Джо Аберкромби - Полвойны
Но сумел лишь просипеть:
– Айе. Я собой не горжусь.
– Как и я. – Она отбросила молот, и когда он перехватил ее взгляд, в нем не было злости. Грусть. И даже вина.
Он уже начал надеяться: быть может, это знак ее прощения, как вдруг она сказала:
– Я легла с другим.
Некоторое время он не мог уловить смысл ее слов, а когда все-таки понял, пожалел об этом. И до боли в кулаке сжал эльфий браслет, не вынимая из кармана.
– Ты… С кем?..
– Какая разница? Дело не в нем.
Он стоял и смотрел на нее, внезапно вскипев от ярости. Он чувстовал себя ужаленным исподтишка. Опороченным. И понимал, что притязать на ревность не вправе, и от этого становилось лишь гаже.
– Думаешь, я рад это слышать?
Она заколебалась, на перепутье между виной и гневом.
– Надеюсь, тебе это слышать ненавистно.
– Тогда зачем ты так поступила?
И гнев победил.
– Да потому, что я без тебя не могла, самодовольный ты хер! – гаркнула она. – Не все в мире крутится вокруг твоих огроменных способностей, твоего охрененно важного выбора и твоего блистательного, да провались оно, будущего. – Она ткнула пальцем ему в грудь. – Мне нужно было только одно, один раз – а ты выбрал уйти от меня! – Она повернулась спиной. – Если ты снова выберешь уйти от меня, никто не заплачет.
Перестук молота гнал его вверх по ступеням. Назад во двор Мыса Бейла, к войне, к смрадной копоти мертвых.
44. Яма
От тяжелой работы раскалывалась спина, ныла грудь. Давным-давно ломаная рука и рука, обожженная совсем недавно, грызли Рэйта каждая на свой лад. Он уже перелопатил грязи на добрых десять могил, не нашел и намека на Рэкки, но копал дальше и не хотел останавливаться.
Раньше его всегда поедала тоска при мысли: что же брат без него будет делать? Ни разу не случалось задумываться: что же он будет делать без брата? Вероятно, в действительности Рэйт не был тем из двух, который сильней.
Штык поднять, штык воткнуть, размеренные глухие тычки, лопата входит в почву, и неуклонно растут кучи земли по бокам. Пока идет работа, случай задуматься ему не грозит.
– Ищешь клад?
Долговязая девица стояла, руки в боки, над выступом ямы, загораживая Матерь Солнце. На невыбритой половине волос искрилось серебро и золото. Последняя личность, на кого он надеялся здесь наткнуться. Но так с надеждами и бывает.
– Раскапываю тело моего брата.
– Какая в нем теперь ценность?
– Для меня ценность есть. – Он отшвырнул землю так, чтобы засыпать ей сапоги, но Колючка Бату была не из тех, кого отпугнет щепотка грязи.
– Ты ни за что его не найдешь. А если найдешь – что тогда?
– Сложу как надо погребальный костер, как надо сожгу и как положено похороню.
– Королева Скара надумала как положено похоронить Яркого Йиллинга. Говорит, надо быть великодушной к врагам.
– И что?
– Я переломила надвое его меч и зарыла его. А тушу разрубила на части и бросила воронам на расклев. Считаю, он и это-то великодушие не заслуживал.
У Рэйта запершило в горле.
– Не люблю я рассуждать о том, что люди заслуживают.
– Мертвым, парень, уже не поможешь. – Колючка пальцем зажала ноздрю, а из второй высморкнула длинную соплю на Рэйтовы раскопки. – Можно только взыскать должок с живых. Поутру я отплываю в Скегенхаус. Взыскать с Верховного короля должок за моего мужа.
– И какую цену ты примешь в уплату?
– Для начала – сойдемся на его голове! – рявкнула Колючка, с искаженных губ слетела слюна.
Честно говоря, ее свирепость немного пугала. А совсем честно – бешено поднимала дух.
Напоминала его собственную свирепость. Напоминала то простецкое время, когда было ясно, кто он. Когда было ясно, где враги, и все, что хотелось от жизни – поубивать их.
– Неплохо бы взять тебя с собой, ты как? – произнесла Колючка.
– По-моему, я не слишком тебе по душе.
– По-моему, ты – кровожадный кобелюка. – Она носком сапога скатила в яму камень. – Именно такого я и ищу.
Рэйт облизнул губы. В нем уже занималось былое пламя, словно он оказался сухим трутом, а Колючка – кресалом.
Она права. Рэкки погиб, и, сколь ни копай, этим ему не поможешь.
Он всадил лопату в мясистую почву.
– Я с тобой.
Скара заметно переменилась. Или, может статься, менялась она постепенно, а он заметил это только сейчас.
Она отказалась от кольчуги и стала менее походить на Ашенлир на огромном полотне сзади себя. Но длинный кинжал она по-прежнему носила на поясе, как носила и обручье с красным камнем, что Бейл Строитель надевал в сражении. И меч, что изготовила Рин, тоже при ней. Только с мечом на месте Рэйта преклоняет колено какой-то мальчишка из беженцев со спаленных хуторов.
