил еду на животе, пополоскал рот.
– Меня мучает всего одна мысль…
– Вы счастливый человек. У меня в голове они роятся, словно мухи на помойке.
– Невеселое сравнение.
– Какое есть. Моя служба короне почти не оставляет времени на отдых.
– Не стану спорить. Шпионить не пробовал, оценить трудности и лишения не могу.
– Каждый служит отечеству как может.
– Всегда полагал, что для людей благородной крови некоторые виды службы могут быть запретными.
– Да? Вы меня удивляете… В вашем возрасте пора подрастерять юношескую наивность. Но если вы хотели меня уязвить, то разочарую вас. Выпад не достиг цели. Как-нибудь на досуге я потешу вас историями, на что готовы пойти благородные праны Аркайла, Кевинала, Лодда и прочих держав ради мешочка со звонкими монетами. Но сейчас травить вам душу ужасными историями не стоит. А то получится – одной рукой я протягиваю лекарство, а другой убиваю. Итак, что за мысль не дает вам покоя?
– Хочу знать – зачем?
– Что «зачем»?
– Зачем вам устраивать засаду на пути кареты, везущей меня в Северную башню? Я хочу сказать: ведь изначально вы не знали, что вас попытаются опередить, что на меня будет покушение, что за каретой будет погоня дворцовой стражи Аркайла. Все это мы отбрасываем. Итак, зачем вам хотелось не допустить меня в темницу?
– А просто человеколюбие вы отметаете?
– Изначально. Человеколюбие не относится к характерным особенностям браккарцев.
– За что вы так не любите браккарцев?
– Долго объяснять.
– Я понимаю. Вопрос был, скорее, риторический. А чувство благодарности присуще уроженцам Браккары, как по-вашему?
– Не буду обобщать, но мне благодарные браккарцы не попадались.
– Может, потому, что раньше вы не кидались на выручку браккарцам, которых окружили наемные убийцы в темном переулке?
– То есть вы хотите сказать, что тот мой незначительный поступок, совершенный в мгновения душевной растерянности и неопределенности…
– Именно. Я, возможно, справилась бы с унсальцами. Но, скорее всего, нет. Ваша помощь пришлась как нельзя кстати. С тех пор я чувствовала себя немножко в долгу. Как вы знаете, каждый браккарец в душе – торговец.
– О да!
– Вот поэтому мы любим платить по счетам. Мы не прощаем обид, но умеем благодарить за помощь. Считайте, что я просто отдала вам долг.
– И теперь везете на Браккару?
– Ну, не выбрасывать же вас, привязав к пустому бочонку, посреди моря?
– Да, не самый лучший выход, но впереди порты Кевинала, Вирулии…
– Айа-Багаана, – с непроницаемым лицом поддакнула Дар-Вилла.
– Пожалуй, Айа-Багаан – это лишнее. – Ланс слегка передернулся, вспомнив не самое приятное прощание с княгиней Зохрой. И те кары земные и небесные, которые она обещала неверному любовнику. – Обойдемся без Айа-Багаана.
– Я знала, что вам это предложение не придется по вкусу. Поэтому предлагаю вам прогулку до Бракки.
– Если мне придется выбирать между обезглавливанием с последующей установкой моей головы на колу и садком с миногами, то первая казнь более, так сказать, традиционна. При этом огромное влияние на мой выбор оказывает то, что перед смертью в первом случае я увижу черные косы и брови княгини Зохры, а во втором… Я даже не знаю, что увижу во втором, поскольку с его величеством Ак-Орром тер Шейлом из Дома Белой Акулы незнаком. Но заранее уверен, что княгиня Зохра красивее.
– Кто бы слышал, что вы несете, пран Ланс, – покачала головой Дар-Вилла. – Но радует лишь одно – вам удалось сохранить чувство юмора. Значит, не все потеряно.
– Мне тоже так кажется.
– Поэтому я попытаюсь подобрать доводы в тон вашим. До Айа-Багаана сейчас дней семнадцать – двадцать ходу, если будет попутный ветер. До Браккарских островов под всеми парусами идти месяца полтора-два. Можно еще пожить.
– Звучит заманчиво. Но есть одно «но».
– И какое же?
– Не люблю, когда меня едят заживо.
Браккарка вздохнула, потерла переносицу. Сделала три шага по каюте – туда и назад. Все равно больше не получалось. Потом она успокоилась и присела на край стола, сдвинув ладонью лекарственные снадобья.
