Анна Мистунина - Пути непроглядные
– Довольно, – оборвал его Каллах.
– Он оскорбил честь богини, – заметил юноша с рубином, и бородач тут же вставил, издевательски кривясь:
– О да, Нех, твою честь! Непорочная наша!
Нехневен стремительно обернулась к нему, точно, как сделала бы Игре:
– Заткнись, или я тебя убью!
– Я умру при конце миров, – безразлично произнес бородач и принялся внимательно рассматривать свои гениталии. – Но попробуй, Великая. В прошлый раз мне понравилось, а тебе?
Каллах вздохнул:
– Мы можем хотя бы сейчас удержаться от свары?
– Я говорил, не подумав, – сказал Рольван, о котором уже почти забыли. – Я был тогда очень зол, и… я прошу прощения.
Каллах поддержал его:
– Кроме того, он вступался за честь твоей Избранной, Нех. Ты должна это учитывать.
– Поэтому он и здесь, – огрызнулась богиня.
– Обычай гостеприимства одинаков для богов и людей, – продолжил Каллах. – Раздели с нами чашу вина, человек Рольван, и мы побеседуем о твоем деле.
Отведавший пищи и напитков в ином мире забудет сам себя и никогда не уже вернется назад – вспомнил Рольван. Учтиво поклонился и ответил:
– С радостью.
Великие воины прежних времен, герои песен и легенд почитали величайшей наградой оказаться когда-нибудь за столом богов. Об этом мечтали, ради этого без страха шли в бой и умирали в надежде удостоиться этой чести. Рольван ничего подобного не желал ни в коем случае, но именно он сидел теперь за гигантским столом, чья каменная поверхность больше всего напоминала серый камень стоячих камней и жертвенников в Лиандарсе и носила следы многих веков прикосновений и ударов, разлитого вина и жира от пищи, крови и свечного воска. Под ним была дубовая скамья со спинкой, правый его локоть касался локтя Каллаха, а слева – Рольван отодвинулся, насколько мог – устроился голый бородач. В ногах лежал призрачный пес. От его тела исходил холод, как от ледяной глыбы. Каллах то и дело клал перед ним большие куски мяса, которые тот съедал вместе с костями. Зубы у него были внушительные.
Прямо перед ними на блюде лежал целиком зажаренный вепрь, и ножи для отрезания мяса, и пшеничные лепешки, и яблоки. В руках у Рольвана был рог с терпким золотистым медом, торжественно поднесенный Каллахом. Вокруг были боги и богини, они пели и смеялись, спорили и играли. Им не было никакого дела ни до случайно затесавшегося среди них человека, ни даже друг до друга, кроме тех, кто собирался в компании вроде встретившей его и теперь сидевшей вокруг него тесной группой, на время позабыв раздоры и с удовольствием взявшись за еду.
В их облике и манерах не было ничего такого, что по-настоящему отличало бы их от людей – если только не считать божественным невероятный аппетит карлика, уничтожившего вместе с костями уже третьего подряд каплуна и поглотившего целую бочку меда. Или таланты бородача: откинувшись на спинку скамьи и сложив на круглом животе руки, он нарезал мясо и отправлял его в рот при помощи одного только взгляда и ножа с костяной рукоятью. Нож послушно отрезал кусок за куском, подцеплял их кончиком кривого лезвия и подносил ко рту бородача. Тот довольно щурился и громко жевал, по усам и бороде тек жир. Вот откуда-то из-под стола появился окованный серебром рог такой величины, что невозможно было догадаться, какому животному он принадлежал. Бородач разинул рот – желтые зубы заблестели от свечей, – и рог опрокинулся прямо к нему в глотку, но через мгновение уже снова был полон.
Заметив, что Рольван за ним наблюдает, бородач подмигнул.
– Неиссякаемый, – сообщил он, кивая на рог, – как мощь моих чресл. Отведаешь?
Боясь предположить, что именно ему предложено отведать, Рольван поспешно замотал головой:
– Нет, благодарю.
Голый бородач довольно захохотал:
– Испугался, ха! Отведай вина из моего рога, гость, а силу моих чресл изведаешь после!
– Не отказывайся, – негромко посоветовал Каллах. – Этим ты его обидишь.
Тогда Рольван протянул руку и взял рог, оказавшийся очень тяжелым. Вино в нем отдавало смолой, как только что разлитое из бочки, и было очень крепким, так что по всему телу как будто прокатился огненный шар.
– Как называют тебя там, откуда ты пришел? – спросил бородач.
По его необычной серьезности стало ясно, что происходит ритуал, поэтому Рольван ответил, хоть и не сомневался – боги знают о нем все, что только хотят знать:
– В Лиандарсе меня называют Рольваном Кронаном.