Сейчас она – настоящая королева, окруженная умудренными советниками. Синий Дженнер не растерял разбойничьих повадок, но зато подровнял жидкие волосы, коротко постриг бороду, раздобыл богатый меховой камзол и водрузил на него золотую цепь. Ауд со времен ученичества у матери Скейр сбросила вес и прибавила в чопорности. Ее заострившееся лицо недовольно насупилось, когда Рэйт прокрался в палату аудиенций, с трофейным шлемом под локтем.
Скара посмотрела на него сверху вниз. Подбородок вскинут, плечи отведены назад, осанка прямее стрелы. Великий престол Бейла для нее как родной, а надменностью она не уступит и Лайтлин. Неужели эта девушка делила с ним постель всего несколько дней назад? Неужели по шрамам на спине пробегали ее пальцы? Неужели ухо щекотал ее шепот? Сейчас все это казалось сновидением. Может, сновидением и было?
Он нерешительно поклонился. Дурак дураком, но куда деваться?
– Я, э-эм, тут думал о…
– «Государыня» было бы подобающим обращением, – заметила мать Ауд, и Скара не стала ее поправлять.
Рэйт поморщился.
– Государыня… мне предложили место в команде Колючки Бату. Вместе с ними возглавить нападение на Скегенхаус.
– Ты надумал принять его? – спросил Дженнер, распушив кустистые брови.
Рэйт заставил себя посмотреть Скаре прямо в глаза. Словно они тут только вдвоем. Как мужчина и женщина, а не убийца и королева.
– Только если вы сможете меня отпустить.
Возможно, на лице ее промелькнул отголосок затаенной боли.
Возможно, ему просто хотелось это увидеть. Так или иначе, голос был гладок, подобно стеклу:
– Ты ванстерец. Ты никогда мне не присягал. Ты волен идти.
– Я должен идти, – произнес Рэйт. – Ради моего брата.
В груди у него закололо – он отдал сердце надежде, что она ответит: Нет, останься, ты нужен мне, я люблю тебя…
Но Скара только кивнула:
– Тогда мы благодарим тебя за верную службу. – Рэйт не совладал с собой, щека дернулась. Верную службу – вот и все, что он ей дал. Как обыкновенный пес. – Нам очень сильно будет тебя не хватать.
Он попытался прочесть по ее лицу, будет ли ей его не хватать хоть немного, но лицо стало маской. Он бросил взгляд назад и увидел посланницу князя Калейвского. Женщина нетерпеливо мяла в руках меховую шапку в ожидании приема.
Мать Ауд вперилась властным взглядом:
– Что-нибудь еще?
Само собой, она отчасти догадывалась о том, что у них было, и теперь служительнице неймется скорее помахать ему на прощанье. Рэйт ее не винил.
Он повернулся, плечи поникли. Знать, сам себя перехитрил по итогу. Раньше его судьбой руководил единственный интерес – почаще раздалбливать головы людям. Со Скарой он одним глазком взглянул на что-то большее в жизни, а теперь променял это на возмездие, которого даже не хочет.
Синий Дженнер догнал его в дверях.
– Отправляйся и сделай все, что надо. А здесь тебе всегда отыщется местечко.
Рэйт в этом не был уверен.
– Скажи, старче… если некто понаделал злых дел… пропащий ли он злодей после этого?
Дженнер изумился:
– Хотел бы я, мальчуган, знать ответ. Но скажу тебе одно – вчерашний день уже не изменишь. Можно только стараться не ошибиться завтра.
– Айе, наверное, так. – Захотелось обнять старого разбойника на прощание, но с золотой цепью тот выглядел чересчур уж сиятельно. Поэтому Рэйт довольствовался неуклюжей ухмылкой – куда-то в сторону своих грязных от рытья сапог – и был таков.
45. Ум и сердце
Рассвет выдался ясным и зябким, и выдохи Скары, а с нею выдохи Лайтлин, и выдохи Друина, и стражников, и рабов, и зевак соединились и потихоньку расползались дымкой, пока собравшиеся глядели вниз со спуска, ведущего в гавань.
Король Атиль стал пеплом, король Друин еще мал, поэтому вести флот в Скегенхаус, вершить воздаяние Верховному королю, выпало отцу Ярви. Тропа Отче Мира не увела молодого служителя Гетланда от несения наряду с каждым из воинов тягот Матери Войны.
Как только Матерь Солнце показалась над мрачными стенами Мыса Бейла, от дюжин носовых чудищ отделились длинные тени. Корабли стояли точно в ряд, как на торжественном смотре, каждый гребец спокоен и собран. Отец Ярви с каменным лицом взмахнул рукой королеве Лайтлин, потом его чистый, звучный глас прозвенел над сонной бухтой, и, будто все сотни мужей обладали единым телом и разумом, корабли начали отходить.
