Дмитрий Иванов - Артефакт
– Что?.. – с самым невинным видом, на который был способен, поинтересовался я: со мной-то ей потрудней придется – она ведь не знала, что вместо сердца у меня теперь кусок льда, и никаким «умникам» с этим уже не совладать.
– Тебе не жаль его? – спросила она.
– Он убил моего лучшего друга. Разве это возможно забыть?
– Ты убил своего лучшего друга, – сказала Юлия. – Разве это возможно забыть?
Я не сразу нашелся что ответить.
– Это я убил! – возмутился за меня ее подзащитный.
Но она даже не взглянула в его сторону.
– Вспомни его лицо… – сказала она. – Твой друг наверняка не ждал от тебя этого.
– Я помню его лицо, – мрачно кивнул я. – Но я не убивал его… Я отказался убивать его.
– Ты просто хотел избавиться от ответственности. Но вина лежит на тебе: когда-то ты принял этот закон, и ты принимаешь его до сих пор. А он… – Девушка, наконец, перевела взгляд на моего возмущенного соперника. – Он лишь исполнял закон, и на нем нет вины… У него нет даже чувства вины. Он был бы виноват, если бы нарушил закон, и он бы не вынес этого – это убило бы его. А ты способен вынести даже такую вину… и тебе придется нести ее до конца…
Мой соперник удовлетворенно вздохнул, а у меня мурашки пробежали по спине.
– А помнишь того мальчишку? – на удивление добродушно усмехнулся он. – Я ведь мог пощадить его, если бы ты позаботился об этом чуть раньше… Мне бы это ничего не стоило. В этом не было такой уж необходимости.
Я покосился на него и снова перевел взгляд на Юлию: она дожидалась моего ответа.
– Но я ненавижу этот закон! – воскликнул я: если у меня и не было нужного «иммунитета», это вовсе не значило, что она могла вить из меня веревки.
– Но ты допускаешь его… Он не сознавал, что этого можно не делать, а ты лишь сознаешь, что в этом не было необходимости. Этого слишком мало. Это разные вещи… Он прав – ты слабак. Ты должен принять новый закон, но ты не делаешь этого – ты продолжаешь допускать старый. А теперь ты хочешь еще и наказать его – оставить без закона. А закон – это его жизнь…
– Но я готов…
– Ты готов отдать свою жизнь потому, что уже знаешь – старый закон больше не годится. Но он был готов отдать жизнь всегда – ты не можешь обвинить его в слабости. И вам обоим больше не на что опереться… На самом деле, ты хочешь избавиться от вины – это тяжкая ноша, она копится очень давно…
– И чего же ты от меня ждешь?
– Доверия… – улыбнулась она. – Безграничного доверия… Это единственная опора. Тогда исчезнет ваш застарелый детский страх, и вы поймете, что бояться было нечего. И ваша вина – твоя тяжкая ноша – будет отпущена.
Это предложение звучало чертовски соблазнительно… Во всяком случае, это было гораздо соблазнительнее, чем убивать друзей… Я вспомнил, что говорил старик в моем чудесном золотистом сне: он тоже настаивал на доверии. Но почему я должен довериться именно ей?.. Здесь, в этом кромешном мраке? Если так выглядел мой рок, не слишком ли он напоминал ловушку с соблазнительной приманкой?
– Давайте сюда печати, – сказала девушка, и я увидел в ее руках ключи с массивным золотым брелком… Она отцепила брелок и, сунув ключи в карман халата, выжидательно посмотрела на нас.
«Вот оно как, – сообразил, наконец, я. – Вот как она сюда попала…»
«Прислушивайтесь к сердцу…» – сказал старик. «Вот оно, мое сердце…» – с нахлынувшим трепетом осознал я и, отбросив последние сомнения, протянул девушке свой медальон.
Она приняла его, как принимают ребенка из рук повитухи, – бережно и светло… И еще один – третий – смиренно лег в ее ладонь – как нож ложится в ножны.
Девушка нанизала все три печати на шнурок и погрузила их в пламя свечи. Пламя тревожно заколебалось, разметав по комнате хоровод пляшущих теней. За окнами внезапно возник нарастающий шум дождя. Сверкнула вспышка молнии – где-то совсем поблизости, – и раскаты грома не заставили себя ждать. Пляшущие по стенам тени призывно изгибались в своем сбивчивом танце, но я не обращал на них внимания – я смотрел только на мерцающее пламя. Золото печатей почти слилось с ним, и я услышал тягучий звенящий гул, словно зовущий меня куда-то…
Глава тридцать пятая
Телефон надрывался так, будто кто-то ему за это приплачивал… по выходным-то… Я прислонил трубку к уху, не открывая глаз: может, еще не стоило так напрягаться.
– Нашли мою машину, – как ни в чем не бывало, радостно сообщил мне Гельман: хоть глаз я и не открыл, но восьми еще точно не было. – …На стоянке, за городом… Целехонькая.
