Сергей Юрьев - Хрустальная колыбель
– А разве тебе не всё равно? – спросили её глаза, и в тот же миг лепестки лотоса покрылись трещинами и начали осыпаться в чёрную бездну, где уже не было корней. Хромой сатир сделал последний глоток эрдосского вина, и кубок его опустел навеки, танцующие нимфы растворились в брызгах янтарной росы, и только их весёлый беззаботный смех ещё долго звучал посреди бескрайней пустоты, которой не было.
– Ау-у-у-у… – В последнее мгновение Созерцатель попытался разглядеть что-то посреди рухнувшего мира, и его гаснущий взор отыскал лишь едва заметный силуэт одинокой нимфы. Но это последнее видение, полное торжественного трагизма, уже не имело никакого значения. Имеющая Имя была права – ему действительно было всё равно… Давно. Но узнал он об этом только сейчас. Наступило время, когда всему, что когда-то пришлось пережить, следует предпочесть покой. Созерцатель исчез – осталось лишь созерцание.
Глава 3
Погребальный костёр – слишком дорогое удовольствие при моих скромных средствах. Я, конечно, знаю немало весьма достойных людей, которые согласились бы оплатить всё – от умерщвления до молитвы над пеплом, но естественное чувство гордости не позволяет мне воспользоваться их услугами.
Слова, сказанные на исповеди одним отпетым негодяемКрыса неторопливо шествовала по земляному полу, с любопытством поглядывая на новых постояльцев. Выгребная яма на заднем дворе таверны, ставшей временной резиденцией лорда Холм-Эста, была тщательно вычищена, но вонь отбросов, которые сваливались сюда годами, осталась на месте, и, казалось, единственным спасением от неё было не дышать вовсе.
– Вот ведь дома не сиделось, теперь и нюхайте, – деловито приговаривал стражник, который уже третий день бессменно сидел возле решётки, прикрывающей яму. – Вы-то ладно, за дело хоть… А я-то за что? Может, задохнетесь, а?
Причитания охранника то и дело сменялись застенчивым холопским храпом, но стоило кому-нибудь из узников, встав на плечи другого, достать до решётки, как он немедленно просыпался и начинал бить рукоятью тесака по пальцам, вцепившимся в железные прутья.
– Ишь… Мухора Пятку обхитрить задумали, а ещё благородные, – стыдил стражник своих подопечных и вскоре засыпал снова.
По ночам Мухор Пятка бодрствовал непрерывно, рассказывая троим молчаливым узникам забавные истории из собственной долгой и счастливой жизни – всё больше о том, как служил палачом в Холм-Итте, и милосердие тамошнего лорда никак не позволяло ему обзавестись крепким хозяйством, поскольку платили ему с головы…
На третью ночь Юм научился не слышать эти бесконечные кровавые байки, не замечать вони и приспособился спать, свернувшись калачиком прямо на влажной земле. Сквозь сон всё-таки было слышно, как Орвин Хуборг беззлобно переругивается сквозь решётку с Мухором, как сопит Ойван, с трудом сдерживая себя от того, чтобы не лезть на стену. Но это было не всё… Откуда-то издалека доносился ещё один звук, унылый и протяжный, то ли собачий вой, то ли несмолкающий крик бездомной птицы Сирри, затерявшейся в вечности.
На несколько мгновений сознание вернулось в недавнее прошлое, когда сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее начали оседать стены замка, а потом синее пламя смешалось с мутными потоками, низвергнутыми с неба. Когда он, держась за руки с Орвином, дошёл до края котловины, образовавшейся на месте неприступных башен и стен, грязная вода, покрытая ошмётками бурой пены, плескалась у самых ног, отнимая последнюю надежду когда-нибудь ещё увидеть Геранта, который… Нет! Сейчас не время предаваться отчаянью и пускать в сердце боль потери. Потом – когда всё кончится… И, как бы подтверждая догадку о том, что сделано ещё не всё, за спиной послышалось частое хлюпанье и проклятия – множество ног месило грязь, множество голосов сливалось в тревожный гул. Вооружённые люди в коротких серых накидках сначала обступили их полукольцом, а потом каждый выхватил из-за пояса по длинному хлысту. Орвин успел перерубить мечом несколько извивающихся в воздухе плетёных хвостов, но другие уже обхватили его шею и ноги. Юм успел только метнуть ком грязи в лицо одному из нападавших, но его тут же повалили в хлюпающую жижу. Смирники, хранители порядка, натасканные на безоружные толпы, знали своё дело. А когда их столкнули в эту яму, Ойван уже лежал здесь и медленно истекал кровью – варвара бросили сюда умирать, чтобы два благородных пленника видели, какая участь может их ожидать…
– Ау-у! – Юм не узнал собственного голоса, но зато узнал едва заметный силуэт, сквозь который просвечивала пустота. Нимфа неподвижно сидела посреди Ничего, прижав колени к груди.
