Денис Новожилов - Тридевятое царство. Война за трон
Иван-царевич любил этот город не меньше, а то и больше иных его жителей. «Когда-нибудь и город, и все эти снующие по улицам люди – все станет моим», – подумал Иван. Основания для таких мыслей у Ивана имелись самые веские, потому как приходился он князю Владимиру старшим сыном и наследником, за что и называли его все Иваном-царевичем.
– Иванушка, ты не видел Царапку? – Младшая сестрица Аленушка отвлекла брата от государственных мыслей. Она вечно подбирала каких-то зверьков, в основном кошек, и носилась с ними как с писаными торбами. Зверьки взаимностью не отвечали и почему-то у Аленушки долго не заживались, хотя она разве что пылинки с них не сдувала.
– Опять небось помер твой зверек, – отмахнулся от сестры Иван и снова начал смотреть в окно.
– Только не Царапка, пожалуйста, – заплакала Аленушка, – Царапка – хорошая кошечка.
– Ну, может, убежала просто и вернется скоро. – Иван, увидев слезы на лице сестры, поспешил ее утешить.
– Не вернется, – обреченно вздохнула Аленушка, – они никогда не возвращаются.
– Есть у меня средство помочь горю твоему, – напустил на себя таинственности Иван.
– Это как? – Аленка вскочила бочком на окно и села рядом с братом.
– А вот сейчас Серый Волк как раз и должен принести, – снова проговорил загадочным голосом Иван.
– Кого, Иванушка? – изнывала от нетерпения Аленка.
– Зверя! – резко вскликнул Иван и, выпучив глаза, схватил сестру за бок, та взвизгнула и засмеялась. – Заморского зверя, который не убежит и которого случайно не раздавишь.
Зверя этого он заказал знакомому купцу давно, да лишь сегодня купеческая ладья прибыла наконец в порт. Приятель Ивана, которого все в шутку называли Серым Волком – соль шутки была в том, что был Волк не серым вовсе, а очень даже рыжим, да еще и страшно конопатым, – уже давно отправился за гостинцем и скоро должен был вернуться. Наконец они увидели Волка, бегущего вприпрыжку по улице и прижимающего к груди плетеное лукошко. Подбегая к терему, тот помахал Ивану в окне – мол, все в порядке.
– Ну что за зверь, Иванушка, ну скажи! – Аленка вся извелась, нетерпеливо ожидая, пока Волк поднимется по лестнице в горницу.
– Зверь заморский прибыл! – весело гаркнул Волк, заходя в комнату.
Иван рукой решительно отстранил сестру, попытавшуюся заглянуть в лукошко раньше положенного срока.
– Зверь заморский, как будто специально богами создан для тебя, Аленка, – начал торжественно декламировать Иван. – Бегать быстро не умеет, ест мало, и то одну траву, да еще его и не раздавишь так просто, потому как в панцире он родился, что рыцарь тевтонский. Да еще и живут они не один век.
– Зверь заморский ЦУРЛЮПАХ! – Волк торжественно достал существо из лукошка и положил перед Аленкой.
Зверь задумчиво постоял немного и медленно пошел вперед. Аленка придирчиво осматривала животное, склонив голову набок и высунув язык.
– Не годится, – наконец вынесла она вердикт.
Иван с Серым Волком переглянулись.
– Он же совсем не пушистый, – пояснила Аленка, – такой зверь – не интересный.
– Это потому, что он после долгого путешествия, – наконец нашелся Волк.
– Точно, – подхватил Иван. – Если его кормить хорошо и заботиться, цурлюпахи – они о-го-го какими пушистыми становятся.
– Что-то не верится мне, – нараспев протянула Аленка недоверчивым тоном.
– Ты разве не слышала поговорку «Пушистый как цурлюпах»? – широко раскрыв глаза, спросил Иван сестру.
– Не слышала я такой. – Аленка всем своим видом выражала крайнюю степень недоверия.
– Потому что маленькая еще, – осадил ее Иван. – Все купцы так говорят, кто в дальних странах бывает. Из цурлюпахов даже шапки меховые шьют, в Шамаханском царстве такая мода, я слышал.
– Не дам цурлюпаха на шапку, – Аленка схватила зверька в руки и прижала к себе, – я его обогрею, и он будет пушистый-пушистый.
– Только не сразу, – поспешил встрять Волк, – он долго плыл, от дома далеко теперь, ему привыкнуть надо – к зиме распушится, не раньше.
Аленка ускакала в обнимку со зверьком, провожаемая озадаченными взглядами брата и его приятеля.
– К слову, раз уж про купцов зашел разговор – какие новости привез Афанасий?
– Есть новость – уж всем новостям новость, – весело глянул на товарища Волк.
– Ну давай уже, не томи.
