Антон Корнилов - Урожденный дворянин
И если Купидон полулежал комфортно раскинувшись, точно копируя позу своего хозяина, Кардинал чувствовал себя в этом зале, казалось, немного неловко, а потому сидел прямо и смотрел в экран ближайшей к нему плазмы. Должно быть, его пригласили в этот зал впервые.
В очередной раз за вечер зазвонил мобильный телефон Елисеева. Ростислав Юлиевич, прежде чем поднять трубку, взглянул на дисплей и насмешливо прокомментировал:
– Так, теперь из фонда «Защитников пострадавших от полицейского произвола»… – после чего приложил телефон к уху и молвил свое:
– Говори.
Он слушал недолго.
– Вы ошибаетесь, если думаете, что вы первыми мне об этом сообщаете, – сказал он, явно перебив звонившего. – В этой травле задействована целая команда, писали, куда только можно. Да… Конечно, провокация. Угрозы? Да, мне угрожали, как же без этого… Что? Вы что, думаете, что я на самом деле способен на подобные деяния? Да… Ничего-ничего, я понимаю, это ваша работа. Ну-ну, не нужно так. Я и не сомневался, что вы воспримете эту гадость, как и должно ее воспринимать… Всего доброго…
Бросив телефон рядом с собой, Ростислав Юлиевич перегнулся через весь диван к стоявшему рядом круглому столику, на зеркальной поверхности которого белели аккуратные и длинные кокаиновые дорожки. Втянув в себя одну дорожку при помощи прозрачной стеклянной трубочки, судя по всему, именно для этой цели и изготовленной, он откинулся, кашлянул… И, не шевельнув головой, повернул в сторону Кардинала невероятно расширившиеся зрачки:
– Угостись! Такого коко-джанго ты нигде не найдешь. Поставляют специально для меня, поэтому – абсолютно без примесей. Чтоб ты понимал, даже Москва, самая что ни на есть элита, нюхает кокос, наполовину аспирином разбодяженный.
– Простите, не хочется, – ответил Мазарин.
Елисеев перевел взгляд на Купидона, уже изготовившегося подняться:
– Действуй. Можно.
Молодой человек вскочил, с хищным всхлипом вынюхал дорожку посредством собственной трубочки, только не стеклянной, а пластиковой, коктейльной. И замер склоненный над столом, точно кокаин мгновенно окаменил его. Елисеев, усмехнувшись, толкнул Купидона ногой. Тот опрокинулся на подушки и тут же обмяк, расплылся в широкой и вялой ухмылке.
Кардиналу хотелось уйти, но хозяин не отпускал его. Вообще, таким Руслан Карлович Елисеева видел впервые. Более того, он впервые получил возможность убедиться, что Елисеев может быть – таким. Лицо Ростислава Юлиевича было теперь бледно, движения – резки и порывисты. Даже речь его изменилась. Обычно Елисеев говорил, словно выкладывал пазл: каждое сказанное им слово ложилось в сознание собеседника точно так, как сам Елисеев и предполагал. Сейчас же Ростислав Юлиевич, кажется, вовсе не следил за тем, что говорил. Мысли, вспыхивавшие в его голове, превращались во фразы сами собой, и текли наружу, не встречая никакого препона на своем пути. Пока что ситуация не выходила за рамки обычного «отдыха», но Мазарин по опыту знал: если человек начинает позволять себе «расслабиться», он будет «расслабляться» все чаще и чаще, пока рано или поздно не потеряет контроль над собой. А чего Кардинал терпеть не мог – так это неконтролируемого поведения, поступков, несогласованных с разумом. Их невозможно «просчитать», эти поступки, и они неизменно приводят к катастрофе. В этот вечер Руслан Карлович прикинул, что пришла пора присматривать себе нового хозяина.
– Что так смотришь? – услышал Мазарин голос Елисеева. – А? Уставился на меня…
Кардинал пожал плечами, не нашедши, что ответить.
– Я сегодня отдыхаю, – произнес Ростислав Юлиевич, широко раскинув руки на спинке дивана. – Пятница! – он усмехнулся. – Время отдохнуть. Сейчас вся страна отдыхает, каждый в меру своих воображения и возможностей. Черт возьми, все-таки иногда приятно побыть, как все. Интересно, в чем соль этого удовольствия?.. Да что ты сидишь как первоклассник за партой? Расслабься! Выпей, если нюхнуть не хочешь. Или… Может, желаешь, кого-нибудь из этих?.. – он обвел подбородком зал. – Тебе, Купидон, не предлагаю, потому что после твоих упражнений… товар теряет ликвидность.
– Благодарю, – сказал Кардинал. – Мне… не хочется.