– А меня называют Хлюдином, и Вили, и Харвуи, и Самилданахом, и еще многими именами в трижды тридцати мирах, а в твоем зовут Лафадом. Ты пил из моего рога и назовешься моим другом. Я наполню силой твои чресла и скрашу весельем твою смерть. А что дашь мне ты?
Рольван оглянулся на Каллаха. Тот кивнул ободряюще.
– Свою благодарность, – с запинкой ответил Рольван. – И силу своего меча, если она тебе понадобится.
Бог осклабился:
– А жертвы?
– Этого я дать не могу, моя верность принадлежит другому, – он понял вдруг, что все, и юноша со своими неразлучными подругами, и карлик, и Нехневен, все замолчали и смотрят на него. С ощущением стояния над краем пропасти сказал: – Но своей дружбой я волен распоряжаться сам и готов предложить ее тебе, если только это не слишком презренный дар.
– А ты мне нравишься! – воскликнул бородач Лафад. – Пей еще, скрепим наш союз!
Остальные боги вернулись к своим разговорам, и Рольван понял, что выдержал испытание. Одно из испытаний – сколько еще их предстоит? Вино Лафада ударило ему в голову, и он поспешно вернул рог.
– Значит, ты Лафад? И это в твое имя они там пляшут и…
Его собеседник расхохотался:
– И совокупляются! Они празднуют во имя плодородия и начала осени, а я только лишь все это олицетворяю для них! Ну и себе беру немного, не сомневайся, – он сунул руки под стол, и Рольван отвернулся, спешно решив отрезать себе еще мяса.
Каллах улыбался.
– Ты приобрел могущественного союзника, человек Рольван, – сказал он. – Я рад этому.
– Почему? Мне казалось… если бы я знал, что попаду сюда, я бы не рассчитывал на радушный прием. Это было бы справедливо.
– Богам не свойственна справедливость, запомни это. Но у нас есть свои Правила, очень древние. Иногда они меняются, а иногда бывает так, что мы их нарушаем. И всегда за это расплачиваемся.
– Кто же их устанавливает?
Бог покачал головой:
– Мы о нем не говорим.
– Потому что не знаем, – вставил Лафад.
– Кое-кто знает, из родившихся раньше. Но и они не говорят.
– Но откуда тогда вам знать об этих Правилах? – Рольван наконец поверил, что всерьез ведет этот невероятный разговор, и в нем против воли разгоралось любопытство. Остальные боги не вмешивались, и непонятно было, слушают ли они. – И как все это относится ко мне?
– Относится самым прямым образом, потому что вскоре мы собираемся нарушить одно из Правил в отношении тебя. Не ради тебя самого, конечно, и многие до сих пор были против. Теперь… время решать, друзья.
Последние слова Каллаха были обращены к богам. Вся компания переглянулась. Первым заверещал карлик:
– Нет и нет! Я против, был против, буду против, всегда, всегда, всегда! Это омерзительно, это…
– Заткнись, – велела ему Нехневен, но карлик не унялся:
– А что это ты мне указываешь, а? Кто ты такая, а?
– Я тебя сейчас сам заткну! – рявкнул вдруг Лафад, и карлик сразу закрыл рот. Лафад заговорщицки подмигнул Рольвану: – Я поддерживаю друга, пившего из моего рога!
– Хорошо, – сказал Каллах. – Айсы?
Девушки-птицы обменялись взглядами поверх головы сидящего между ними юноши с рубином. Рольван впервые услышал их голоса, прозвучавшие, как один:
– Нет. Он нам не нравится. А ты, Юкулькальви?
Бог с непроизносимым именем обнял обеих за талии. Брезгливой насмешливости на его лице стало еще больше, чем обычно:
– Простите, любимые. Он ничтожество, как они все, но я – за. Тут будет над чем посмеяться!
Айсы обиженно надули губы, и Юкулькальви принялся целовать одну, потом вторую. Вороны на их плечах захлопали крыльями, недовольно закаркали, и вся троица рассмеялась. Каллах хмыкнул.
– Поровну, Нех, – сказал он. – Решать тебе.
Она очень походила на Игре, особенно сейчас, когда сидела по левую руку от Лафада и, чуть наклонившись вперед, смотрела так же – с недоверчивым волчьим прищуром. Из прически выскочил непослушный локон, рыжим завитком лег на щеку. У Рольвана что-то зашевелилось в груди, как будто змея, вышедшая из спячки, стала извиваться и проситься наружу. Он увидел, как бесстыдно подмигивает и корчит рожи Лафад, и опустил глаза.
– Было бы лучше, если бы они оба не вернулись, – сказала Нехневен. – Моя Избранная собирается принять решение, которого я не одобряю. Но мы сами выковали ее волю, она теперь крепче железа. Правильно ли будет ее ломать?