– Слушай, тебе это что, приснилось? – ворчливо поинтересовался я. – Или ты специально раннего утра дожидался, чтобы мне сообщить.
– Так… сегодня нашли, мне Женька и позвонил доложиться, – виновато пояснил Гельман. – А что? Ты спишь еще?
– На часы-то посмотри…
– Двенадцать…
Я все-таки открыл глаза, чтобы с фактами в руках опровергнуть такую неслыханную клевету, но на моих часах было семь минут первого.
– Ладно, извини, – сказал я, живо спустив ноги с кровати. – Тебя туда подбросить надо, что ли?
– Да нет… Женька и подбросит. Я так – радостью поделиться.
– А… Ну, тогда поздравляю. Обмывать-то в таких случаях принято?
– Я лучше обмою, – суеверно забеспокоился Гельман. – Вечерком позвоню.
Я повесил трубку и попытался сосредоточиться: в голове у меня сидела какая-то заноза по поводу Гельмана – кажется, я что-то еще хотел ему сказать и забыл…
Безмятежное лицо девушки с огромными пепельно-серыми глазами, колдующей над пламенем свечи, всплыло перед моим внутренним взором.
– Анима… – озадаченно пробормотал я, мучительно пытаясь вспомнить, откуда я вообще знаю это слово. Кажется, что-то такое было у Юнга…
Кадр за кадром, тяжело набирая обороты, маховик моего странного сна принялся раскручиваться вспять. Наконец я наткнулся и на образ Гельмана: растрепанный, отчаявшийся человек возле моего подъезда, с всклокоченным чубом и пистолетом в руке… от которого шарахаются в стороны прохожие…
Я невольно улыбнулся – так нелепо и даже забавно это выглядело… Но маховик крутился все быстрее и легче, набирая ход. И я уже наблюдал совсем другого Гельмана, который всерьез собирался поджаривать меня паяльной лампой… Ничего забавного в этом уже не было. Кошмар казался настолько насыщенным и ярким, что я даже немного забеспокоился, не отравился ли я чем-нибудь вчера. Да и не спал я еще никогда так долго… даже по выходным.
Машину Гельмана угнали в четверг. Сегодня была суббота – в общем-то, недолго искали…
Продолжая выуживать из пелены подсознания подробности кошмара, я отправился в душ. Девушку звали Юлия… или Ольга – вспомнил вдруг я, и постельная сцена, которых, похоже, было немало в моем сне, развернулась передо мной с необычайной экспрессией и детальностью… Я помнил даже картину на стене спальни: копия Клее, ядовитые цвета которой словно мироточили в багровых отблесках зарева за окнами. Интересно…
А вот кто такой этот «свирепый» Тимыч, хладнокровно отправляющий в ад моих конвоиров одного за другим? Не было у меня таких друзей… А жаль… Даже знакомых таких не было.
Я уже успел побриться, когда кто-то позвонил в дверь.
– Знакомься, это Оля, – сказал Кегля.
У меня вдруг перехватило дыхание. В смятении я взглянул на девушку, которая стояла рядом с ним, приветливо улыбаясь, и облегченно вздохнул: совершенно очевидно сон мой был не из «вещих», если, конечно, имена не были в этой жизни чем-то более значимым, чем их обладатели… Я узнал бы ее из тысячи, но это была не она.
– Проходите, – предупредительно распахнул я дверь.
– Одевайся, – категорично распорядился Виталик. – Я женюсь. Ты будешь моим шафером.
– Прямо сейчас?
– Послезавтра… – усмехнулся Кегля.
Я снова бросил взгляд на девушку: уж не слишком ли она была доверчивой для этого сукина сына.
– Идем отмечать помолвку, – деловито пояснил Виталик. – Одевайся…
Пока я переодевался, они устроились на кухне, и я краем уха слышал, как Кегля степенно бахвалился о наших с ним «делах» в Африке: вот ведь пижон хренов… На два дня он ко мне прилетал, пьяный… Улетел, так и не протрезвев, а впечатлений умудрился собрать на целую армию девиц.
– Все… – сказал я, появившись на кухне, и Кегля сразу примолк.
– Вы правда в Африке воевали? – с романтической поволокой в глазах посмотрела на меня Оля.
– Да слушайте вы его больше! – поморщился я.
– Ты чего такой мрачный? – удивился Виталик.
– Кошмары снились… – буркнул я.
* * *Далеко мы ходить не стали: остановились на «Омнибусе», благо «помолвка» дело нехитрое – особых изысков не требует.
Виталик заказал девушке шампанское с мороженым, а нам с ним – текилы.
– Ключи-то дашь?… – шепнул он мне при первой же возможности.
– У тебя же теперь своя квартира, – удивился я.
– Ирка там… – досадливо поморщился он. – Мне ее не выставить никак.