– Откуда у вас такие превратные сведения о нас, островитянах? Почему вы считаете нас более дикими и кровожадными, чем степняков Райхема? Почему наши обычаи кажутся вам более жестокими, чем традиции Кринта?
– Я много воевал с вами, – пожал плечами Ланс.
– И что показала война? Что наш флот больше и лучше оснащен? Может, наши пушки стреляют дальше? Или наши моряки бьются отчаяннее? Это показала война?
– Флот больше. И пушки стреляют дальше. Вот с отвагой моряков я не соглашусь. Может, и согласился бы, если бы не водил абордажную команду в сражении в проливе Бригасир.
– Это, конечно, ужасные преступления. Вам известны случаи, когда браккарцы уничтожали всех пленных до единого?
– Нет, но…
– И никому не известны. Вы слышали о каких-то особых, извращенных жестокостях?
– Все слышали.
– А подтверждения какие-нибудь были?
– Ну, то, что все знают, подтверждения не требует.
– Ясно. А что вам известно, пран Ланс, о науке или искусстве Браккары? О ее поэтах, художниках, музыкантах, алхимиках, инженерах?
Менестрель покачал головой. Он много слышал о браккарских воинах и торговцах, но о людях, занимающихся тонкими искусствами и ремеслами, никогда.
– Понятно. Значит, вы полагаете, что артиллерия браккарского флота, которая громила береговые укрепления Эр-Трагера, оставаясь за пределами досягаемости крепостных батарей, возникла из ниоткуда?
– Не знаю, откуда она возникла, но я кое-что смыслю в пушках, чтобы понимать: морская артиллерия не может бить дальше береговой.
– А вы изучали баллистику? Вы знакомились с трудами знаменитого ученого Ри Чхона из Ли-Ланга?
– Нет.
– То есть вы просто видели вблизи пушки. Видели, как их заряжают. Возможно, помогали канонирам на батарее.
– Приходилось. Да…
– Тогда вынуждена заметить, вы ничего не смыслите в пушках. Во всяком случае, не больше, чем любой канонир смыслит в музыкальной магии. Хотя справедливости ради вынуждена признать, что найдутся и такие, кто после вашего выступления решит, что знает о музыке все и еще чуть-чуть.
– Ну, ладно, я не смыслю в баллистике. Зато я знаю, что обстреливать припортовые кварталы Эр-Трагера было… излишне жестоко, скажем так.
– Возможно. Но тогда была война, если я не ошибаюсь.
– Была. А чем виноваты мирные горожане?
– Тем, что их великий князь объявил войну королю Браккары. Уверена, адмирал Жильон альт Рамирез поступил бы точно так же, окажись трагерский флот на траверзе Бракки. Чем вам еще насолили браккарцы?
– У них нет понятия о чести.
– Это вы о том случае с юным Ак-Карром из Дома Жемчужного Нарвала?
– О нем, о ком же еще.
– Не могу сказать, что пододевать кольчугу перед дуэлью – честно. Но, во-первых, не стоит делать вывода обо всем народе по отдельным его представителям. Тер Верроны никогда не отличались повышенным благородством. Я не о поколениях славных предков, а о поступках, достойных уважения.
– А во-вторых?
– Во-вторых, мне искренне жаль юношу. Знаете ли, пран Ланс, Ак-Карр был подающим надежды художником. Отец не просто так взял его в Аркайл. Он намеревался отправить сына учиться в Школу искусств в Вирулию. Учителя на островах уже ничего не могли дать ему.
– Художник? Этот прыщавый хлыщ?
– Смею заверить, очень хороший художник. Прекрасная работа мазком. Игра света и тени. Его картины сравнимы с работами Родольфо и Заминелли. Будем во дворце, я обязательно покажу те из них, что висят в залах его величества Ак-Орра тер Шейла.
– Сложно поверить.
– Я вас понимаю. Но и вы не слишком похожи на величайшего менестреля всех времен и народов на взгляд человека постороннего. Черный дублет, волосы «хвостом». Эта ваша шпага… Кстати, где она?
– У надежного человека. Если помните, я готовился умирать.
– Помню. Понимаю. Вы надеетесь вернуть ее?
– Нет. Я завещал ее и не собираюсь менять своего решения
– Завещали? У вас есть бастарды? Поймите меня правильно, я совершенно точно знаю, что законных детей у вас нет и никогда не было.
– Это мое дело, кому я завещал свою шпагу.
– Ну, не хотите рассказывать – не надо.
– Не хочу. Это глубоко личное.