Это могло быть просто сном или бредом, отголоском давнего страха и давнего блаженства. Если бы она захотела появиться вновь, она просто пришла бы – для Древних нет преград и расстояний.
Толчок в бок вернул его к реальности.
– Ты чего кричишь? – Орвин Хуборг стоял рядом на коленях, а сверху надзиратель просовывал сквозь решётку горящий факел.
– Чего, парни, поболтать захотелось? – поинтересовался Мухор. – Это всегда пожалуйста. Как там варвар? Жив ещё? Как подохнет, скажите – уберём, мы не звери – дохлятину вместе с благородными держать. – Он продолжал трепаться, но Юм его уже не слышал – в противоположном углу ямы, рядом с привалившимся к стене Ойваном, стоял Посох.
Когда их схватили, один из смирников попытался вырвать Посох из рук Юма, но тут же с воплем опустил в прохладную грязь обожжённые ладони, а потом главное сокровище Храма будто растворилось в воздухе.
– Ты как уснул, так он и появился, – шёпотом сообщил Орвин. – Может, с ним и отсюда выберемся…
– И так бы выбрались, – отозвался Юм, нисколько не разделяя радости эллора по поводу появления Посоха – если он не вернулся к Геранту, это могло означать только одно: Святитель погиб, и не стоит надеяться на его чудесное возвращение. – Герант мне сказал – Посох беречь, а не Посоху – меня из ямы вытаскивать. Палочка-выручалочка…
Впрочем, Святитель мог говорить одно, а думать совсем о другом. Возможно, только заботясь о Юме, он вручил ему Посох? Сама древняя реликвия была в безопасности, где бы она ни находилась – чужой не мог прикоснуться к этому лёгкому серебристому металлу, к этим знакам, обвивающим Посох по всей длине.
– Давай спать. – Юм с завистью посмотрел на варвара. – Хорошо ему – то спит, то без памяти. И заживает на нём, как…
На самом деле Юма сейчас больше, чем возвращение Посоха, чем мысли о том, что могло случиться с Герантом, занимало недавнее видение. За ним что-то скрывалось, какой-то смысл, какой-то зов. Надо было попытаться ещё раз заглянуть в эти глаза, полные немыслимой скорби, и, может быть, понять…
– …а дураку голова зачем, спрашивается. Ну, я и говорю, мол, Ваша Милость, зачем вешать-то, когда можно башку – чик, и всё. А он – не спорь, говорит, а то рядом висеть будешь. – Мухор продолжал балагурить, отвлекаясь лишь на то, чтобы прожевать очередной кусок хлеба с сыром из запасов, предусмотрительно оставленных на ночь. – Мне-то всё равно, я хотел, чтобы народу было на что посмотреть, порадоваться, что одним разбойником меньше стало. Потому как к любому делу с душой подходить надо, вот я и хотел как лучше, а мне – рядом висеть будешь. Обидно, не то слово… Ну, я с горя-то и забыл петлю салом смазать. Лавку выбил, а он, висельник-то, и говорит: то ли задница у меня слишком лёгкая, то ли шея слишком жилистая, а потом как захохочет. Толпа – врассыпную, троих насмерть затоптали. Ну, я, чтобы народ не пугать, за ноги его схватил и повис. Тут-то, конечно, сразу хрустнуло. Вот какие злодеи бывают, а я что… Говорят, мытари больше людей губят, чем палачи, а платят им так же, если не меньше. Мне от этого никакого удовольствия, что скажут, то и делать буду. Вот вас тут сейчас караулю, а всё потому, что мне доверие есть. Есть у варваров поговорка такая «Доверяй, но проверяй», а я уж вдоль и поперёк проверенный. Я даже увечье в голову за общее дело получил. – Говорил уже не Мухор. На столе стояла голова, покрытая синими пятнами, похожими на лишаи, с раскроенным черепом. Голова принадлежала Симу Тарлу, и она поочерёдно обращалась то к загорелой девице, на которой из одежды была только чёрная лента, перекинутая через плечо, то к кавалеру в чёрном камзоле с алыми кружевами на воротнике и рукавах, то к смуглокожему человеку с полотенцем на голове, то к лысому безбородому старикашке в рясе Служителя. – А вот с вами ещё разобраться надо. Мне Щарап про вас ничего не говорила. Врала, выходит? Врала, значит, что один я такой умный. А вы меня с ходу подставили. Вон какое ранение – всего туловища нет. Где руки мои? А ноги где? А всё остальное? Я вас спрашиваю или где?! Попадись мне этот поганец ещё раз!