– Очень плохо, что не хочется, – неожиданно высказался Елисеев. – Надо, чтобы хотелось. Скучный ты человек, Кардинал. Да и вообще… все скучные. Врешь ты, что тебе не хочется. Хочется, как и всем остальным. Не этого, так другого. Просто боитесь вы воплощать в жизнь свои желания. Скучное лупоглазое племя куриц и баранов… – выдохнул в нечистый гомонящий воздух зала Ростислав Юлиевич. – Потому и держу при себе Купидона, что он хоть чем-то отличается от всех вас. С ним интересно, понимаешь? Хотя… он больше животное, чем человек. Так ведь, Купидоша?
Купидон улыбнулся.
– Как скажете, – прищурившись, ответил он.
Елисеев уничтожил еще одну дорожку, вытер пальцем остатки белого порошка под носом, облизал палец.
– Богатыри не мы… – забормотал он, уставившись прямо перед собой, – богатыри немы… Молчат богатыри. Или не осталось их вовсе. Этот твой парнишка, Кардинал… – взгляд Ростислава Юлиевича вновь стал подвижным. – Олег Гай Трегрей. Вот с кем бы я познакомился с удовольствием. Жаль, ты так мало знаешь о нем. Но и того, что знаешь, достаточно, чтобы понять – он не остановится, пойдет до конца. Великая редкость в наше время – подобная решимость! Подобная сила… Он не такой, как все, этот Олег Гай Трегрей. Послушай… А, может быть, он уже сейчас направляется к Елисеевке? Чтобы, значит, сокрушить злодея и вырвать из его лап деву-красу… которая, сука такая, и проболталась о своем нынешнем местонахождении… А?
– Это было бы крайне неосмотрительно с его стороны, – сказал Мазарин. – В Елисеевке столько охраны, что даже взвод ОМОНа ее приступом не возьмет. Хотя действия этого Трегрея трудно предугадать, поскольку он и в самом деле отличается от остальных, все-таки… Насколько я могу судить, он человек разумный, и на безрассудные поступки не способен.
– Насколько ты можешь судить, – выделил Елисеев. – Безрассудные поступки, достигающие цели, называются постфактум великими деяниями. На которые племя куриц и баранов не способно… Знаешь что?.. Где сейчас Борман и его люди?
– В деревне.
– Ну да, как же я забыл, сегодня пятница, и все уважающие себя личности заливают бельма. Позвони Борману, вели ему подъехать к дороге… скажем, у леса. И встать так, чтобы их со стороны нельзя было увидеть. Если и правда парень таков, как я надеюсь, можно предположить, что он таки попытается сюда проникнуть. Пусть Борман его перехватит и доставит ко мне – целехоньким. Только… пусть помнет малость для отстрастки. Малость, это внятно объясни. Калечить не надо. Несколько раз по почкам – и в наручники. Чтобы не дергался. И сразу ко мне. Понял? Звони Борману.
Кардинал взялся за телефон, и тут же зазвонил мобильник Елисеева.
– Ого! – посмотрев на дисплей, поднял брови Ростислав Юлиевич. – Это уже серьезно. Из самой Москвы звонят. Из следственного комитета.
Он взял трубку и, вместо традиционного: «говори», произнес следующее:
– Привет, папа!
Кардинал в это время вполголоса отдавал распоряжения, согнувшись в три погибели, чтобы ему не мешал шум.
– Ничего страшного, папа… – говорил между тем Елисеев-младший. – Какой-то правдоруб-энтузиаст, шизофреник, которому теория заговора покоя не дает… Конечно, разберусь… Ты же знаешь, что я ничего такого не мог… Как? – Ростислав Юлиевич вдруг рассмеялся. – Ну, во всяком случае, все эти россказни сильно преувеличены… Да… Да… А что он сможет сделать? Что?.. Ну, если только напрямую к президенту прорвется, только кто ж его туда пустит… Да что бумажки? Ты вот, например, будешь давать ход его заявлению?.. Вот и другие тоже… Да, буду осторожнее. Как у вас с мамой дела? Как ее диабет? Я, возможно, под Новый год вас навещу… Не будет в Москве? А где вы планируете праздновать? Так и я с вами там же…
Закончив разговор, Ростислав Юлиевич принял еще одну дозу «коко-джанго» и окинул похолодевшим взглядом зал.
– Афинские ночи… – негромко произнес он. – Деметра и Дионис… Как Борман, Кардинал? Не наклюкался еще до чертей? Соображать может?
– Сейчас еще рано, – рассудительно ответил Мазарин. – Он и его люди относительно трезвы.
– Вот и славно, – сказал Елисеев. – Слушай, а ты конечно, оружия с собой не носишь? – почти без вопросительной интонации в голосе осведомился он.
– Никогда не имел такой привычки.
– Я так и думал, – проговорил Ростислав Юлиевич и вдруг соскочил с дивана и протянул пустую ладонь Купидону. Тот сразу понял, что от него ждут. Изогнувшись, вытащил сзади, из-за пояса, револьвер и отдал его хозяину.
– Пойдем-ка, Кардинал, – проговорил Ростислав Юлиевич, пряча револьвер в карман халата, – я тебе кое-что хотел показать, да забыл… А ты, Купидон, здесь побудь. Только не чуди очень-то…