– Кощей-то на Тривосьмое царство войной пошел!
– Ого, – Иван ахнул от неожиданности, – он же столько лет в своем царстве сидел, носу наружу не казал, а тут – войной! А если степняки ему в спину ударят?
– Говорят, что и степняки с ним.
– Вот это дела, – произнес Иван изумленно, – Кощей и степняки – вместе… Чего только на свете не бывает!
Иван попытался проскочить мимо стоящего в дверях богатыря, но тот легко поймал его одной рукой.
– Не велено пущать никого. – Верный богатырь Колыван, нахмурив брови, загородил дверь в палаты княжеские своей широкой спиной.
– Ну, Колываша, это же я, батюшка меня, поди, ждет не дождется… – попытался умаслить богатыря Иван.
– Не велено пущать никого, – снова пробасил Колыван, – на то личный княжеский был указ.
– Эх ты, служака, – не обидевшись, проворчал царевич, – приказ дадут лоб расшибить, так ты и расшибешь ведь!
– Даст князь указ лоб расшибить – значит, лоб расшибу, – спокойно согласился Колыван, – а коли дал князь указ не пущать никого, так никого и не пропущу.
Поняв, что ничего от богатыря не добьется, царевич вышел из горницы и спустился с крыльца.
– Не пустили, – услышал он насмешливый голос Волка.
– Ну так ведь Колыван, – развел руками Иван, пояснять не было нужды, нрав богатыря Колывана был всем известен. Иван-царевич к Колывану относился хорошо – он со всеми отцовскими богатырями пытался приятельствовать, – но все же той теплоты, что была у него в отношениях с большой тройкой богатырской, как называли Илью, Алешу и Добрыню, от Колывана было не добиться. Шуток тот не понимал и к службе относился уж очень серьезно.
– Думаешь, и у нас война будет? – с сомнением произнес Серый. – У нас с Кощеем порубежья нету.
– Как же можно в стороне оставаться, когда соседнее царство в такой беде? – удивился Иван. – Да и княгиня Тривосьмого царства Василиса – тетка моя единокровная.
– Не знаю, Ваня, то дела ваши княжеские, мое дело – тебе свое плечо всегда подставить. Мое слово всегда за тебя будет, как и меч мой, да только пока немного то слово стоит, да и меч не то чтобы богатырский.
Разговор их был прерван выбравшимся из княжеского терема боярином Полканом, хозяином княжеского тайного двора, что заведовал сыском и разведкой.
– Дядя Полкан, – набросился на него тут же царевич, – ты все в государстве знаешь; скажи, война будет?
У Полкана была одна отличительная черта, собеседников порой раздражающая, но для человека его должности безусловно полезная. Боярин никогда не отвечал сразу, всегда сначала думал и только потом давал ответ. Для того, кто заведовал тайным двором Тридевятого царства, привычка нужная. Полкан всегда знал много, а говорил мало, Иван-царевич справедливо полагал, что ореол таинственности помогает боярину создать впечатление, будто знает он намного больше, чем было в действительности.
– Это мне неведомо, – наконец ответил Полкан.
– Разве вы с отцом не о Кощее говорили? – удивился Иван.
– Не о нем, – снова подумав, ответил Полкан, – о том вечером большой совет будет.
– Что-то занимает и князя, и хозяина тайного двора больше, чем вторжение Кощея? – еще больше удивился царевич.
– Деньги, – опять подумав, ответил Полкан.
– Как скучно, – протянул Иван, – деньги государству нужны, спору нет, но чтобы накануне таких событий…
– Это не скучные деньги, – в этот раз Полкан ответил гораздо быстрей, чем обычно, Иван даже не успел закончить свою фразу, – это… необычные, странные деньги.
Иван хоть и не прожил годов многих, а впервые видел, чтобы Полкан был чем-то озадачен – видно было, что он даже слова правильного подобрать не может.
– Фальшивые, что ли? – попытался встрять в разговор Волк.
– Если бы, – задумчиво протянул Полкан, снова немного подумав, – впрочем, царевич, вас к вечеру батюшка на совете тоже ждет, как раз про Кощея будет разговор.
Откланявшись, Полкан зашагал к себе в терем, что находился на самой окраине города, «дабы худые люди воплями своими во время дыбы да железа каленого не нарушали сна и покоя горожан добрых», – как однажды услышал Иван.
– Стало быть, пойдем походом на Кощея, – Иван-царевич довольно потер руки и потянулся во весь рост, – и уж кому поход возглавить, как не княжескому сыну.
Он был доволен, что, когда наконец завертелись такие дела государственные, он уже совершеннолетний, – даже отец на совет его зовет. Напал бы Кощей на два года раньше, тот же Полкан его бы даже к терему не подпустил, а теперь разговаривает уважительно.
